На боевом курсе (СИ) - Малыгин Владимир. Страница 7

— А что мне о себе рассказывать, — отвернулся и как-то сразу сдулся мой спутник. — Батя собрался насильно оженить, вот я и удрал.

— Что? Так просто? — а я-то себе нафантазировал! А тут, оказывается, простая бытовая элементарщина. — А зачем удрал-то? Жил бы себе спокойно, жена всегда была бы под боком.

— Это потому ты так говоришь, что той жены не видел. Деньги моему отцу понадобились, вот он и решил с моей помощью положение и поправить.

— Ладно, понятно. Твоё дело, и ничего говорить не буду. Так что решил? Ты со мной или?

— Да куда я от тебя денусь? — глянул искоса, хмыкнул весело. — Опять, же где я ещё такие награды получу? А там вдруг и офицерское звание выйдет… Тогда даже папаня мне слова против не скажет…

Прошли несколько шагов в тишине, и Михаил снова подхватился, вспомнил:

— Так от кого охранять-то Великого князя? От бомбистов?

— От них, от них. Да мало ли ещё от кого подобного! И ни охраны вокруг, ни полиции, ни жандармов нет. Глупость какая… Мы вон свободно мимо прошли и тихонько ушли. Никто никакого внимания не обратил. И любой так же смог бы. И не только уйти, но и войти… Миша, давай ты об этом позже спросишь? Ну, нет у меня сил сейчас разговаривать!

На удивление, окончание этого дня прошло спокойно, никто нас не побеспокоил. Да и назавтра всё пошло по заведённому распорядку, словно вчера ничего и не было. Ну и славно! И с Глебовым я встретился, теперь вот жду окончания его переговоров с Игорем Ивановичем. Получится или нет? Должно же получиться? Ведь лучше же делаем?

Скоро и меня выдернули в кабинет. Пришлось давать более подробные объяснения и обосновывать планируемые изменения. Объяснил и обосновал, как сумел. Увидеть результат этого обоснования не успел — снова попросили пойти погулять. Ну и ладно, подожду.

А через часок и сам Глебов на улице показался. Красный и потный. Ничего себе! Каков изобретатель-конструктор! Закалённого полковника ушатал до такого состояния!

Поспешил навстречу и уже на подходе увидел довольную улыбку Глебова. Неужели получилось?

— Конечно, получилось! — подтвердил мои предположения Александр Фёдорович. — Самолёт наш, поэтому все работы полностью под нашу ответственность. Пришлось согласовывать их выполнение рабочими мастерских и утверждать время и сроки проведения работ. Да и то, вряд ли всё так бы просто оказалось, если бы не уточнил, что всё будет оплачено нашим ведомством. Только тогда и удалось договориться, но за каждый рубль пришлось сражаться. Крепок инженер, несмотря на молодость. Даже не ожидал такого. Уф-ф… В Москве-то попроще было…

— Когда работы начнутся? — задал самый главный для меня вопрос.

— Да завтра с утра и начнутся. Игорь Иванович обещал приступить к выполнению договорённостей, не дожидаясь перечисления обговорённой суммы. Ну и я со своей стороны потороплю Адмиралтейство. Сергей Викторович, у вас ко мне ещё какие-нибудь вопросы есть? Нет? Ну, тогда прощайте…

И Глебов поспешил откланяться. И я раскланялся, стараясь опередить полковника. А то как-то не по себе стало — Александр Фёдорович старше меня и в званиях, и по должности, это не говоря уже о возрасте, а я тут торможу… Но всё равно на душе тепло стало. Значит, серьёзно меня он воспринимает, с уважением относится.

Поторопился обрадовать новостью Михаила. На этой ноте даже решили посетить местную ресторацию и поужинать. Правда, особо отмечать сие событие не стали, побоялись сглазить, ну и обошлись без горячительных напитков. Просто посидели, поговорили, отвели душу. На людей посмотрели и себя, так сказать, показали. Меня никто не узнавал, в мою сторону пальцем не указывал, к моему глубокому облегчению. А публика в зале собралась разношёрстная. В том смысле, что перемешались мундиры и костюмы с платьями. А вот простого народа не наблюдалось.

Вечер закончили чаепитием. Соседи при этом так явно на нас покосились, удивились, похоже, столь редкой в этой ресторации картине, но сильно постарались своего удивления не показать. А мне было как-то всё равно.

