Корона двух королей (СИ) - Соболевская Анастасия. Страница 25

Эти слова прозвучали для Согейра звонкой оплеухой. Он захотел ударить принцессу, и она это заметила.

— Сказать, что ты выберешь? — сказала Вечера, глядя на него злыми умными глазами.

— Я лучше перережу себе глотку, чем предам короля.

— Но ты его не любишь так, как любил моего отца.

И это была правда.

— Да, вы правы, — сдался Согейр. — Но, в отличие от многих, я не смешиваю преданность с любовью. Король Осе — не ваш покойный отец, это так. Король Эдгар был великим человеком, лучшим из тех, кого я знал, и я скорбел о нём так же, как когда умер мой отец, но я поклялся защищать весь королевский род, и буду следовать этой клятве всегда. Можете не верить, но я отдам свою жизнь за любого из Роксбургов, если это понадобится.

— Хорошо, — кивнула принцесса.

Легат почувствовал себя обманутым.

— Это была проверка?

— Мне нужны люди, которым я могу доверять, — пожала плечами Вечера и прищурилась. — Ты когда-нибудь бывал в Мраморной долине?

— Нет. Я был только на окраине долины реки Дёрн, близ озера.

— Тогда представь себе дома с золочёными оконными ставнями, с крышами, украшенными янтарём, с улицами из мрамора — именно так выглядят обычные улицы у Эквинского замка. Красивая картина, правда? А рынки? Я за год не смогла сосчитать, сколько там торговых площадей, — куда ни глянь, везде идут торги. Жемчуг, шёлк, самоцветы, драгоценности, мраморные плиты, кони, рабы — золото буквально липнет к рукам торговцев долины, а в их голосах слышится звон золотых монет, и все как один говорят о политике. Когда перестают пересчитывать деньги, разумеется. Все эти торговцы на словах самые преданные подданные короля с тех пор, как граф Ферро выдал младшую дочку за моего отца, но на самом деле, чтобы ты знал, им на него наплевать, лишь бы не останавливался круговорот денег в их кошельках. Перекладывать монеты из сундука в сундук им больше по душе, чем тратить их на оружие, тем более брать в руки мечи для защиты кого-то, кто просиживает штаны на далёком востоке.

— Война коснётся и этих мест, если войско Теабрана решит перекрыть выход к торговому пути.

— Не коснётся. Кто будет рубить сук, на котором сидит?

— Не понял? — Согейр озадаченно посмотрел на принцессу.

— О, Согейр, ты же не думаешь, что весь этот год я только и делала, что читала, сидя на солнечной веранде? В Эквинском замке полно длинных языков, готовых выложить интереснейшую информацию за определённые деньги. В отличие от тебя, в долине мало кому близко понятие преданности. Там всё продается и покупается. Так я узнала, что Ложный король хранит деньги в местных банках. Можешь спросить Марция. Ты отправлял его сопровождать обоз с золотыми слитками и солью, он подтвердит.

— Теабран хранит в долине своё золото?!

Вечера пожала плечами.

— По крайней мере, часть. И это неофициально, как ты понимаешь. На деле ты не найдёшь ни одной бумажки, подтверждающей, что в каком-то банке хранится хотя бы одна монета с лилией. Поэтому ты понимаешь, что на западные земли его войска никогда не нападут?

— Банкиры долины неплохо устроились.

— В абсолютной безопасности.

— Король должен узнать.

— Само собой. Я же купила эту информацию, будет глупо ею не поделиться.

— И вы не боитесь, что это отбросит тень на вашего деда?

— Теабран не дурак, чтобы хранить своё золото в банке тестя своего соперника. В городе много частных банков, и, к сожалению, мой осведомитель не знает, в каком именно он хранит свои деньги. Но я узнаю.

Вечера какое-то время молча смотрела на него, будто изучая. Согейру очень не нравился её взгляд. Что в ней нашёл его сын, для него становилось всё большей загадкой.

— Предлагаю тебе, наконец, задать мне этот вопрос, — почти приказала Вечера.

— Какой?

— Тот, что жжёт тебе язык с того момента, как мы встретились. О брате. Или ты уже всё для себя решил?

— Не думаю, что мой вопрос будет уместен.

— Уместен здесь?

— Где бы то ни было.

