Изгнанница Муирвуда - Уилер Джефф. Страница 73
— Она ничего тебе не может сделать, — успокоила внучку Сабина. — Ты слышишь голоса потому, что привыкла их слушать. А теперь научись не слушать ее и взывай к Истоку, чтобы он заговорил с тобой. Все начинается с мысли, Майя. — Тут в борт ударила волна, и Сабина чуть не упала. — Ух ты! — засмеялась она. — Так вот, все начинается с мысли. Представь себе место, где тебе ничего не угрожало, вспомни, как ты была счастлива. С памятью придут чувства. Выберешь воспоминание — выберешь чувство, которое оно принесет. Но выбирай разумно, ибо от мысли зависит все остальное.
Майя нахмурилась: ей вдруг пришло в голову, что сны, которые мучили ее со времен посещения затерянного аббатства, неизменно возвращали ее в самые темные дни и вызывали самые мрачные чувства, надежно похороненные в глубине души. Эрешкигаль насылала эти сны не для того, чтобы отвлечь Майю от происходящего — нет, Бесчисленные упивались ее, Майи, ненавистью, страхом и сожалениями о былом.
— У меня почти нет хороших воспоминаний, — сказала она и чуть не взвизгнула, потому что в борт ударила очередная волна. В животе забулькало и заурчало. Было страшно и весело одновременно.
Она вспомнила шлюпку, которая привезла ее к берегам Дагомеи. Вереница лиц и образов пронеслась у нее в мозгу. Руины аббатства Дохту, почерневшие обломки стен, которым не суждено вновь вознестись ввысь. Кишон крепко держит ее за руку, помогает спуститься по веревке и удержаться в пляске волн. Яр-камни. Слепящая молния. Как много воспоминаний, и каких страшных. В ее жизни почти не было мира и покоя, и воспоминания несли с собой лишь тревогу и страх.
Но тут пришло другое воспоминание — пришло резко, как удар молотом. Маленькая таверна в дагомейском городке. Разудалая музыка, хлопки, танец. Майя закрыла глаза и услышала топот башмаков, веселые выкрики, пение скрипки. Заныли пальцы, которым отчаянно хотелось лечь на струны лютни.
И вот к ней подходит Кольер.
«— Потанцевать, — сказал Финт, предлагая ей руку. — Этой ночью вы уйдете — ну так оставьте мне хотя бы воспоминание. Окажите мне честь, моя госпожа. Я приглашаю вас на танец».
Воспоминание длилось, и боль в сердце утихала и таяла. Тогда она еще не знала, кто он такой. Не знала, что вся ее жизнь — иллюзия. Она слышала тяжелое дыхание гребцов, но их голоса звучали приглушенно, словно из-под воды. Она чувствовала, как одной рукой Сабина сжимает ее ладонь, а другой обнимает за плечи и гладит по мокрым от брызг волосам. Но в этот миг Майя была не здесь. Кольер вел ее танцевать. Он учил ее новому танцу — вольте, — и его сильные руки вновь поднимали и кружили ее. Какая простая чистая радость.
Сколько всего произошло с тех пор. Сколько нового она узнала. Сколько разочарований пережила. Но вот оно, драгоценное воспоминание: его руки в ее руках. Пара сережек — вот и все, что осталось у нее от этих дней. Если бы только она сохранила изломанную лилию, которую он положил ей в седельную сумку. Она вспоминала его глаза, вспоминала широкую самоуверенную улыбку. Какие у него красивые и густые темные волосы. А где он заработал этот шрам на щеке? Майя погрузилась в воспоминания, и в памяти всплывали все новые и новые детали.
Больно было думать о том, что с ним будет. Ребенком угодив в заложники, он научился превыше всего ценить свободу. И вот теперь он снова в плену — и виновата в этом Майя. Как жестоко может быть прошлое. Сколько боли оно несет. Память принесла его смех, и Майя уцепилась за это воспоминание.
«Майя! Майя, ты меня слышишь?»
Сердце у нее упало. Она словно наяву ощутила его присутствие. Там, где он находился, было темно и холодно. Это тюремная камера, и света в ней нет. В зарешеченном окне свистел ветер. Сквозь связующие их узы до Майи дошли его отчаяние и мука. Его обвиняющий голос.
«Зачем ты так, Майя? Зачем?»
Шлюпка подошла к борту «Холька». Майя открыла глаза, стерла со щеки соленую влагу и запрокинула голову, глядя вверх. Корабль был огромен, его склизкое брюхо поросло морскими ракушками.
— И раз, и два, взяли! И раз, и два, взяли!
