Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 20

Одни экономят всеми силами, надеясь при случае удачно вложиться и неслыханно разбогатеть, и говорят – бывает! Другие – народ с самого што ни на есть дна, и просто не привыкли к нормальной жизни. Ну а третьи… они бы и рады пофорсить, но либо – нечем, либо – опасаются показать капиталы.

Народец в колониях лихой не по-хорошему, а тут ещё и военные действия, да с африканской спецификой. То бишь людей, желающих половить рыбку в мутных водах военных и около военных действий, как бы не больше, чем тех, кто готов воевать.

Дружелюбие вагонное из тех времён, когда разбойники и бандиты садились в драккары, ушкуи или пироги, и много дней терпели присутствие таких же отморозков, выплёскивая накопившуюся злобу и раздражение при захвате селений и штурме городов. Потом, вернувшись с добычей, они могли попомнить языкатому соседу… А пока в одном экипаже – ни-ни! Упрощённое судопроизводство со всеми вытекающими.

Задевать кого-то на виду десятков людей чревато последствиями. Даже если закончится всё мирно, агрессора запомнят, и могут потом отказать в помощи. Да и опасно это!

Даже самый прожженный психолог из трущоб, привыкший вычислять жертву «на раз», может споткнуться о какого-нибудь смирного на вид работягу с натруженными руками и усталым лицом. Работяга, может быть, проламывал головы штрейбрехарам в профсоюзных стычках, и устраивал обвал в шахте на голову ненавистному маркшейдеру. Такой до поры потерпит насмешки и нападки уголовника, а потом р-раз! И тот, такой бывалый и прожженный, ногами сучит.

Мимо проплыла бутылка, и Товия перехватил её, сделав символический глоток из интереса.

– Зараза! – закашлялся он, пуча налившиеся кровью глаза и ёрзая на деревянном сидении, требующем ремонта, – Такая гадость едучая, шо чуть не эмаль разъедает!

– Джордж! Джордж! – не сразу понимаю, што обращаются ко мне. Очередной любопытствующий с расспросами… в этот раз про Москву.

Вопросы самые идиотические, часто повторяются, но – улыбаюсь и отвечаю, спрятав раздражительность подальше. Я, как-никак, репортёр, а попутчики мои, несмотря на вид не самый презентабельный, в большинстве своём уже не новички в Африке, то бишь – связи. Да и новички в большинстве своём едут не на пустое место, а к дальним родственникам, землякам, знакомым знакомых…

– В-вуу! – протяжный гудок, и поезд начал тормозить, смешав нас всем в одну ругающуюся кучу. Меня с размаху приложило об любопытствующего, раскровянив нос, а сверху придавило Самуилом.

Выбравшись, поддался стадному чувству и желанию размять ноги, соскочил вслед за остальными из вагона, придерживая у носа платок.

– Чинят пути! – донёс людской телеграф от головы состава. Попутчики мои, не сговариваясь, потянулись за кисетами и портсигарами, достали из-за лент на шляпах сигарные окурки. Будто до этого табаком не травились!

Поняв, што остановка надолго, прошёл вперёд, поглядывая на бродящих вдоль путей пассажиров и вагоны с грузом, иные из которых охранялись. Встречающиеся пулевые отверстия и общая покоцанность некоторых вагонов говорит, што охрана здесь насущно необходима.

Колониальные инциденты и войнушки, большая часть которых не доносится в Европу даже отголосками, нередки. Бывают и нападения недружественных туземцев, и конечно же, классика всех времён и народов – бандиты. Подчас очень наглые, с пулемётами и чуть ли не пушками.

Ищи потом… особенно если понимать, што за некоторыми из них, если не за большинством, стоят спецслужбы или корпорации. Европейские государства, придерживаясь на родине неких джентльменских правил, в местах диких существенно ослабляет вожжи.

Меня это… да пожалуй, што и радует! Нехорошо, канешно, но исписаться, выдавливая новости из пальца, в Африке решительно невозможно!

Ступаю по палой листве с немалой опаской, наслышанный о здешних гадостях. И пусть россказни эти нужно делить даже не на два, а на десять, но и оставшегося хватает, штобы впечатлиться.

