Бессердечное богатство (ЛП) - Линде К. А.. Страница 14
— Не вызывай у меня слезу рассказом о нем.
Льюис усмехнулся и потянулся ко мне, я прошла мимо и вышла из комнаты. Он схватил меня за руку и притянул к себе.
— Не горячись. Я не говорю, что ты должна с ним переспать. Я говорю, что тебе не следует каждый раз с ненавистью смотреть на него, когда он открывает рот.
— Я не смотрю на него с ненавистью, — тихо заявила я.
Льюис выгнул бровь.
— Правда?
— А я-то думала, что ты подкатываешь ко мне, — сказала я. — Но, может ты подкатываешь ко мне из-за Пенна? — Я не смогла сдержать смех.
Льюис стоял, и на секунду мне показалось, что он сейчас меня поцелует. У него был такой взгляд, который я раньше видела у дюжины парней. Но потом он улыбнулся.
— Я всего лишь показывал тебе библиотеку. Пошли. Давай вернемся к остальным.
Он первым вышел из каюты, и я в замешательстве последовала за ним. Льюис был в некотором роде для меня загадкой. На самом деле, все они были для меня загадкой. Я никак не могла понять, какие они на самом деле, кроме того, что готовы они были показать другим. С одной стороны, мне казалось, что они действительно были сами собой, потому что они были вместе. Но они за все время, что я их видела, ни разу до конца не расслабились… ни разу. Как будто секреты и ложь настолько укоренились в них, что они не могли себе этого позволить, чтобы хоть один из их секретов вдруг стал достоянием чужака.
Мы уже почти вернулись к бассейну, когда увидели Пенна, одиноко стоящего на палубе. Его глаза остановились на нас двоих, что-то момилетное промелькнуло на его лице, я даже не успела понять, что именно. Но Льюис кивнул ему и поспешно прошел мимо.
Пенн протянул руку, останавливая меня.
— Что? — Спросила я. В моем голосе звучал яд, и мне тут же вспомнились слова Льюиса в библиотеке. Может я и впрямь смотрела на Пенна с ненавистью, когда мы сталкивались на пути. Я вздохнула и встретилась с ним взглядом, пытаясь сдержать гнев в своем тоне. — Ты что-то хотел?
— Что вы там делали вдвоем?
— Я хотела посмотреть библиотеку.
Брови Пенна поползли вверх.
— Да?
— Да. Льюис был так любезен, что показал ее мне.
— Ммм, — пробормотал он.
Очевидно, он мне не поверил. Да, ради Бога. Я не собиралась перед ним оправдываться.
— А ты что здесь делаешь?
— Размышляю. — Он снова перевел взгляд на море, казалось, на мгновение исчез в своих мыслях. Этот взгляд был таким знакомым с того момента в Париже, что у меня перехватило дыхание от воспоминаний.
— О чем? — Прошептала я, зачарованная его отстраненным взглядом в даль.
— Ты знаешь, что означает эвдемонизм?
Я прищурилась.
— Эв… что?
Он отодвинулся в сторону и рассмеялся.
— Я приму это как «нет».
— Нет, — согласилась я. Я не могла понять, почему он вообще заговорил со мной об этом.
— Это греческий термин, обозначающий счастье или благополучие. Более точно переводится как расцвет или процветание человечества. В этике мы используем его для описания идеи Аристотеля о том, как этика способствует счастью и что цель жизни — достичь эвдемонии.
Я тупо уставилась на него.
— Честно, я плохо поняла.
Он кивнул.
— Я видел такое же выражение на лицах моих учеников. Нас уже не так много.
— Этому ты учишь? Идеям Аристотеля?
— В основном этике. Вот в чем заключается мои исследования.
— Интересно.
Я удивилась сама себе, прислонившись к перилам рядом с Пенном. Мне следовало отступить и проигнорировать этот разговор. Мне не нужен был урок философии в конце такого невероятного дня. Я должна была просто уйти. Но, так или иначе, я не могла, я хотела узнать больше. Мне хотелось услышать, как он говорит о своей страсти — философии. Именно это и привлекло меня к нему тогда. И даже, зная, чем все закончилось ранее, не заставило меня уйти сейчас.
— Значит... счастье? — Спросила я.
