Перстень царицы Савской - Хаггард Генри Райдер. Страница 2

Раньше всего я хочу описать Хиггса, которого даже его враги считают одним из наиболее сведущих археологов и лучших знатоков мертвых языков во всей Европе, хотя никто не сказал бы этого по его внешнему виду. Ему около сорока шести лет. Он невысокого роста и коренаст, лицо у него круглое и румяное, борода и волосы на голове огненно-рыжие, глаза, когда их можно разглядеть – мой друг Хиггс постоянно носит большие синие очки, – маленькие и неопределенного цвета, но пронзительные и острые. Одет он тоже неряшливо и грязно и так обтрепан, что говорят, будто полиция постоянно арестовывает его как бродягу, когда он появляется на улице вечером или ночью. Такова была (и есть) внешность моего дражайшего друга, профессора Птолэми Хиггса, и я могу только надеяться, что он не обидится на меня, прочтя это описание.

Внешность второго, сидевшего за столом, опершись на руки подбородком, и слушавшего несколько рассеянно какую-то научную теорию, была совсем иная, и по контрасту это особенно бросалось в глаза. Это был хорошо сложенный молодой человек, несколько худощавый, но зато широкоплечий, лет двадцати пяти или двадцати шести. У него было настолько правильное лицо, что только глубокие темные глаза лишали его выражения некоторой жесткости; волосы у него были коротко остриженные и темные, как и его карие глаза; он имел вид человека мыслящего, и когда он улыбался, лицо его становилось чрезвычайно обаятельным. Таков был (и есть) капитан Оливер Орм, который, кстати сказать, является только капитаном отряда добровольцев, хотя он очень знающий воин, что он успел доказать во время Южно-Африканской войны, с которой он тогда только что вернулся.

Должен прибавить, что он произвел на меня впечатление человека, которому не слишком благоволит судьба; на его молодом лице было написано унынье. Быть может, это-то и привлекло меня к нему с первой же нашей встречи – меня, к которому судьба тоже была неблагосклонна в течение многих лет.

В то время как я стоял, разглядывая эту пару, Хиггс поднял голову, оторвавшись от папируса или чего-то другого, что он читал, и заметил меня, стоявшего в тени.

– Кого черт принес сюда? – воскликнул он резким и пронзительным голосом, которым он всегда говорит, когда зол и недоволен. – И какого черта вы делаете в моей комнате?

– Только что, – сказал его товарищ, – ваша экономка докладывала вам, что вас желает видеть один из ваших друзей.

– Ну да, она сказала это, но только я не могу вспомнить, чтоб у меня был друг, лицом и бородой напоминавший козла. Подойдите-ка поближе, друг.

Я вошел в освещенное лампой поле и снова остановился.

– Кто бы это мог быть? Кто бы это мог быть? – бормотал Хиггс. – Лицо, это лицо – да, да, верно, – это лицо старого Адамса, но только Адамс умер десять лет тому назад. Мне писали, что его захватили Халайфа. Почтенная тень давно умершего Адамса, прошу вас, будьте так любезны назвать ваше имя, оттого что мы тратим попусту время.

– Ни к чему, Хиггс, ведь теперь вы уже назвали мое имя. Я непременно должен был разыскать вас, но ваши волосы не поседели.

– Нет. Слишком много пигмента. Прямое следствие сангвинического характера. Ну, Адамс, – так как вы, разумеется, Адамс, – я в самом деле счастлив видеть вас, особенно потому, что вы так и не ответили мне на письмо, в котором я спрашивал, где вы раздобыли того скарабея времен первой династии, чью подлинность – вам я могу сказать это – оспаривали некоторые идиоты. Адамс, дорогой старый друг, тысячу раз привет вам! – И он схватил мои руки и стал трясти их. Потом он вдруг сказал, заметив у меня на пальце кольцо: – Что это такое? Что-то очень интересное! Но мы поговорим об этом после обеда. Разрешите познакомить вас с моим другом, капитаном Ормом, изучающим и изрядно ознакомившимся с арабским языком, но довольно мало смыслящим в египтологии.

– Мистер Орм, – прервал его молодой человек, кланяясь мне.

