Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира. Страница 53

И его ад такой же голодный и сильный, как и мужчина, вжимающий в себя. Я чувствую его на коже, под ней, вокруг, внутри себя. Он поглощает, он пьет и тянет. Он убивает и возрождает. Огромный, пульсирующий, заставляющий подчиниться, усиливающий и обостряющий каждое чувство, вынуждающий взрываться из сгорать от каждого прикосновения, даже едва заметного.

Зарецкий усиливает напор, ускоряет движения. Его пальцы двигаются быстрее и быстрее, его рот не отрывается от моих губ ни на миг.

Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Только стонать приглушенно, только биться и дрожать от его прикосновений.

Аарон трахает мой рот, повторяет движения собственных пальцев, играет с моим языком, дразнит. Доводит, терзает, мучает. Сводит с ума. Еще больше сводит с ума то, что я чувствую его обнаженное тело своим: грудь, каменные мышцы живота, бархатную, влажную, горячую кожу, но дотронуться, не могу. Чувствую запах, но не могу собрать его губами с широких плеч.

- Аарон…

- Еще немного, Лис, - хрипло отзывается он, дышит тяжело и часто, отрывисто. Голос низкий, будоражащий. – Ты убиваешь меня, Эли, ты делаешь меня больным.

- Аарон, - я могу только стонать его имя, я могу только скользить взглядом по нему, с жадностью, завистью и злостью, провожая взглядом капли воды, скатывающиеся с волос, тонуть в нем и захлебываться, смотреть в черные, как бездна глаза.

Мне кажется, что я слышу, как звенят его мышцы, как частит пульс, как воздух разрывает легкие.

Я выгибаюсь сильнее, потому что его губы накрывают мой сосок, дергаюсь от этого прикосновения, от ощущения языка на собственной раздразненной, возбужденной плоти.

Он наконец-то отпускает мои руки, и я тут же скольжу ими по широким плечам, шее, ключицам и груди. Я не могу оторвать пальцы и ладони от его кожи, я пью, я дышу этими прикосновениями. Это как музыка… как пламя. Повсюду.

Лучшее, что может быть.

А Зарецкий продолжает пытать, вычерчивает и выписывает узоры на моем животе, скользит все ниже и ниже, опускается на колени, кладет мою ногу на плечо и накрывает губами.

И я не сдерживаю крика, стонов, всхлипов.

Почти отчаянных.

В крови желание и удовольствие, вокруг запах и вкус Аарона. Меня колотит, трясет, уничтожает под ноль.

Я царапаю его плечи, закусываю собственные губы до крови. Аарон проникает языком внутрь, ласкает самым кончиком, добавляет пальцы. Снова, снова и снова. Медленно, тягуче. Так, будто в его распоряжении все время мира, смакует. Это пытка. Меня подбрасывает, простреливает, колотит сильнее. Крик отражается от стен, пронзает пространство вокруг.

Он втягивает сосредоточение моего желания в рот, слегка прикусывает, и теперь я кричу, срывая голос, ничего не понимаю, ничего не замечаю, теряюсь и растворяюсь в наслаждении. Нет дыхания, звуков, мыслей меня нет.

Я почти у самого края. Еще немного и сорвусь, но…

Не хочу падать одна…

С невероятным усилием я тяну Аарона на себя, заставляю подняться, смотрю в его ставшие черными глаза. Губы Зарецкого блестят, он снова улыбается этой своей улыбкой, слизывает мой вкус с нижней губы, кладет руку мне на затылок. Все понимает без слов.

Подхватывает меня, заставляя обвить его ногами, и входит. Одним толчком, на всю длину, с громким, влажным, дико возбуждающим шлепком.

Я вскрикиваю, запрокидываю голову назад на миг, прикрываю глаза, а потом снова ловлю его взгляд.

Там тьма, адское пламя, обещание сумасшедшего наслаждения. На его виске бьется истерично вена, на скулах желваки, в груди ворочается глухое рычание, пока он вдалбливается в меня. Резко, быстро, сильно.

А я наконец-то снова могу ощутить его вкус на языке. Захватываю кожу на шее зубами, прикусываю, провожу языком. Ощущаю его пульс. Болезненно частящий. Снова кусаю, и опять. Ныряю языком в раковину уха, пальцами натягивая волосы, царапая ногтями затылок, прижимаясь все крепче и крепче, так, чтобы ни миллиметра свободного между нами, так, чтобы кожа к коже. Опять нахожу его губы, врываюсь в рот, пью дыхание и то самое глухое рычание.