— Видишь ли, для некоторых людей прошлое — темное место. В основном, то что не следовало делать, но все равно делали. До тех пор, пока не найдешь способ достичь счастья, не сможешь отказаться от своего прошлого. Чтобы достичь более счастливой, более наполненной жизни.
Он, не отрываясь, смотрел на меня, не отводя глаз, и я поняла, что он хотел мне этим сказать. Шесть лет назад в Париже, он был совсем не тот, кем был сейчас. Он пытался стать другим, лучше, чем был раньше. Конечно, у меня не было никаких доказательств на руках, что он стал лучше. Но он и не пытался навязать мне свое мнение. Он открыто мне высказал свою точку зрения.
— И все твои лекции посвящены этой теме? — Спросила я с неуверенной улыбкой.
Он рассмеялся и покачал головой.
— Нет, они гораздо скучнее, чем проводить время с тобой.
Я открыла рот, чтобы ответить, но тут же закрыла. Я не знала, как на это отреагировать. Даже не поняла своих чувств на его замечание... да и чувств по поводу его самого. Все очень запуталось.
Но прежде чем я успела хоть слово сказать, появилась Кэтрин.
— Натали! Вот ты где. Давай. Мы все пошли в джакузи.
— Конечно, — ответила я.
Мой взгляд метнулся к Пенну, выглядевшему довольно сдержанно. Выглядевший очаровательным секунду назад и совершенно отстраненным — в следующую. Какой из них был настоящим, а какой нет?
— Ты идешь, Пенн? — Спросила Кэтрин с быстрой, коварной улыбкой.
— Да. Буду через минуту.
Я оглянулась на него, прежде чем последовать за болтающей Кэтрин в джакузи, пытаясь забыть о разговоре с Пенном. И насколько легко мне удалось завязать с ним такой глубокий разговор. И то, как меня раздражало, что я опять попалась на его удочку... опять.
9. Пенн
— Ты уже проигрываешь, — заявила Кэтрин.
Плюхнувшись своим тощим телом поперек моей кровати в коттедже. Она сменила купальник, но была одета только в красную шелковую ночнушку. Она явно пыталась привлечь мое внимание всей этой демонстрацией, но мне не нравились вещи, которые были настолько откровенными.
— Вряд ли, — ответил я, повернувшись к ней спиной, схватил блокнот и опустился в кресло. — Мы только начали.
— Она исчезла вместе с Льюисом на полчаса. Как ты думаешь, чем они там занимались?
— Думаю, она осматривала его библиотеку.
— О, это так сейчас называется? — Съязвила Кэтрин.
Я закатил глаза.
— Она писательница. Она, на самом деле, осматривала библиотеку, Рен.
— Ради Бога. — Кэтрин покрутила левой рукой в воздухе. Алмаз блеснул на свету, и она нахмурилась, глядя на него. — Я думаю, что она не готова будет еще раз рискнуть своим маленьким сердцем.
— И поэтому у тебя на пальце кольцо Перси?
Она перевернулась на живот и ухмыльнулась.
— Ревнуешь?
Я проигнорировал ее и вернулся к своей последней записи. Я нацарапал заметку на полях — мысль о Никомаховой этике Аристотеля, возникшей у меня на яхте Уоррена, наконец пришла в голову.
— Ты пишешь обо мне?
— Угу, — пробормотал я.
— Что ты написал? Ты не разрешаешь мне читать твои работы.
— Там написано, что ты стерва.
Кэтрин усмехнулась.
— Лжец.
Я усмехнулся, глядя на нее снизу вверх.
— Ты не читала. Откуда можешь знать?
— Потому что я знаю тебя, Пенн Кенсингтон.
Я добавил еще одну заметку с напоминанием о трактате, который хотел расшифровать. Затем сунул ручку в блокнот и бросил его на стол.
— Почему ты так одержима моим блокнотом?
— Потому что ты все время что-то в нем пишешь. Это же интересно? Ты никогда не разрешал нам читать его.
— Думаю, тебе просто придется умереть от любопытства.
Кэтрин закатила глаза и соскользнула с кровати. Ее шаги были хищными, когда она двинулась ко мне. Я всего лишь бесстрастно смотрел на него. Мы с Кэтрин уже очень давно играли в эту игру. Здесь не было победителя. Обычно все заканчивалось гневом, сексом, слезами или криками. Иногда всем вместе. Но никогда не заканчивалось хорошо. Черт, да и начиналось все тоже не хорошо.