– Да, да, или капитан, как вам будет угодно. Он хочет сказать, что не служил в регулярных войсках, хотя и прошел всю Бурскую войну и был трижды ранен, один раз в грудь навылет, так что пуля пробила легкое. Вот суп. Миссис Рейд, поставьте еще один прибор. Я ужасно голоден; ничто так не возбуждает моего аппетита, как разворачивание мумий; это требует такого напряжения умственной энергии, не говоря о затрате физической силы. Ну, ешьте. А говорить мы будем после обеда.

Мы принялись за еду. Хиггс ел много. Он всегда отличался превосходным аппетитом, быть может, благодаря тому, что состоял в то время членом общества трезвости; Орм ел умеренно, а я ел так, как подобает человеку моего возраста, привыкшему к растительной пище. Когда обед кончился, мы наполнили стаканы портвейном, а Хиггс налил себе воды, набил свою большую пенковую трубку и передал нам сосуд с табаком, служивший некогда урной, в которой хранилось когда-то сердце какого-то древнего египтянина.

– Ну, Адамс, – сказал он, когда мы тоже набили наши трубки, – расскажите-ка нам, каким образом вы вернулись из страны теней. Короче говоря – вашу историю, друг, вашу историю.

Я снял с пальца перстень, на который он уже успел обратить внимание, – широкий перстень слегка окрашенного золота и таких размеров, что нормальная женщина могла бы носить его на большом или указательном пальце, украшенный чудесным сапфиром, на котором были вырезаны странные архаические письмена. Я указал на эту надпись и спросил Хиггса, может ли он прочесть ее.

– Прочесть? Разумеется, могу, – ответил он, доставая великолепную лупу. – А вы разве не можете? Нет, нет, я помню: вы никогда не были в состоянии прочесть какую бы то ни было надпись старше шестидесяти лет. Ого! Это древнееврейская надпись. Ага! Есть! – И он прочел: «Дар Соломона-правителя – нет, великого царя Израиля, любимца Ягве, Македе из страны Савской, царице, дочери царей, дочери премудрости, прекрасной». Вот что написано на вашем кольце, Адамс, – чудесное кольцо, Адамс. Царица Савская, «Бат-Мелохим», дочь царей, и добрый старый Соломон тоже замешан здесь. Превосходно! Превосходно! – И он попробовал золото на язык и попытался куснуть его зубами. – Гм! Где вы раздобыли эту занятную штуку, Адамс?

– О, – ответил я со смехом, – разумеется, там же, где всегда. В Каире я купил его у погонщика осла за тридцать шиллингов.

– Ну да! – ответил он подозрительно. – Я думаю, что камень в кольце стоит несколько дороже, хотя он, может быть, поддельный. И надпись тоже поддельная… Адамс, – добавил он сурово, – вы хотите посмеяться над нами, но позвольте мне сказать вам то, что вам следовало бы знать давным-давно – вам не удастся провести Птолэми Хиггса. Это кольцо – бессовестная подделка, но кто сделал еврейскую надпись? Он здорово знает древнееврейский язык.

– Не знаю, – ответил я, – никто мне не говорил до сих пор, что надпись еврейская. Сказать правду, я думал, что надпись египетская. Я знаю только, что мне дала его, или, вернее сказать, одолжила женщина, носящая титул Вальда Нагаста и кого считают происходящей по прямой линии от Соломона и царицы Савской.

Хиггс снова поднял кольцо и внимательно стал разглядывать его; потом, как бы в припадке рассеянности, он опустил его в свой карман.

– Я не хочу быть жестоким и не стану спорить с вами, – ответил он со вздохом, – и скажу только, что если бы мне рассказал все это кто-нибудь другой, я просто обозвал бы его лжецом. Но ведь любому школьнику должно быть известно, что «Вальда Нагаста» означает «Дочь царей Эфиопии» и есть то же, что «Бат-Мелохим», – «Дочь царей» по-древнееврейски.

Здесь капитан Орм рассмеялся и заметил:

– Нетрудно понять, отчего вы не слишком популярны в мире археологов, Хиггс. Ваши способы спорить совпадают с приемами первобытного дикаря, вооруженного каменным топором.

– Если вы открываете рот только для того, чтобы обнаружить ваше невежество, Оливер, лучше вам не открывать его. Люди с каменными топорами уже давно вышли из первобытного состояния. Вы бы лучше дали доктору Адамсу досказать его историю, а потом можете критиковать.