Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 13
– Охти… – повторил повар тоном одновременно жалостливым и зверским до предела, и тут же рявкнул столпившимся кухарям, – а вы чево встали?!
– Не серчай, Пров Василич, – не пугаясь, отозвался один из них, – чичас водички тёплой принесу, обмыть, а потом уже и сметану.
– Чево стоишь-то, ирод!? Живей!
– Я… – начал было Мишка, но тут же спрятал полтину назад. Нельзя обижать людей!
Несколько минут спустя найдёныш был вымыт, обмазан и перевязан везде, где токмо и возможно, а Пров Василич перестал хлопотать наконец, и внимательно глянул на подростка.
– Так… – дёрнул плечом Мишка в ответ, – братом будет.
Вздохнув прерывисто, повар перекрестил их, и долго молчал, глядя из дверей вслед удаляющимся к солнцу фигурам.
– А вы чево встали?! – вызверился он на работников, обнаружив их наконец рядом с собой, откровенно бездельничающими, – На кухню, живо!
Щедро раздавая тычки и оплеухи, он снова превратился в тирана.
Поглядев на найдёныша и поймав ответный робкий взгляд васильковых глаз, Мишка задумался ненадолго, и вытащил сперва полтину, а потом и все невеликие деньги, што у него были с собой. Пересчитав, он решительно направился к извозчикам. До Замоскворечья, где живёт дед, не близко, малой не дойдёт, тем паче в таком состоянии.
– … явился? – дядюшка, надёжно уперевшись в утоптанную землю двора крепкими ногами в добротных юфтевых сапогах и сцепив руки перед собой, вперил в Мишку неласковый взгляд, не пуская в дом, – Никак нужны стали?
Надтреснутый баритон полон яда, раздражения и… глухой тоски, даже какой-то мольбы. Увы… по малолетству и застарелой обиде за родителей Мишка не готов к примирению.
– Обхожусь, – оскалил кипенно белые зубы подросток, – в подмастерья портняжные вышел, да не твоими заботами. Деда позови. Ну! Скажи – внука ему нашёл.
– Да ты… – дядюшка смерил ево взглядом, потом перевёл глаза на малыша. Судорога исказила заросшее бородой лицо… иль показалось?
Мужчина без лишних слов скрылся в доме, шуганув любопытствующих домашних, и парой минут спустя на крыльцо вышел ветхий старик в старообрядческой поддёвке, щурящийся подслеповато на внука.
– Дед, – колючий, кинжально щетинившийся подросток куда-то пропал, и старика обнял любящий внук, тяжело дышащий и смаргивающий слёзы.
– Я… вот, – отстранившись, – Мишка присел рядом с найдёнышем, – внука тебе нашёл, воспитывать. Со мной у тебя здоровски вышло, так вот решил ишшо воспитанника тебе найти.
– Как тебя зовут хоть? – спохватился подросток, наклонившись к малышу.
– Дармоед, – робко отозвался тот, глядя на нево через непролитые в глазах слёзы, – а ишшо Нахлебник.
И будто мороз от этих слов – до самых костей. А ребёнок застеснялся и заробел от внимания взрослых. Опаска в глазах, а ну как што не то сказал? Не так? И сжался.
– В приюте сказали, пока не запродали дядьке Никифору в нищую учёбу, што я Филипп, – выпалил он с облегчением и улыбнулся робко.
– Филиппок, значица, – старик неожиданно легко присёл перед малышом, – ну здравствуй, внучек.
– Дед? – распахнул тот глазёнки, – Де-да… я знал! Знал! Завсегда, што ты найдёшь меня!
Несколько коротеньких шажков, и ребёнок врезался в старика. Тонкие ручки обхватили старческую шею, и старик, чуть помедлив, обнял ево в ответ. Уткнувшись в седую бороду, мальчик ревел, несвязно обещая стать самым-самым, только штобы дед завсегда рядом! И столько счастья сиротского было в этих слезах…
Получасом позже в горнице собрались все домашние, и Мишка негромко, штобы не разбудить заснувшево на коленях у найденново деда Филипка, рассказывал сокращённую версию произошедшево.
– Дело богоугодное, – выслушав молча рассказ, перекрестился дядька после раздумчивого молчанья, придавив взглядом домашних, – выправим документы, и станет наша семья чуточку больше.
И будто гнёт тяжкий с плеч спал, даже и дышать легче стало. Разговор было пошёл живее, и казалось бы – вот он, повод примириться…
… но нет. Подростковый максимализм и обида на умерших родителей, отрезанных в своё время от семьи. А ведь могли бы жить, если бы не… Просто в нужное время не оказалось рядом тех, кто готов помочь
… и начётническая упёртость главы семейства, привыкшего держать домашних в кулаке, ломая их «хочу» через своё понимание «надо».
