Он, она и три кота (СИ) - Горышина Ольга. Страница 11

— Это твой ребёнок, Надя… Как ты можешь…

А что со мной не так? Некоторые «папы» ведь капают сперму и уходят в закат, так отчего же я должна всю жизнь мучиться, зная, что чужая женщина растит моего биологического ребенка? Лешка не знал ответа. Лешка не искал его. Он сдался. Он развелся. Он женился. Он прекратил со мной всякое общение на полгода. Забирал Оливку из бутика моей подруги Милены, чтобы не встречаться ни со мной, ни с бывшей тещей. Деньги переводил мне на счет исправно и для меня, и для ребенка. На Юлю у него тоже хватало. В новом доме он почти не бывал — поселился в офисе и дела поперли в гору. За год, как в сказке, он сделался сказочно богат по нашим скромным меркам.

На первый день рождения Богдана он прислал нам с Оливкой официальное приглашение. Мы раз в месяц встречались с Юлей в парке около их нового дома. Ради Оливки — я не врала, у меня не взыграли чувства к сыну, хотя я очень злилась, что Лешка назвал его именем, которое мы выбрали, когда еще не знали пол нашего первого ребенка. Ведь все отчего-то уверены, что первенец будет мальчик.

Оливка брала братика на руки из рук Юли. Я не пыталась прижать к груди ребенка совсем не из страха полюбить его или пожалеть, что он родился так, как родился. Нет, у меня полностью атрофировался материнский инстинкт еще задолго до этого момента: меня не умиляли чужие младенцы. А уж Богдан точно был мне чужим. А Юля не пихала мне ребенка, потому что боялась, что я вдруг потребую свое назад: и ребенка, и мужчину. Да, она жутко тряслась над своим неожиданным счастьем в виде богатого мужа. Я не спрашивала ее, была ли у них брачная ночь. Я спросила об этом его.

— Нет! — отрезал Леша так зло, что я вздрогнула, хотя разговор был по телефону. — Но сегодня будет, если ты этого желаешь.

Я сбросила звонок. Я не знала, чего желаю. У меня тоже год никого не было. Я даже не могла подумать о флирте. Я наконец-то занялась дочерью, хотя и продолжала мучить ее изысками мировой кулинарии, но больше не сидела подле остывших тарелок. Я верила, что жизнь может наладиться по другому, не утвержденному заранее сценарию.

— Дура!

Это я ругала себя за звонок, а потом передумала ругать… Ну что, он полгода ни с кем не спал, что ли? Ну так чего мне переживать, что сегодня будет не шлюшка, а… Я усмехнулась, а то же самое, но с большой буквы. А кто Юля после того, как согласилась на свадьбу с человеком, который ее не любит? Если я не разлюбила Лешку, неужели он разлюбил меня?

Глава 6.1 "Глаза в глаза"

Я смотрела в глаза взрослой дочери и решала, сказать ей всю правду или продолжать молчать и дать возможность ее папочке рассказать свою версию? Она у Леши отличается от моей: в его версии во всем виновата я и мой эгоизм. Прошла минута, а я все молчала, но Оливка не молчала — продолжала выступать:

— Мама, у меня такое чувство, что ты хочешь услышать, что меня тоже бросили. Ты просто не допускаешь мысли, что женщина может уйти от мужчины сама. От мужчины, который ей надоел…

— Не допускаю, — выдала я сжатыми в линию губами. — Мужчины не надоедают в один день. Они надоедают постепенно, и можно было дождаться, когда Саша снимет для себя жилье… И вообще, он тоже мог бы вернуться к маме. Он, а не ты. Это твоя квартира.

Губы Оливки дрожали и даже зубы клацали, хотя я допускала мысль, что она просто-напросто не пыталась держать рот на замке. Просто выключила звук… На время. Время было недетское, а мы до сих пор не поужинали.

— Скажи мне правду, какой бы они ни была, — попыталась я выполнить Лешкин приказ. — Почему ты заявилась ко мне среди ночи?

— Это был поздний вечер. Если бы я позвонила заранее, ты бы меня не пустила.

— Почему? — искренне удивилась я.

— Потому что ты бы мне сказала, что сказала сейчас. Что уйти должен Саша. Мам, я отдаю себе отчет в том, что со стороны мой уход выглядит по-дурацки! — почти выкрикнула дочь мне в лицо. — Но просто… Просто в какой-то момент я поняла, что все: не могу видеть его даже лишнюю минуту. Оставила на столе записку, как делали в классических книгах, и поехала к тебе. Мне некуда было ехать. Ну не к бабе же с дедом! Мам, ну в чем проблема? Ты не хочешь со мной жить?