Михаил после позднего ужина отправился в номер, а я решил перед сном прогуляться. Не люблю с полным животом в постель ложиться. Эх, сколько раз себе говорю, что вечером есть нужно меньше, а никак со своим желудком договориться не получается. Хотя, это он впрок отъедается. Наверняка предвидит наступающие трудности…

Редкие уличные фонари разгоняют ночную темень в стороны, за ограды и редкие деревья, и ещё сильнее уплотняют её в подворотнях и дворах. Редкие встречные прохожие торопятся по своим неотложным делам, прошмыгивают мимо, косятся искоса на мои погоны. На всякий случай руку рядом с кобурой держу, мало ли кого ночной порой на улице встретить можно?

Хорошо! Воздух пока ещё тёплый, осенней промозглостью и не пахнет. Единственное, что эту вечернюю идиллию портит, так это периодически налетающий ветер с реки. Продувающий в этот момент до костей. Бр-р. Однако пора возвращаться.

За всеми своими размышлениями и воспоминаниями я и не заметил, как несколько кварталов отмахал. На автомате ноги сами понесли в сторону завода. По привычному уже маршруту. Опомнился только тогда, когда знакомые решётки ограды и мастерские увидел. Что ж, пора разворачиваться.

И уже совсем было развернулся, как впереди отметил некую несуразность. Боковым зрением зацепил. И пока голова удивлялась приоткрытой двери в будку караульного, тело уже начало действовать.

Чуть присел, длинным мягким шагом перетёк под защиту ограды, спрятался в её тени. На улице, правда, и так темень, хоть глаз коли, но так оно надёжнее будет. Рука скользнула вниз, к бедру, пальцы отстегнули клапан кобуры, потянули наружу ребристую рукоять револьвера.

Ещё сильнее присел, чтобы меня не видно было через решётку на фоне реки, медленно и осторожно двинулся вперёд. Ну не может дверь в это время оставаться открытой, не положено.

Тихо вокруг, ни звука. Только подсыхающие листья деревьев где-то над головой шуршат. И луны, на моё счастье, в этот момент нет, за облаками спряталась. Это хорошо, что спряталась, потому что мне это сейчас на руку.

Замер, остановился. Ну и куда я лезу? Что, собрался через открытую дверь проходить? А ведь там светло, сразу меня и заметят. Не пойдёт! Револьвер на место, застёгиваю клапан кобуры, проверяю, надёжно ли. Отступил чуть назад, ухватился руками за верх чугунной решётки, оттолкнулся от земли одной ногой, потом и другой от какой-то завитушки толкнулся, промежуточную опору нашёл. В два движения перемахнул через ограду, мягко приземлился на другой стороне, придерживаясь рукой за чугунину и смягчая приземление. Вот что зарядка животворящая с телом делает!

Зря я на деревья и кустарник грешил, именно сейчас они оказались как нельзя к месту.

Вслушался в тишину. Вроде бы тихо вокруг, даже редкие по эту пору на улице прохожие куда-то враз пропали. Револьвер в руку и вперёд. Вот и сторожка впереди. А внутрь заглядывать не хочется. Потому как светло там. Кому не надо сразу меня обнаружат. Ладно, лучше гляну, что там с караулкой.

Присел, наклонился почти к самой земле, метнулся через дорогу. Прижался спиной к стене, отдышался, вслушиваясь в ночь. Не заметили! А в караулку дверь-то закрыта. Ну, то, что она закрыта это понятно, а вот то, что доской подпёрта, это не дело. А кем подпёрта? Где все враги-то? Никого не слышу и не вижу. Тут и луна на краткий миг проглянула, двор осветила. У меня даже сердце в пятки провалилось. Меня же сейчас на фоне стены отлично видно! Быстро огляделся. Нет, всё равно ничего постороннего не вижу. И через кусты я крался, никого не слышал. Ладно, доска пусть так и остаётся, не хочу шуметь, вдруг кто-то за двором присматривает.

Здесь оставаться нельзя, нужно вперёд пробираться. Но через освещённый луной двор не пойду, вдруг всё-таки кто-то за ним присматривает. Так, а с какой целью сюда злоумышленники залезли? Заводоуправление?

И я вдоль стеночки покрался вперёд.

Ну вот наконец-то что-то прорисовывается. Возле входной двери тёмный силуэт виднеется. На фоне стены черным пятном выделяется. И луна как раз скрылась. Тихо-тихо, на цирлах медленно пробираюсь вперёд. По-другому никак, только вдоль стеночки, потому что пространство всё открытое. Так неудобно эта дверь расположена, точно по центру здания. Не могли сбоку её сделать, приходится теперь изгаляться, рисковать своей шкуркой.