Срезал крепкую палку, и пошёл шурудить листву, траву и кустарник, чувствуя себя бывалым натуралистом-гадологом. Многоножки, пауки, разнообразные таракашки, ящерки и змейки разбегаются в панике, яркие и красочные. Есть страховидлые, в каких-то колючках, ворсинках, щетинках, одним своим видом вызывающие крапивную чесотку и опаску. А есть и яркие, будто лакированные, похожие на ожившие брошки и самоцветные камни.

Выгляжу я как бывалый исследователь Африки. Крепкие неубиваемые ботинки, в которых можно пройти пешком через весь континент, проносить до глубокой старости и завещать донашивать внуку, краги поверх, галифе цвета хаки, мышиного цвета сюртук и пробковый шлем. Ну и оружие, куда ж без него – револьвер на боку, пистолет-карабин «Маузер» на перевязи, здоровенный тесак. А ещё компас, бинокль… и я страшно себе нравлюсь!

– Кхм! Прш… – едва успеваю отодвинуться, как очнувшееся тело в сюртуке, выползшее из вагона, орошает кустарник содержимым своего желудка, заодно достаётся ботинкам, брюкам и сюртуку…

… а в паре метров кто-то присел за кустами, звучно пуская газы.

Проза жизни, ети! А што делать? Народ, пользуясь остановкой, облегчается с каким-никаким, но комфортом. Потому как туалет в вагоне он как бы есть, но его как бы и нет – загажен. Ежели сильно припрёт, можно и воспользоваться, но антисанитария там такая, што подхватить какую-нибудь заразу – с гарантией. Практически со штампом.

Состав преимущественно грузовой, пассажирские же вагоны прицеплены как бы не в последнюю очередь – из того хлама, што хранился где-то на глубоко запасных путях. Сплошь вагоны третьего класса для такой же публики.

Повернувшись спиной к вагонам, орошаю обильной струёй деревце.

– А-а! Собака свинская, – срывающийся в истерику фальцет метрах в двадцати, и выстрелы из револьвера, а потом – хохот множества здоровых глоток!

Ситуация почти тут же прояснилась – какой-то неведомый мне Шульц из соседнего вагона присел, а у мудей вылезла голова какой-то местной живности, наподобие сурка. Ну и… с перепугу скакнул, да и тово… в штаны. Самое характерное – не попал в виновника, отчего насмешникам ситуация кажется вовсе уж развесёлой.

Похмыкав, вспоминаю свои обязанности и иду вдоль вагонов общаться. Не помню, как это называется по науке, да и называется ли вообще, но в дороге народ более открыт и дружелюбен.

– Добрый день, парни! – подхожу к группе, выглядящей относительно единообразно, и как бы это… с пониманием момента, што ли. Всё нужное, ничего лишнего – ни убавить, ни прибавить.

Крепкого вида мужики, одеты в недорогую, но добротную одежку без форса. У всех оружие, и держат его как привычный атрибут, но без звериной настороженности, характерной для бандитов.

«– Улыбаемся и машем!»

– Добрый… – смотрят с недоумевающим прищуром, прервав разговор, но потом слышу:

– … репортёр… Россия…

Взгляды становятся доброжелательней, и мне вполне охотно отвечают на вопросы. Старатели из немецкоговорящих – от пруссаков и австрияков с чехами, до голландцев и датчан.

– … Война? А нам она на кой, парень? – потрёпанный жизнью и алкоголем Клаус из Нидерландов цвиркает табашной слюной, сбивая с ветку какую-то страховидлую кукарачу, – Это земля буров, и поверь – они ни на минуту не дают забыть об этом! Воевать за их права и свободы? Ха! Пусть сами и воюют!

– Есть и нормальные! – начинает спорить с ним чех по фамилии Немец или Нимиц, я толком не разобрал, – Дядюшка Пауль[i] тот ещё фанатик, двинутый на Библии, но…

– Именно на Библии и должно быть построено… – влезает в дискуссию третий, оставшийся пока безымянным для меня. Огромный его кадык дёргается на тощей, плохо выбритой шее, а речь запальчива и полна дурно склеенных, часто неуместных цитат из Священного Писания.

– Президент Крюгер… – дискуссии набирает обороты, и я понимаю – единства нет. Ни среди уитлендеров[ii], ни – вроде как – у самих буров.

Гудок паровоза, и я заскакиваю внутрь, спеша угнездиться с какими-никакими, но удобствами. Дабы погасить возможное недовольство, достаю из кофра аккордеон и начинаю наигрывать одну из популярных немецких мелодий.