Корона двух королей (СИ) - Соболевская Анастасия. Страница 50

— Нападай.

— Лучше уступлю вам…

Он не успел договорить, как её ксифос едва не рубанул ему по уху. Похоже, уступать ей победу сегодня не придётся.

За год Вечера стала ловчее, это следовало признать. На секунду Марций даже растерялся, но только на секунду, и в этот момент в его голову полетел глиняный сосуд. Воин увернулся, и посуда разлетелась на черепки, ударившись о стену загона. Вечера применила пару приёмов, которые Марций с ней никогда не отрабатывал, но успел отбить оба. Вечера била сильнее, чем год назад, и яростно наносила удар за ударом, не давая ему перевести дыхание. Когда ему почти удалось загнать её в угол, она едва не пырнула его в живот, но успела лишь поцарапать лезвием кирасу. Малочисленная публика, оторванная от своих привычных дел, наблюдала за происходящим, и многим даже показалось, что драка идёт на полном серьёзе. Так показалось и Марцию, который вынужден был отражать шквал хаотичных ударов, разящих его отовсюду. Ему вспомнился его последний бой с баладжерами, когда он чуть не погиб, и едва успел убрать ногу, прежде чем лезвие принцессы полоснуло его по колену. Хватит! Марций пошёл в наступление. Учебный бой перестал быть игрой, и он должен был его прекратить. Вечера не ожидала стихийной атаки. Переход, несколько сильных ударов — и ксифос принцессы полетел в сторону. Она схватила камень и запустила им в воина. Камень угодил Марцию в плечо, но он даже не почувствовал боли.

— Принцесса?! — Эвдонец откинул свой меч и перешёл в рукопашную. Драться безоружной Вечера по-прежнему не умела. Марцию понадобилось всего несколько секунд, чтобы с силой обхватить брыкающуюся девицу и заломить ей руку за спину. Раздался страшный крик. То ли кричала Вечера, то ли кто-то в толпе, Марций так и не понял, но зеваки в ту же секунду растворились в воздухе. Вечера вырывалась, как дикая лиса.

— Что с вами?

— Пусти!! — вопила Вечера.

Марций поднял её над землёй и потащил в сторону.

— Нет!!

— Принцесса?!

Но Вечера его не слышала и не видела ничего вокруг, будто всё пространство вдруг затянуло мутной пеленой. Марций ослабил хватку и почти не держал Вечеру, но все её мышцы будто оцепенели.

Недалеко кирасир заметил бочки с водой. Эта пара секунд, что он тащил принцессу к ним, показалась ему вечностью. Марций отпустил Вечеру, схватил полное ведро и окатил её водой. Она тут же замолчала и застыла.

— Что происходит?! — тряхнул он её, будто пытаясь разбудить. — Что случилось?

Вечера тяжело дышала, и её глаза были как две Змеиные ямы, где только мрак и ужас, а лицо — испуганное и белое. Марций медленно убрал руки с её плеч, и Вечера осела на землю. Эвдонец сел рядом. Если бы он знал, чем закончится этот бой, он бы сразу выбил у неё меч и выбросил свой.

— Что это было? — осторожно спросил он, не двигаясь с места и внимательно глядя ей в лицо, будто ища подсказку.

Она медлила с ответом и вытиралась мокрыми руками. На красивом лице Вечеры ясно читалась растерянность. Марций уже видел её такой — в день, когда погиб её брат. Глаза её прояснились, но она всё молчала.

— С вами всё в порядке? — спросил он.

Она отжимала мокрую косу и по-прежнему не глядела на него.

— Никогда больше меня так не хватай, — сказала она. — Никогда.

— Я вас напугал?

Вечера медленно встала. Её движения были неловкими и какими-то больными.

— Я ничего не боюсь, — сказала она, нашла свой меч и вставила в ножны. — И никого.

ГЛАВА 16

Чернильная Рука

У графа южных земель была масса прозвищ, данных ему как друзьями, так и врагами, что самому графу, несомненно, льстило. Ранним его прозвал отец, когда, едва отпраздновав пятнадцатый день рождения, Эрнан сочетался браком со старшей дочерью графа Мраморной долины, которая была старше его на три года. Прозвище Зверь он получил, когда в девятнадцать разбил армию захватчиков с Эвдона, а Чернильной Рукой его начали звать, когда за сутки до подписания мирного договора с Шеноем Эрнан распорядился при помощи «Чёрной Капитолины» возобновить тайные перевозки беженцев с острова, чем перечеркнул благие намерения Шенойской Паучихи прийти с соседями к соглашению.

