Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 60

«– Комнаты, ванна…» – Максимов почувствовал себя несколько уязвлённым. Подумать только – он, один из первых людей в гарнизоне, с трудом нашёл себе жили с достойными условиями, а тут какой-то Бляйшман…

Выбросив из головы охранительскую неприязнь к мятежному бывшему подданному, развернувшемуся на чужбине излишне широко, он подвинул к себе чернильницу и выписал Гиляровскому пропуск и документы ассистент-фельдкорнета.

– В ближайшую неделю-две побудет со своими людьми в городе, – деловито сказал Максимов, вручая бумаги, – Немного муштры и знакомства с африканскими реалиями вам не помешает.

– Угу… – рассеянно отозвался Владимир Алексеевич, с любопытством изучая документы, – а… мальчишки мои где? Соскучился, знаете ли…

Начало темнеть, и темнокожий босой официант прошёлся по залу ресторана, зажигая керосиновые лампы с видом человека, на которого возложена великая миссия.

– Масса, – извиняющимся тоном сказал он, приблизившись к нашему столу и снимая висящую над ней лампу. Сосредоточено пыхтя, подкрутил фитиль и достал из кармана белоснежного фартука массивную зажигалку. Крутанулось колёсико о кремень, и в белках глаз чернокожего служителя отразились огоньки пламени.

– Масса, – улыбнулся он с видом человека, выполнившего не иначе, как важный религиозный ритуал, и удалился наконец камергерской походкой.

– А у меня таких две сотни, – с тоской сказал Корнейчук, мельком глянув вслед служителю, зябка поёжившись от наступающей ночной прохлады и накинув на плечи куртку. Некоторое время молчали, наслаждаясь местной выпечкой с молоком, и глядя на пляшущих у огня ночных мотыльков.

Защитная сетка не даёт им обжечься о горячее стекло, но среди этой причудливой мохнокрылой братии нашлись свои хищники, и на наших глазах разыгрываются полные драматизма сцены. Чуть погодя под высокими потолками заметались маленькие летучие мышки, стремительными тенями появляющиеся и исчезающие. Этакие соколы ночи, страшненькие и притягательные одновременно.

– Забавно, – безразличным голосом сказал Николай, прикрыв ладонью кружку с молоком от насекомых, – я думал, что когда стану взрослым, то непременно буду курить трубку и пить вино.

– Не хочется?

– Не-а! – мотнул он головой и усмехнулся, – пара боёв, и приходит понимание, что не хочу ни под кого подстраиваться.

– Хер, положенный на мнение окружающих, обеспечивает спокойную и счастливую жизнь[i], - вылезло у меня.

Коля расхохотался, утирая слёзы, и очень скоро вся наша вялая умственная усталость ушла, как и не было. Послышались шуточки в одесском стиле, и на смех начали было оборачиваться посетители, но заприметив за столом четырёх офицеров, лезть с приятельством не стали.

– Как дела в Южной Родезии? – поинтересовался я у Николая. Тот фыркнул и некоторое время молчал.

– Каша, – сказал он наконец неохотно, – матебеле и ндебеле восстали, но вояки из них… сами знаете. В девяносто втором матабеле, имея восемьдесят тысяч копейщиков и двадцать тысяч стрелков, вооружённых современным на тот момент огнестрельным оружием, были наголову разгромлены на своей территории. Противники – семьсот пятьдесят человек родезийской полиции, и около тысячи белых ополченцев.

– Прямая граница с германскими колониями, – веско добавил Мишка, с неохотой отодвигая от себя не лезущую уже выпечку, – и здесь уже начинается большая политика. Ба-альшой такой пряник перед носом кайзера и германских промышленников! Южная Родезия де юре не относится к землям Великобритании, а является владениями Британской Южно-Африканской Компании Родса.

– Частная собственность британских граждан священна, – дополнил я, – но всё-таки меняя священна, чем земли Короны.

– Угу, – кивнул Понмарёнок, откинувшись на спинку стула и широко зевая, – не факт, што буры смогут переварить национализированные компании Родса и иже с ним на землях Трансвааля, а тут кусок куда как побольше. Для элементарного развития придётся допускать иностранный капитал, смекаешь?

– О как, – сусликом замер Чиж, – это што… война?

