Как я босса похитила (СИ) - Майер Жасмин. Страница 26

Оля вернулась за стол. Воронцов протянул ей стакан с соком, и она осушила его залпом, не сводя взгляда с батута.

— Сплошные нервы, — проворчала она. — И это называется развлекательный центр? Чему ты так улыбаешься?

— Да так… Тебе может чего покрепче взять? На тебе лица нет.

— Не-е-ет, дважды я на это не куплюсь, Воронцов. Мне нельзя пить.

— А мне понравилось, какой ты была, когда выпьешь.

— Зато мне…

Воронцов удивленно приподнял бровь. Мол, ну давай, соври, что не понравилось.

— В общем, пить я не буду. И не уговаривай.

— Как знаешь, — Воронцов откинулся на спинку стула. — Кстати, просто поражаюсь, твоей сдержанности.

«Это потому что я трезвая», — чуть не ответила Оля.

— Ну… Не люблю лезть в душу, если честно. И так понятно в общих чертах. У тебя есть теща и сын. Значит, когда-то ты был женат, но вы с женой разошлись, что меня не удивляет при нашей статистике разводов. С тещей у тебя отношения сохранились хорошие, а с женой, вероятно, нет, поэтому она предпочитает общаться с тобой через нее. Ну, зато тебе с сыном не запретили видеться, и теперь ты вроде воскресного папы. Все правильно?

Воронцов молчал долго.

— Нет, — сказал он глухо. — Права ты только в том, что у меня есть теща, потому что когда-то я действительно был женат. Вот только я вдовец, Оля. Почти пять лет.

Оля окаменела.

— Мы поженились, когда ей было восемнадцать, а мне двадцать. Она забеременела, а я был влюблен по уши. Денег, конечно, не было вообще, но родители обещали помогать. А потом… Потом Маше поставили диагноз. Беременность сработала, как бомба замедленного действия. Я ушел из спорта, потому что плаваньем много денег не заработаешь. Но все равно не успел ничего сделать. Маша умерла, а я остался с Даней. Он — ее вылитая копия. После ее смерти ни о какой спортивной карьере, конечно, и речи быть не могло. Лариса Петровна сидела с сыном, пока я работал то тут, то там. Через два года открыл первую забегаловку возле рынка. В одной из инстанций случайно познакомился с Иванычем. Он привел меня в закрытый покерный клуб, где я познакомился с нужными мне людьми, и через еще два года я открыл ресторан. А потом вдруг выиграл у него ночной клуб, и вот я здесь.

— Мне очень жаль, — прошептала Оля.

Он кивнул.

— Я так и не понял, что нужно отвечать в таком случае, — вздохнул Воронцов. — Благодарить? Молчать?… Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я никак не мог рассказать тебе об этом сразу же на утро.

— Понимаю… И пожалуй, все-таки выпью.

Когда они возвращались домой, машина была под завязку забита воздушными шарами, и все их нужно было в целости доставить до квартиры. Даня пока ехали, заснул на заднем сидении, взяв с Оли обещание, что она поможет ему с шариками.

Воронцов взял сына на руки, чтобы донести до квартиры. А Оля, следуя обещанию, тащила следом шары. В лифт влезли с трудом. При попытке впихнуться, шары угрожающе скрипели.

Распахнув дверь ключом, Воронцов, на ходу скинув обувь, прошел вглубь квартиры. Оля осталась стоять в прихожей со связкой шаров, не совсем понимая, что делать дальше.

На звуки из кухни появилась женщина в переднике. При виде Оли охнула, коснувшись ладонями щек. Оля увидела свое отражение в зеркале в прихожей. Глаза были размером с блюдца.

— Простите, не знала, что Алешенька будет не один. Меня зовут Лариса Петровна.

— Оля, — кивнула она. — Это шарики Даника. Он заснул…

Тут к ее огромному удивлению, Лариса Петровна тепло обняла за плечи. Когда теща Воронцова отстранилась, в ее глазах блестели слезы.

— Наконец-то, — шмыгнула она. — Я так рада видеть Алешеньку с кем-то. А то только работой себя гробит. Совсем волком живет. Никого он никогда не приводил. Ни разу за эти годы. А ему семья нужна, а то пропадет мужик.

— Мне очень жаль, — выдавила Оля.

Лариса Петровна вытерла глаза передником.

— Спасибо, Оленька. Это моя боль, с ней мне и жить, сколько отведено. А Алеша пусть нормальной жизнью еще поживет. Да и Даниле нужна семья, может быть, даже сестренка или братик.

