Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира. Страница 29
- Позавчера был мужик, вчера - парень, по одежде – молодой, - отвечаю, внимательно слежу за выражением лица собирательницы. Она задумчива, сосредоточена, серьезна. Но не напугана и не удивлена. - У тебя холодные руки даже во сне, - добавляю и возвращаю Громовой ее глинтвейн. Зачем непонятно, потому что хоть во сне мы и пробыли не больше пятнадцати минут, в реальности прошло гораздо больше времени, и напиток давно остыл.
Я щелкаю пальцами, и пар снова поднимается над бокалом. Эли странно смотрит на свой коктейль и мои руки, наши все еще переплетенные пальцы. А мой взгляд почему-то то и дело возвращается к полоске кожи над водолазкой. Белая, нежная полоска кожи…
Да еж…
- Дьявол – в деталях, да? – чуть кривит собирательница уголки губ, и мне требуется какое-то время, чтобы снова ухватить нить разговора, суть происходящего.
- Дьяволом меня еще не называли, - отвечаю, наблюдая за тем, как Громова делает глоток. – Так что, Элисте? Ты увидела все, что хотела? – мне не хочется говорить о девчонке на диване, но и не говорить я не могу. Не люблю ходить в должниках, люблю, когда мне должны.
- Да. Ты прав, Зарецкий. Она – собирательница, - Громова едва поворачивает голову в сторону Куклы. – С только-только начавшей пробуждаться силой, поэтому и ничем пока не отличается от человека.
- Ее родители – люди, - говорю твердо. В этом я уверен стопроцентно.
- Shit happens, - пожимает Эли плечами. – Но не это твоя основная проблема, - тут же хмурится.
И я уверен, что знаю, что скажет собирательница дальше.
- Посмотри на нее. Почувствуй. Ты же видишь? – спрашивает Эли и отвечает, не дожидаясь ответа, откидываясь на спинку. – Девчонка не вытащит, Зарецкий. Не сможет.
Громова не разочаровывает.
- Ты не можешь знать наверняка, - качаю головой, сам не зная зачем говорю то, что говорю. Я согласен с Эли: Кукла и правда сделает большой и громкий крак. И скорее, рано, чем поздно.
- Ой, да брось. Посмотри на нее, - чуть дергает уголком губ собирательница. – Ее сломают реальные трупы и реальные смерти. Я не дам ей больше года, и, заметь… я даже не упоминаю брешь. Ты ведь знаешь, что такое брешь, Зарецкий? - слово «брешь» Эли специально выделяет. И я снова готов с ней согласиться. Кукла сделает шаг в пустоту при первой же возможности. Бреши даже необязательно звать, достаточно прошептать.
- Ее можно закрыть? Собирателей блокируют? – спрашиваю я.
- Вроде бы блокируют, - пожимает плечами Громова, - но я с такими не встречалась, - потом снова переводит взгляд на ревущую Куклу. – Сдай ее совету, Шелкопряд, - качает Элисте головой. – Не экспериментируй и не жди. Девчонка не зарегистрированная, с родителями-людьми и с таким набором… - она обрывает себя на полуслове, качает головой.
- С каким набором? – щурюсь. Громова не договаривает умышленно. – Зачем ты просила меня провести в ее сон? Ты ведь сразу поняла, что она собирательница?
Девушка молчит, не говорит ни слова, рассматривает книжные полки за моей спиной.
- Эли…
- Хотела посмотреть, кого она будет забирать, - пожимает плечами, когда я начинаю терять терпение, и переводит на меня взгляд.
- И? – в ее глазах я не вижу ничего хорошего.
- И она будет забирать всех подряд, судя по всему, - снова пожимает Громова плечами. – Мужчин, женщин, подростков, стариков. Обычных, нормальных людей. Людей, которые будут напоминать ей о том, какой могла бы быть ее жизнь, понимаешь?
Твою ж…
Я понимаю, очень хорошо понимаю.
Для Куклы было бы гораздо лучше, если бы она забирала маньяков, убийц, конченных дегенератов… Кого угодно, кроме обычных людей.
- Что с ней сделает совет?
- Понятия не имею, - Элисте поднимается на ноги, перекидывает через сгиб локтя куртку, открывает шлем и тоже вешает на локоть, поднимает бокал. – Может, заблокируют, может, возьмутся учить.
- Думаешь, ее все же можно научить?
- В этом мире возможно все, Шелкопряд. При желании даже свиньи летают. В любом случае, узнать правду ей не помешает.