Он еще ускоряется, чувствуя, что я на грани, что вот-вот…

Несколько мучительных секунд, невероятно долгих, растянувшихся на несколько часов секунд. И меня бросает, швыряет в чистое наслаждение, простреливает, выгибает, лихорадит.

Громкий крик перерастает в хрип.

А еще через несколько мгновений Зарецкий еще крепче прижимает меня к себе, почти до хруста костей, и тоже кончает. И в эти секунды его ад выплескивается полностью. Я чувствую, но не вижу, как меняется его тело, ощущаю разгоряченной кожей сухой ветер, но кроме абсолютно черных глаз ничего не вижу, даже не пытаюсь посмотреть. Только утробный мужской рык, все-таки сорвавшийся с губ, только дыхание, только пульс снова под моими губами.

Черт… я даже вдохнуть не могу, почти теряю сознание. Кажется, что следующий глоток воздуха делаю вечность спустя. Веки как будто налиты свинцом, влажный воздух в ванной пахнет сексом и потом.

И я… Разомлевшая, уставшая, выжатая. С дурацкой улыбкой на губах, все еще в его руках.

- Лис, - хрипит Зарецкий, ставя меня на ноги, целует и подталкивает под струи воды. Я могу только кивнуть и привалиться к его телу, только скользнуть руками по груди, даже на ответный поцелуй нет сил. В голове – пустота.

Из душа я выхожу так же, почти повиснув на нем. Ад Аарона еще вокруг, висит облаком, ощущается на языке, но уже не так остро, как в ванной. Я так и не увидела ничего, что бы подсказало мне, кто такой Зарецкий. Слишком хорошо он себя контролирует, но, кажется… я не особенно расстроена по этому поводу.

Мы идем на кухню. Надо покормить Вискаря, забросить что-нибудь в себя. На полу все еще вперемешку наша одежда, недовольный кот лежит у собственной миски, смотрит укоризненно, теперь не только на меня, но и на Аарона, вызывая короткий смешок.

А в целом…

В целом мне все равно, мне все еще слишком хорошо, я все еще… разнежена и размазана. По кухне двигаюсь медленно, рассеянно. Аарон наблюдает за мной с каким-то непонятным выражением на лице, словно запоминает движения. Пристально, внимательно. Скользит взглядом по телу под полотенцем и голым ногам, по открытым плечам и лицу, по рукам.

Когда еда для кота наконец-то готова, и я сажусь напротив Зарецкого, с чашкой чая, он перехватывает мою руку, разворачивает внутренней стороной ладони, вдыхает, потом целует и проводит языком. Касается губами запястья, втягивает кожу в рот, смотрит, не отрываясь, мне в глаза.

- Что ты сделала со мной, Эли? Что у тебя за магия такая?

- А у тебя? – спрашиваю почему-то хрипло, сердце странно бухает в горле. Он снова целует мое запястье вместо ответа, после выпускает руку, делает глоток чая. А я прихожу в себя, прикрыв глаза. Возвращаюсь в себя обычную, собираю в кучу мозги. Отхожу от того состояния, в котором он утопил меня, дышу. Медленно и размеренно.

И первыми возвращаются мысли об убитой верховной.

…ты не сможешь бегать от меня вечно…

Я дергаюсь из-за этого голоса…

Чужого голоса в моей голове. Того самого голоса, что уже слышала. В лесу. Забирая душу.

Проливаю чай на стол, нервно одергиваю руки от кружки. Бездумно смотрю на лужу, расползающуюся по столу. Зависаю.

- Эли? – спрашивает Зарецкий.

- Я… - его голос, словно включает краски и звуки, словно выдергивает из эха чужих слов, - просто тяжелый день, - качаю головой, сама не понимая, что происходит, хмурясь.

- Мы так и не договорили, - кивает Аарон, смотрит серьезно и сосредоточено, явно мне не верит.  Вся его расслабленность рассыпалась, как карточный домик. – Расскажи мне все до конца.

И я теряюсь. Смотрю на мужчину напротив, наверное, глупо, пытаюсь понять, зачем Зарецкому этот геморрой. Понять не выходит.

- Эли, - качает Аарон головой, - просто расскажи.

- Я прихожу за душами, - все-таки сдаюсь, пялюсь в чашку и начинаю говорить, - …которых нет… вместо которых липкая, мерзкая дрянь. Уже второй раз, Аарон, - поднимаю на него взгляд. – Только я. У остальных… такого нет. И смотрители, совет, контроль понятия не имеют, что это за дерьмо.