— Кхм, — кашлянул Воронцов. — Добрый вечер. Я уложил Даню, но он… похоже, проснулся.

Мальчик выглянул из-за его спины. Подбежал к Оле.

— Ух ты! Все целы! А на тебя можно положиться!

Оля вернула ему шарики.

— Теперь твоя очередь следить за ними.

— Ну идем, Даня, руки мыть, раз проснулся. И ужинать.

— Ба, мы пиццу ели! Не хочу ужинать!

— А я пирожков напекла, зря что ли?

Пирожки, подумала Оля. Боже, Даник, иди, ешь пирожки, пока можешь.

— Я отвезу Олю и вернусь, — сказал Воронцов.

— Ой, не торопитесь! — отмахнулась Лариса Петровна. — Хотите пирожков дам с собой?

— Очень хотим, — вырвалось у Оли.

— Вот и замечательно! Даник, мой руки тщательнее, я все вижу, — крикнула она, проходя мимо ванной на кухню. Откуда тут же вернулась с пакетом. Аромат стоял умопомрачительный. — Держите.

На обратном пути ехали молча. От пирожков Воронцов тоже отказался, и Оля не спеша смаковала вкуснючие, какие ей только доводилось есть, пирожки.

Молчание Воронцова действовало на нервы. Какую часть разговора он подслушал? Наверное, братья и сестрички для сына его так напугали, а то ведь ни единого намека, ни единого поползновения в ее сторону за всю дорогу до дома, как остались в машине вдвоем.

Волноваться сил не было. Скорее, наоборот, ей владели умиротворение и спокойствие. От пирожков ли, бокала пива или того, что вчера почти не спала из-за того, что полночи лепила вареники, Оля только на минутку прикрыла глаза.

И сама не заметила, как заснула.

Глава 23. Ровно в два раза хуже

Оля заснула. Так бы и ездил, глядя, как скользит свет фонарей по ее лицу. Какой же ты придурок, Воронцов, как вообще можно было принять ее за шлюху?

Он уже подъехал ее к дому, но в последний момент проехал мимо нужного поворота. Ему нужно подумать, а она пусть спит. Воронцов опустил сидение, но Оля даже не проснулась. Так бы ее возил в своей машине, чтобы принадлежала только ему и никто больше на нее не смотрел.

Даже в туалет ее одну нельзя отпустить. Ведь сразу почувствовал неладное. И нашел возле туалетов, а парень какой-то руки расставил, не дает пройти, пока телефончик не даст. Ни на минуту нельзя оставить, взорвался тогда Воронцов.

— Ой, — отмахнулась Оля. — Зря ты. Обычная ситуация из жизни женщины.

— Зря? — не поверил своим ушам Воронцов. — Может, еще скажешь, что надо было тогда спокойно из соседней комнаты слушать, как тебя тот мужик пытается изнасиловать?

— Да я бы справилась… Как-то, — тихо ответила Оля.

— Справилась бы она, — прорычал Воронцов. — Да как тебя отпускать вообще без охраны куда-нибудь? Куда отец-то смотрел, когда в клуб тебя устроил? Сколько тебе тогда было?

— Восемнадцать. Там-то как раз охрана, нормально все было.

— Господи, как представлю! Да на тебя же каждый смотрит так, как будто съесть хочет! Видела, как Женя смотрел?! А Вовчик?

— Женя? Вовчик? — Оля рассмеялась. — Один алкоголик, второй гей. А еще алкаш из ЖЭКа. Да я прям нарасхват, Воронцов!

А потом у нее зазвонил телефон. И уж как она весело с этим парнем щебетала, Воронцов тоже слышал.

— Нет, сегодня уже не приду. Спасибо, что прикрыл. Ага, хорошо, — положила с улыбкой телефон, встретилась с его наверняка хмурым взглядом исподлобья и закатила глаза. В сотый раз за вечер. — Это с работы вообще-то звонили.

А он что мог сказать? Сам виноват, сам приказ об увольнении подписал. Другой вопрос, что исправлять как-то ситуация надо, и вот об этом и надо подумать в тишине, гоняя по притихшему городу. Вот только бензина немного, а ночь не такая длинная, как хотелось бы.

Воронцов посмотрел на Олю. Блузка без пуговиц сбилась, обнажая кружева бюстгальтера.

Разъезжать по городу сразу расхотелось.

Да и нечего тут думать. Все же ясно, как день. И будь он проклят, если не понял еще тем утром, когда проснулся в ее постели.