- Правду, говоришь, - я отрешенно наблюдаю за тем, как Громова идет к двери. Медленно, никуда не торопясь…
Косяк.
- Эли, - зову, когда пальцы Громовой обхватывают ручку, - я знаю, чем ты заплатишь мне долг. Я готов просить.
Глава 7
Элисте Громова
Меня бьет током. Простреливает от макушки, вдоль шеи, по всему позвоночнику, до самого основания. Рука замирает в каких-то жалких нанометрах от латунной дверной ручки.
Просить… Как же…
Ручка затертая, в виде рыбы, замочная скважина ржавая, но я уверена, что ключ в нее входит без проблем. Я рассматриваю потемневшие чешуйки, почти белый от бесконечных прикосновений хвост и пытаюсь прийти в себя.
- Скажи, что ты шутишь, Зарецкий, - говорю, стоя к мужчине спиной. Я не берусь даже разбираться в том, что меня больше всего напрягает в данной ситуации: происходящее в целом, слишком всезнающий и до нервной дрожи непонятный Зарецкий или то, как искрит и корежит между нами, бьет в магнитные поля.
Нет. Не-а. Ни за что.
Мне это все не нужно. Не хочу.
- Я пока вообще ничего не говорю, а ты уже торопишься отказаться, - в его голосе слышна улыбка. И она ему несвойственна, поспорить готова. Так же, как нежность не знакома его рукам, а учтивость и такт - словам. Но ему и не идет это все… Он и так слишком, а вместе с этим будет вообще с трудом выносим. Холодность и грубость Шелкопряда, как предупредительный знак, как пожарная сирена, как ров с крокодилами – предупреждение, спасающее жизнь.
И в то же время Зарецкий, как тот шут из мультика: «что в уме, то и на языке». Предельно откровенен, не умеет себе отказывать.
- Я знаю, о чем ты попросишь, и говорю тебе «нет», - отвечаю ровно. В голове носятся мысли со скоростью света, толкаются, сплетаются и рассыпаются на бессвязные отголоски ничего не значащих слов. За спиной тишина. Я не слышу, но знаю, что Шелкопряд подходит.
И… мне, кажется, все еще нравится на него смотреть…
Чушь.
- Не усложняй девочке жизнь, - пальцы все еще отказываются прикасаться к дурацкой ручке, ноги не хотят двигаться. Не знаю, почему. Меня ничто не держит, мне ничто не мешает, но… я просто не могу. Сама не могу. – Отдай ее совету.
Мне нужно разобраться.
- Я полагаю, что усложню ей жизнь, именно отдав совету, Эли. – Зарецкий за спиной, слишком близко. Его дыхание колючее, и оно щекочет мою шею, легко царапает, будто пробует. – Ты ведь знаешь, что они делают с незарегистрированными, правда, Элисте? Ты же всего несколько минут назад говорила о том, что Кукла не вытащит. И готова бросить ее совету?
- Ты пытаешься давить на что, Зарецкий? На жалость? Серьезно? Я ведь собиратель, - качаю головой. – Почему ты так настойчив?
Я не понимаю. Действительно не понимаю. Шелкопряду куда проще спихнуть девчонку смотрителям, чем быть ее нянькой. Просто, безболезненно, быстро. Без лишнего шума и напряжения.
- Самое простое решение не всегда верное, Громова, - он стоит совсем близко, так близко, что я чувствую запах, тепло, силу. И волоски на руках встают дыбом.
Электричество.
Зарецкий не прикасается и тем не менее не отпускает. Что-то огромное, темное, тяжелое ворочается вокруг, вздыхает, укутывает и опутывает.
Мне невероятно, нестерпимо хочется расслабиться, откинуться на мужчину за спиной, прикрыть глаза и ни о чем не думать. В том числе и о Карине. Захотелось, стоило переступить порог «Безнадеги».
Да ну его нафиг!
- Не тот случай, - качаю головой, а потом встряхиваюсь. Заканчивай, Громова, повалялась в шавасане, потянулась сквозь листья бамбука к солнцу и вперед. У тебя сегодня еще одна задача. Не менее странная.
- Я отдам ее смотрителям, - спокойно и уверенно продолжает Зарецкий. На этот голос я тоже залипаю, мне нравится, как он звучит, как перекатываются звуки и вибрации в его горле и груди. Хорошо перекатываются. – Но сначала подготовлю. И ты мне в этом поможешь, расскажешь ей основы, покажешь.