Так и разошлись – с глухой тоской и обидой. Не примирились. Не в этот раз.
Срезая по дворам где-то можно, Пономарёнок торопился вернуться в мастерскую. Волнуются небось! Сунулся на Хитровку, да и запропал, тут небось любой заволнуется!
И чорт ево дёрнул пойти…
Мишка мысленно одёрнул себя – нет, никак не чорт! Ангел нашептал, не иначе! Братика нашёл, пусть даже и такой ценой.
«– А вот ни жалею! – вспоминая убитых, ожесточённо думал он, будто ведя диалог с кем-то неведомым, – Потому как не люди это, ни разочка не люди! Бесы в человеческом обличии, вот ей-ей!»
Ближе к дому он совсем заспешил, потеряв всякую осторожность.
Тяжёлый толчок в спину… и сильные руки, подхватившие ево накрепко, вывернув локти за спиной. Мишка забился пытаясь вырваться, безуспешно лягаясь ногами.
– Етот? – хрипло поинтересовался похититель.
– Ён самый! – Подростка обдало запахами нечистого, давно немытого тела, водки и табака, – Рази упёр имущество наше самодвижимое, то стал быть, сам таким станет, хе-хе! Ручки-ножки поломаем, язычок подрежем, и будет христарадничать до нескорой смертушки! Хе-хе…
Поняв, какая судьба ево ждёт, Пономарёнок рванулся изо всех сил… и ничево не добился.
– Шустрый, – со смешком в голове сказал похититель, и подростка приподняли в воздух, выворачивая руки, как на дыбе.
– По… – тяжёлый удар вбил слова назад в лёгкие, и подросток обвис, плавая полуобморочно в боли и нехватке воздуха.
Внезапно хватка ослабла, и Мишка, несмотря на проваливающее в небытие сознание, собрался с силами и рванулся… Вырвался!
Приставленный к боку громилы револьвер кашлянул почти беззвучно… но тот уже заваливался вперёд, закатив остекленевшие глаза.
Перекат… но представителя нищей братии уже взял в оборот Котяра.
– Жив? – бегло поинтересовался шулер, вытаскивая нож из уже мёртвого тела.
– Вроде, – кривовато усмехнулся Пономарёнок, вставая на подрагивающие ноги, – Охти… Благодарствую!
Он низко, до земли поклонился, и еле потом разогнулся, такая нашла слабость.
– Брат моего друга – мой друг, – без тени фальши отозвался Котяра, оттаскивая трупы с прохода, – Валим!
– Рассказывай, – приказал шулер, когда они отошли, запутав предварительно следы и закидав их несколько раз смесью тёртой махорки и перца, основательный запас которой всегда был в карманах предусмотрительного уголовника.
А то! Вернейшее средство хоть от собак, а хоть и от людей! В рожу кинешь, так небось долго прочихиваться будет!
– … та-ак… – Котяра потёр лицо, и решительно развернул Мишку в сторону от дома, ускорив шаг, – калуны, значить?
– Ну, – Пономарёнок споро перебирал ногами, не понимая сути происходящего, – они самые. А што, всё серьёзно?
– Ф-фу… более чем, Миша, более чем, – шулер серьёзен и мрачен, – домой нам нельзя. Ни тебе, ни мне. По крайней мере, не в ближайшее время.
– Да это же… – вздыбился было Пономарёнок, и тут – разом, рассказы Егора вспомнились, и волосья дыбом по всему телу.
– Вспомнил? – оскалился в усмешке Котяра.
– Да-а… Корпорация, да?
– Вроде тово, – дёрнул плечом шулер, – лучше с кем из Иванов поссориться, чем с ними. Иваны, это так… серьёзные люди, но они…
Он пошевелил пальцами, не сбавляя шаг.
– … конечны. Понимаешь? Один, два человека, дружки, покровитель может быть в полиции, а может и не быть. А эти… корпорация! Вроде как крысы чумные, и концов не найти! Деньжищи – бешеные, и всем – на! Понимаешь? Полиции, Иванам, господам из тех, кто…
– Я понял, – прервал его Мишка, проникшийся серьёзность ситуации и испугавшийся даже не трупов, а столь быстрой и жёсткой реакцией на них. Эвона! Двух часов не прошло, а уже знали – што, кто, и засаду устроили, да небось и не одну.