— А ты? Ты хочешь жить со мной?

Оливка молча вернулась за стол и схватила вилку, хотя ткнуть ее еще было не во что: она так и не положила себе в тарелку яблочно-творожной запеканки.

— Я думала поучиться у тебя готовить, нет?

— Что, нет?

Я смотрела дочери в глаза и не понимала ни слова из того, что она мне говорила или пыталась сказать. Или пыталась не сказать ничего, уйдя от прямых ответов на мои прямые вопросы.

— Ты не хочешь, чтобы я тут жила? Но не могу же я пойти к тете Юле?

— При чем тут Юля? В чем твоя проблема? Твой отец будет продолжать снимать тебе квартиру. И твоя зарплата не пострадает.

— Мама, я не могу жить в квартире одна. Я боюсь темноты. Ты забыла?

Действительно забыла. Черт… Я только причину не забыла. Оливка не любила читать. Умела еще до школы — бабушка научила, но читала только из-под палки и ровно то, что задавали в школе. Мне приходилось читать ей перед сном, чтобы хоть как-то развивать ребенка. И это была жирная галочка в списке необходимых характеристик для статуса хорошей мамы. Мы читали все подряд — все, что говорила читать бабушка. Ровно по списку, прочитанному когда-то мною. Оливка выслушала даже «Хижину дяди Тома», но вот на «Том Сойере» срезалась…

Ну кто мог подумать, что Марк Твен пишет круче Стивена Кинга — после сцены на кладбище Оливка стала требовать оставлять лампу включенной (даже не ночник, а лампу на ее письменном столе), а лучше вообще сидеть с ней, пока она не уснет. Я пыталась оставлять вместо себя старую кошку Соню, которая переехала вместе с нами на новую квартиру в качестве домовенка. Иногда это срабатывало, иногда — нет, и пока Лешка сидел за стенкой со стаканом виски в негнущихся пальцах, я сидела на краю дочкиной кровати и держала ее за руку. Может, я все-таки не была такой уж плохой матерью?

— Ты не одна, у тебя есть кот, — попыталась я сгладить неловкость.

Я не забыла про включенную ночью лампу. Я была уверена, что дочь не просто выросла в годах и размерах, но уж точно переросла все детские страхи.

— Мам, кот — это кот, а человек — это человек. Но если ты не хочешь быть этим человеком, я пойму…

— Что ты поймешь? — почти перебила я и плюхнула ей в тарелку увесистый кусок (нет, прямо-таки ломоть!) запеканки.

— Что у тебя есть личная жизнь. И я очень надеюсь, что она у тебя есть! — снова почти что выкрикнула Оливка. — Я тебя никогда о ней не спрашивала, но и ты не спрашивала меня о моей…

Что-то екнуло в груди — сердце?

— Я тебя и сейчас не спрашиваю. Не хочешь говорить, не надо… Но, ответить на последний вопрос: ты счастлива?

Оливка не опустила глаз, она и до того смотрела мне прямо в лицо, но сейчас ее глаза сделались огромными-преогромными.

— В плане?

— Счастлива, что ушла от Саши?

Взрослая дочь молчала.

— Ты просто слишком часто повторяешь, что у тебя все хорошо, — говорила я медленно и тихо. — Понимаешь, люди, у которых действительно спокойно на душе, не кричат об этом на всех углах.

— А я не кричу, — бросила Оливка грубо и отрезала уголок от своего куска запеканки. — Это ты кричишь. Это ты каждую минуту закидываешь меня вопросами, будто не веришь… Почему ты думаешь, что я тебе лгу? Ты же не маленькая девочка, которую нужно оберегать от правды про ее папочку…

Тихие слова прозвучали громким вызовом. Но не на откровенность. Откровенничать я передумала. Смысла в моей правде нет сейчас никакого.

— Я тебе про папу никогда не лгала. Ты была уже большая, чтобы понять, что взрослые люди иногда расходятся по независящим от детей причинам.

— Да, я была достаточно взрослой, чтобы видеть, что тебе было плохо после развода. И я не хочу, чтобы тебе снова было плохо. Я не хочу причинять тебе дискомфорт, но мне реально некуда идти. Если у тебя намечается свидание, ты просто меня заранее предупреди. Я тогда вытащу кого-нибудь из девчонок в ночной клуб. Мам, я все понимаю… И я ни о чем тебя не спрошу, но и ты ни о чем меня не спрашивай. Не относись ко мне как к дочке. Представь, что я просто подруга, которой сейчас негде жить. Ну, мы же ходили с тобой как подруги по дискотекам…