Легенда о Чудограде. Книга первая Властитель магии. Часть первая Рувир (СИ) - Шихматова Елена. Страница 11

Со спокойной душой Кай вернулся в дом, он прошел в кабинет, где перебирал бумаги покойной тещи, и где еще один ящик оставался неосмотренным. Кай был страшно доволен собой, во-первых, он избавился от мальчишки, во-вторых, придумал, как обойти завещание госпожи Руяны, которое он, откровенно говоря, хотел бы видеть другим. Поначалу, он вообще думал подменить его, но это была лишь копия, а оригинал хранился у нотариуса. Но то, что пришло ему в голову, позволяло сохранить для себя большую часть средств.

Открыв нижний ящик стола, он достал пару конвертов, в основном все они были для Гедовин, но одно было адресовано Даниславу Ингоеву. Кай возмутился.

— Опять он!

Своей жалостью к Гедовин молодой человек едва все не испортил. И вообще-то испортил, если учесть, что Гедовин пусть не на долго, но заплакала, а во-вторых, он привлек внимание людей уже тем, что подошел к ней! Но, похоже, людям было известно, что молодой человек знает девочку, и никто не обратил на это внимания. Хвала великому Алину, что не обратили внимания, а то не хватало еще новой головной боли, но ничего, скоро все это разрешится. Бесцеремонно разорвав конверт, Кай достал письмо и уже собрался прочесть его, но в нем всего лишь два предложения были на нормальном языке, а основной текст написан непонятными закорючками, если только это не было тем самым древним языком, изучением которого Руяна занималась всю жизнь.

«Дорогой Данислав! Я знаю, что не должна этого делать, но, возможно, пришло время начать думать иначе.»

Далее шел текст на другом языке. Кай задумался. Чего такого не должна была делать Руяна? Зачем сообщать об этом в тексте, написанном на древнем языке? Может, она не хотела, чтобы это письмо попало не в те руки? И почему Руяна адресовала это письмо именно Даниславу Ингоеву? Не так много проблем он мог решить.

— Ерунда какая-то! — вслух возмутился Кай и уже хотел выкинуть письмо в мусорный ящик, как в голову ему пришла отличная идея.

Если Руяна изучала древний язык, то, вполне возможно, что Оливия должна знать его, хотя бы немного. Встав, Кай взял с собой письмо и направился прямиком в комнату, где он остановился с женой. Оливия не спала и сейчас, сидя на невысоком стуле перед окном, молча горевала. Конечно, она горевала, с ужасом понимая, что потеряла мать еще пятнадцать лет назад, и за все эти пятнадцать лет, она так и не спохватилась, не нашла в себе сил хоть что-то предпринять. Но стоило ей увидеть Кая, как ее раскаяние утонуло в страхе перед мужем. Женщина встала и опустила голову.

— Оливия, можешь это прочесть? — сухо спросил Кай, протягивая ей письмо.

Женщина осторожно взяла бумагу и поднесла ее поближе к свече, так как в комнате их горело только три штуки, и здесь царил полумрак. Пробежав глазами по понятным для нее строчкам, Оливия перешла к подзабытому древнему языку. Не все, но большую часть текста она поняла. Поняла и пришла в ужас. Однако внешне ее лицо и так выражало страх и смущение, так что Кай не увидел особой разницы.

— Ну что, что там сказано?

— Я… не знаю.

— Что значит «не знаешь»? — прикрикнул на нее Кай, отчего женщина вздрогнула и съежилась. — Чего ты тогда пялилась на этот текст столько времени?

— Я пыталась вспомнить. Это древний язык. Мама немного учила меня, но я почти ничего не помню.

— Но хоть что-то ты поняла?

— Почти ничего, только то, что там упоминается ее браслет и магия.

Еще немного и она сдастся, но, к счастью, Кая удовлетворил ее ответ. Он хмыкнул.

— Магия! Да это уже ересью попахивает! Нет, определенно, это лучше оставить здесь, а еще лучше…

Кай забрал бумагу из рук жены и поднес лист к огню. Краешек бумаги вспыхнул и постепенно язычок пламени поглотил весь листок, не оставив о написанном на нем тексте и малейшего воспоминания.

— Вот! Никакой ереси, ничего противозаконного!