Она прыснула смехом.

— В Эквинском замке, когда я туда только прибыла, первый вопрос, что мне задал Оллан, был о Киране и нашем с ним бое. Дня не проходило, чтобы я не слышала шёпот у себя за спиной — как получилось, что я его ранила? Весь год, изо дня в день любой, от Ваноры до слуг, считал своим долгом обсудить его смерть, когда думал, что я не слышу. Я знаю, ты тоже меня винишь.

— Это не так, — Согейр поспешил возразить.

— Тогда почему я вижу в твоих глазах упрёк?

— Может быть, потому, что вы сбежали в горы ночью одна и подвергли себя опасности?

Где-то совсем близко завыл волк. Вечера и Согейр тревожно обернулись в поисках источника звука. Но, похоже, опасности не было.

— Осе вполне мог бы тебе заплатить за то, чтобы ты меня здесь бросил, сложись ситуация иначе.

— Король не желает вам смерти.

— Иначе ты, несомненно, был бы первым, кого бы он поставил об этом в известность.

— Чего вы от меня хотите? — не выдержал Согейр.

— Я просто хочу, чтобы на меня прекратили смотреть как на вероломную убийцу.

На том они и закончили, не желая более разговаривать друг с другом.

Когда первые солнечные лучи окрасили небо над Долиной королей в приглушённый розовый цвет, Согейр разбудил Ревущего и Велиборку. Вечера отрицала, что уснула, и Согейр меньше всего хотел с ней спорить. Она выглядела уставшей и растерянной, совсем непохожей на ту девушку, что недавно пыталась залезть ему под кожу.

Её белое лицо, будто по её венам тёк жидкий жемчуг, а не кровь, обладало правильными чертами королевы Суаве и острыми скулами Роксбургов. От природы волнистые, иссиня-чёрные, как у отца, волосы были стянуты в тугую косу, а серые глаза напоминали блестящий, с радужными переливами лабрадор. Даже недолюбливая Вечеру, Согейр признавал, что она, безусловно, обладала красотой, которая всё же обещала расцвести ещё пышнее с возрастом. Такая внешность, как у неё, во все времена являлась излюбленным лакомством для поэтов всех сословий. Благодаря их щедрым метафорам, описывающим лицо и непростой характер принцессы, её уже окрестили Алмазным Эдельвейсом, сделав её символом красоты, но красоты холодной. Принцесса Ясна, впрочем, не понимала истинного значения этого прозвища и страшно завидовала сестре. Её саму крайне задевало то, что о ней писали как о Ягнёнке или Жемчужном Скворце, она искренне полагала, что подобные сравнения не достойны наследницы трона. Но Согейр был абсолютно согласен с обоими сравнениями.

Они молча собрали вещи, затушили костёр и отправились в путь. Идти до склепа Кирана нужно было около получаса. Согейр аккуратно обходил коварные тропы, которые выглядели ненадёжными и могли не выдержать вес Ревущего и Велиборки. Вечера за всю дорогу не проронила ни слова и послушно вела кобылу позади. Такой она нравилась легату гораздо больше.

Склеп принца оказался на продуваемом всеми ветрами склоне в нескольких метрах от обрыва, к которому примыкала довольно широкая дорожка, поросшая серой травой. Как и писала королева, рядом из скалы рос альмион, раскинувший в стороны корявые сухие ветки, под которыми укрылась дверь из чёрного обсидиана. Принц за свои шестнадцать лет ничего сделать ещё не успел, поэтому дверь украшал только его профиль на фоне бычьей морды и его имя на языке ангенорских рун.

— Уйди, — сказала Вечера, обращаясь к легату, но на него не глядя. — Я должна побыть одна.

Согейр отвёл Ревущего в сторону на несколько метров за огромный серый валун.

Может быть, из любопытства, может быть, из страха, что принцесса что-нибудь натворит, легат поглядывал на неё из укрытия, но ничего особенного не замечал. Вечера спрыгнула с Велиборки и просто стояла у каменной двери. Около метра отделяло её от тела погибшего брата. Она ничего не делала, просто молча смотрела на камень.

Она стояла так долго, что Ревущий уже начал нервно мотать головой.

— Тихо-тихо, — шёпотом успокаивал его Согейр. — Мы скоро пойдём.