– Ну… война или нет, это не нам решать, – рассудительно ответил Мишка, – но по мне – если будет большая драчка, то лучше пусть европейские государства за колонии дерутся. Здесь, а не там, не дома. В колониальные войны нас если и втащат, то разве што краешком. Не по нашим зубам пирог!

Ресторан начал заполняться, и причудливые тени заплясали колдовские пляски, изгибаясь под невероятными углами. Начали подходить знакомцы на поздороваться и перемолвиться парой слов, и разговор за большую политику пришлось прервать.

Сперва от нас оторвали Мишку по штабным делам. Раз, да два… и вот за соседним столиком фельдкорнет Пономарёнок проводит импровизированное то ли совещание, то ли штабные игры.

Санька выцепился как художник. Очень вежливый член фольксраада, приехавший в Ледисмит по делам, клещом вцепился в брата, уговариваясь о работе.

Накинул куртку, и разом стало тёплышко и славно, такое себе уютное гнёздышко посреди многолюдной и странной африканской ночи. Пришли тягучие мысли о том, што помимо Германии в земли Южной Родезии непременно должна вцепиться и Франция, потому как куш слишком велик. И буры, если не дураки, должны добиваться совместного протектората этих стран.

Франция больше тяготеет не к Англии даже, а против Германии, захватившей не так давно Эльзас и Лотарингию, но… можно. Даже если не вцепится в родезийские ресурсы, соблазнившись британскими посулами на иной кус, то всё равно – время! Договориться промышленникам и дипломатам, когда на кону такой куш, будет ох как непросто!

Пять-семь лет отыграть, пока серьёзные игроки делят добычу, сварятся из-за территорий и зон влияния. А за эти годы много можно успеть… да хотя бы – подготовиться к грядущей войне!

Будет у буров разумная иммиграционная политика и взрывное развитие промышленности и экономики, вполне достижимое при таких колоссальных ресурсах, смогут выстоять. Не выиграть… но хотя бы проиграть с наименьшими территориальными и человеческими потерями. А может быть…

Тряхнув головой, выбил из головы геополитические глупости. Как там у великого поэта? А… каждый мнит себя поэтом, видя бой со стороны[ii]!

– … матабеле с бечуанами сцепились, – глуховато рассказывает Коля, чуть наклонившись вперёд. – В последней войне тсвана[iii] на стороне британцев выступили, и вот теперь матабеле им мстят.

В голосе фаталистичность лёгкий пока што налёт цинизма, не въевшегося до самых глубин души.

– Противно?

– Так… – рот его прорезала кривоватая усмешка, – принцип меньшего зла. Какие уж там свары у матебеле и бечуанов были в давние времена, Бог весть. Да и не тянет разбираться, ежели по совести – больно уж история их легендарная, врака на враке сидит и эпосом с пафосом погоняют.

– Просто, – он усмехнулся ещё раз, вовсе уж криво, – есть свои и чужие, вот и всё.

– А вы-то как с Борей туда влетели?

– А это забавно было, – оживился Коля, – после госпиталя… а, ерундистика, не бери в голову! Меня по виску чиркануло – краешком, но лихорадка привязалась. Да… видишь? Ничего серьёзного, только шрам красивый остался, как у германских буршей! А Борке пуля в ляжку вошла – тоже, в общем-то, ничего серьёзного, но на костыле не повоюешь.

– Ну… – он прищурился усмешливо, вспоминая с явным удовольствием, – выздоровели уже почти, и сцепились в кабаке с уитлендерами. Хм… наваляли знатно.

– Такое, – хохотнул Корнейчук, – знаешь ли, приятное воспоминание! Удачно разодрались, н-да… А оказалось, что свидетелем нашей драчки стал Наяманда, он как раз тайно прибыл в Преторию на переговоры.

– Вождь матабеле?

– Угу. Свидетель и свидетель, увидел и забыл… ан нет! Нас к Де Вету после госпиталя командировали, делегатами связи от Европейского Легиона. Координация совместных действий и всё такое. Столкнулись там с Наямандой, и он чебе в голову втемяшил, што это знак.

– Посланники богов? – съехидничал я.

– Ну… – Коля захмыкал, алея ушами, но отмолчался.