С этими словами он развернулся и вышел из комнаты, оставив Оливию одну. Ее всю потряхивало. Как она могла решиться солгать мужу? Как смогла это сделать? Хорошо, что он ушел, хорошо, что можно хоть ненадолго остаться одной.

День второй

На следующее утро Драгомира подняли ни свет, ни заря, спросонок он не сразу вспомнил: где он и что здесь делает. Но Кузьма быстро привел его в форму, уже через сорок минут они были в художественной мастерской, раннее время говорило о себе — они пришли первыми.

— Так, Кузьма, если придет Рэм, говорим, что мальчику мы все объяснили, это вроде как начало практики.

— Идет, будем надеяться, что Рэм не увеличит нам объем работы из-за того, что нас теперь трое.

Как бы невзначай озвучив свою догадку, Кузьма внезапно замер, поняв и осознав смысл сказанного. Ведь Рэм вполне может претворить это в жизнь.

— Молчи, Кузьма! Нам только этого не хватало.

— Извини, — смущенно ответил тот и начал доставать их материалы из шкафчиков.

Мастерская внутри представляла собой несколько просторных хорошо освещенных из-за многочисленных окон комнат. Здесь разрисовывали книги, делали, например, подарочные варианты, реставрировали книги, которые приносили люди, восстанавливали переплеты и выполняли ряд других работ по заказам клиентов. Художественная мастерская, таким образом, зарабатывала деньги. Когда к праздникам объем работы возрастал, художественная мастерская в основном принимала заказы, а все работы переносились в помещения библиотеки. Сейчас мастерская не была завалена работой, так что мастера графики и живописи, Кузьма и Антип, могли спокойно работать или, скорее, могли бы, если бы не срочность и стоимость заказа. Помощник настоятеля библиотеки, будучи вторым человеком после самого настоятеля, утверждал, что заказчик сам сократил изначально оговоренные сроки, но оба мастера подозревали, что тот принял это решение не без помощи самого Рэма: тот ведь мог сказать, что работа идет с опережением графика, и они рады представить свою работу не через две недели, а уже через одну.

— Драгомир, — обратился Кузьма к мальчику, — указывая тому на один из стульев около их стола, — сиди здесь и по возможности, ничего не делай. Просто смотри!

Мальчик кивнул, к великому удивлению самого Кузьмы.

— Постой, ты, что понял, что я тебе сказал?

Но ответа он не получил, за мальчика ответил Антип.

— Конечно, понял. Говорю тебе, в этом парне что-то есть. Думаю, он успеет удивить и тебя, и меня.

— Пока лучше жить без новых потрясений, их нам и так хватает. Ну что, я продолжу улицы.

— Да, давай.

Фактически Кузьма перерисовывал улицы Дамиры, столицы Тусктэмии, из различных энциклопедий, пособий и прочих книг, хранящихся в библиотеке, а Антип разрисовывал их, иногда Кузьма работал сразу с цветными стержнями, но основную часть по приданию цвета выполнял именно Антип.

Поначалу все шло просто идеально, Кузьма и Антип усердно и увлеченно работали, Драгомир сосредоточенно наблюдал за ними, ничем не мешая. Кузьма даже вскользь дал ему пару уроков, скорее, рассуждая с самим с собой, чем объясняя что-то немому мальчику. Через час с начала их работы в мастерскую стали приходить и другие рабочие, их комната была первой, проходной, так что отвлекаться Кузьме и Антипу все-таки приходилось, на приветствия. Все, так или иначе, обращали внимание на сидящего подле них мальчика, некоторые подходили, спрашивали. Только два молодых паренька одарили мастеров коротким приветствием и ехидными улыбками в адрес их нового помощника.

Примерно в десять утра к ним в комнату вбежала молоденькая девушка и, подскочив к столу, возбужденно и быстро заговорила.

— Господин Кузьма, господин Антип, там, там господин Рэм, он срочно требует вас к себе, он говорит: это очень важно.

— Так, Камила, постой, — оборвал ее Антип. — Для начала здравствуй.

— Да, простите, здравствуйте! Так вот, господин Рэм…

— Стоп, — вновь оборвал ее Кузьма. — Где он?

— У себя в кабинете. Должен быть. Сейчас он к нам приходил, в курьерскую, хотя мог бы в колокольчик позвонить, но он такой встревоженный был, что даже сам пришел. Наверное, из-за этого, не знаю, он не сказал. Но потом он сказал, что идет к себе…