Внешне граф был достаточно недурен собой, однако тот, кто не видел его в юные годы, редко мог усомниться в том, что в детстве Эрнан был весьма некрасивым ребёнком. Ему ещё не было и сорока, но его смуглое лицо уже было облагорожено глубокими бороздами морщинок — следами его неизменной улыбки, а длинные чёрные волосы служили прекрасным контрастом его сине-зелёным глазам. Остальные графы Ангенора считали улыбчивого кантамбрийца пылью у себя под ногами. Во-первых, потому что его владения, ограниченные цепью гор Ла Верн, вот-вот могли стать ещё меньше из-за его собственного безрассудства; во-вторых, потому что граф вёл исключительно честную торговлю между кантамбрийскими городами и не устраивал на тракте Раскол поборы торговых караванов, нагруженных вином, духами и пряностями; в-третьих, потому что любая фраза, произнесённая на кантамбрийском языке, будь то смертный приговор или годовой отчёт о продаже фиников, звучала как признание в любви; и потому что Эрнан ни разу в жизни не изменил своей жене. Все усмешки в свой адрес Монтонари пропускал мимо ушей и не делал ничего, что могло поднять его авторитет в глазах ангенорской знати. Кто-то принимал его поведение за тщедушие, кто-то за трусость, а самые смелые даже поговаривали, что Зверь Монтонари обломал свои клыки, и теперь жена хранит их в своей шкатулке с жемчужными бусами, но это было далеко не так, и в этом принцесса Вечера убедилась во время своего изгнания.

Граф южных земель как протектор наследников трона первым узнал о гибели Кирана и о том, что за этим последовало. В то время, когда многие графы и лорды отвернулись от опальной принцессы, он вместе с семьёй тотчас направился в Мраморную долину. Польщённая его обманчивой отзывчивостью, Вечера спросила:

— Почему вы тут? На вашем месте было бы разумнее держаться от меня подальше.

А Эрнан, не отвлекаясь от поедания сочного винограда, с подчёркнутой вальяжностью ответил:

— Аматина, — так он предпочитал называть Вечеру, что на кантамбрийском означало «хорошенькое личико», — тебе нужно побывать в Альгарде. Тогда бы ты узнала, что такое верность. Там матери с пелёнок внушают детям, что членам семьи нужно держаться вместе. — И добавил с особой интонацией: — Всегда, — и развёл руками.

— Я не член вашей семьи, — уточнила Вечера. — Вы кантамбриец, я — ангенорка. У нас с вами нет ни единой общей капли крови, а вся ваша преданность мне проистекает из вашего титула протектора наследников трона.

Эрнан повертел головой.

— Не скажи. Ты племянница моей Четты. В Кантамбрии кровная связь не так важна, как в Ангеноре. Ты человек, которого любит женщина, которую люблю я. А это значит, что мы с тобой семья. И кантамбрийские воины друг другу тоже семья. Мало кто на юге считает кого-то чужим. Ты знаешь, что в моей армии есть традиция перед началом любого сражения отдавать свой щит и меч другому солдату? От того, как ты приготовишь оружие, зависит жизнь твоего однополчанина, а от них — твоя. Кому отдать оружие — решает жребий. Мы всегда несём друг за друга ответственность — такова суть моего народа.

— Я думала, это зовётся дисциплиной.

— А есть какая-то разница? В семье тоже должна быть дисциплина. Её я и прививаю своим детям.

У Чернильной Руки было двое детей. Старшего сына назвали Лаэтан, и когда Эрнан сказал, что прививает дисциплину своим детям, Вечера едва сдержалась, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Когда Монтонари гостили в Мраморной долине, юноше как раз стукнуло семнадцать, и Вечера впервые узнала, как ещё можно праздновать Ллерион, кроме опостылевшего пира. Они с сестрой выкрали Вечеру из замка под видом служанки и устроили гонки на колесницах по набережной Бронзового моря, что Вечере пришлись куда больше по душе, чем чинные скучные беседы за длинным праздничным столом в обществе лицемерных придворных. Вечера даже заподозрила, что в душе её живёт настоящая дикарка, желающая только свободы.