На корме и на носу закрепили крючья, и шлюпка вдруг вырвалась из объятий волн и взмыла вверх. Она качалась, накренялась, и Майя в страхе вообразила, как случайный порыв ветра переворачивает лодку и люди падают в пучину.
— Что с тобой, детка? — спросила у нее над ухом Сабина. — У тебя такой потерянный вид.
Майя повернулась и обняла бабушку.
— Я и его тоже слышу, — призналась она. — Моего мужа. Я хотела ответить ему… сказать, что мне очень жалко, что так вышло.
Сабина грустно улыбнулась.
— Всякий раз, когда мы отступаем от своих решений, новый выбор делает нас на шаг ближе к Бесчисленным. Но решать тебе, Майя. Я за тебя решить не могу.
Майе отчаянно хотелось ответить Кольеру. Мучительно было знать, что он будет думать о ней самое худшее. Но Майя отдала себя Истоку, и Исток спас ее от Эрешкигаль. Разве может она так скоро изменить данному обещанию? Противоречивые чувства душили ее. Наконец она медленно и печально покачала головой.
— Я не буду ему отвечать, — шепотом сказала Майя.
Сабина ответила понимающим взглядом, и Майя почувствовала: бабушке тоже доводилось принимать тяжелые решения.
— Со временем эти голоса уйдут. В Муирвуде ты не услышишь ни Бесчисленных, ни кистреля. Там у Эрешкигаль нет власти. Муирвуд огражден от мира, это место покоя и спасения. Там ты будешь в безопасности.
— И матушка там, — подхватила Майя, радуясь возможности увести разговор от обсуждения Кольера. — Но я боюсь, что она в опасности.
Ей вдруг вспомнилось видение, в котором был кишон. Майя тревожно посмотрела на бабушку.
— Ей ведь ничего не грозит?
Произнести страшные слова Сабина была не в силах, но ее взгляд говорил за нее.
Дорогая моя Марсиана, посылаю тебе мою любовь, восхищаюсь твоей храбростью, от всего сердца желаю тебе счастья. Боюсь, правда, что до сих пор счастья в твоей жизни было очень мало. Я и сама, будучи принцессой Прай-Ри, выросла на кухне Альдермастона Муирвуда и считалась безродной. И все же та простая жизнь была наполнена счастьем, которого не знает человек, призванный заботиться о других и вести их за собой. Быть вождем — значит быть одиноким. Ты — моя прапраправнучка, названная в честь сестры моего мужа, и я хочу сказать тебе одну вещь. Когда тебе понадобится совет, выбирай мудрых советчиков, ибо мудрость — это Дар, который будет необходим тебе больше всех прочих. В будущем тебя ждут трудности и испытания, каких сама я никогда не знала. Сердце твое будет болеть болью, которой я не знала. Будь терпелива, Майя. Боль закаляет характер и проходит со временем. В твое время дохту-мондарцы верят, будто избавление человечества от тяжелых чувств — горя, страдания, отчаяния — позволит избежать возвращения Гнили. Они ошибаются. Когда к твоим родителям пришло горе, им не дали возможности извлечь из этого горя урок любви и сочувствия, и это стало началом конца их брака. Если мы терпим — и принимаем — наше горе с должным смирением, взамен мы обретаем мудрость и умение сопереживать. Ты всю жизнь не позволяла себе плакать оттого лишь, что однажды твой отец похвастался, будто ты никогда не плачешь, как ребенок. Послушай меня, Майя: в слезах заключена целительная сила. Слезы лечат человека. Один Альдермастон сказал однажды, что порой слезы имеют силу слов. Я пишу эти слова и плачу о тебе. Я никогда тебя не видела, Майя, но я тебя люблю.
Я знаю, что на плече ты носишь клеймо. Горькие последствия случившегося останутся с тобой на всю жизнь. Но у тебя есть священный долг, и ты должна его исполнить. После того, как в мое время аббатства были уничтожены, я принесла Клятву о том, что Муирвуд будет выстроен заново, а врата Идумеи вновь откроются для усопших, оставивших свою вторую жизнь. Речь о ритуале Сокровенной Завесы. Он же позволяет мастонам путешествовать между аббатствами на огромные расстояния. Чем дольше будет закрыта Завеса, тем больше бед постигнет эту землю. Мертвые ходят среди нас. Они отвергнуты, они не хотят больше терпеть. Через черные озера они говорят с живыми. Открой Сокровенную Завесу. Я налагаю на тебя этот долг и заклинаю тебя рукой Идумеи. Помни, что иногда простое решение жить — уже знак высочайшей отваги.