Его личная звезда. Дилогия (СИ) - Кистяева Марина. Страница 20
Услышав голос Славинского, Ирида растерялась, даже немного разозлилась. Почему он снова у них в квартире? Мало того, что как только он вернулся на Аром, то мгновенно стал эпицентром событий. Куда бы она ни пошла, что бы ни делала - наталкивалась или на него самого, или на последствия его поступков. Те же гладии... Почему она их не выкинула? Почему невольно сравнивала два букета, подаренных одновременно?
Когда пошли разговоры, что Богдан пропал, Ирида вздохнула с облегчением. Ей было стыдно за свою радость, и она её старательно прятала от цепких глаз брата. Но она ничего не могла с собой поделать - она не желала видеть этого человека в своей жизни! Не желала с ним сталкиваться! Не желала с ним разговаривала! И тем более, не желала, чтобы он находился в их доме.
Она боялась его.
Боялась его прошлого.
Боялась его глаз.
- Богдан, - проговорила она вместо приветствия, отодвигаясь от брата и поспешно приводя в порядок одежду. Отчего-то стало стыдно, что она влетела в квартиру и повела себя, как маленькая девочка.
И снова на неё обрушилось ощущение из подростковой поры - он в квартире, и всё сужается, подавляется лишь одним его присутствием. Как такое может быть? Почему она воспринимает его, как угрозу?
Эти мысли в голове промелькнули за краткую долю секунды.
Богдан порывисто встал и в два шага преодолел разделяющее их расстояние.
А потом взял правую руку девушки в свою и впился взглядом в кольцо.
После чего, не прощаясь, развернулся и вышел.
Ирида, пораженная до глубины души его поступком, обернулась и посмотрела на брата:
- Стас, что это сейчас было? - глухо выдохнула она.
- Хороший вопрос.
Радость от помолвки продолжала биться в её душе, но на неё тягуче-предупреждающе наложился отпечаток от прикосновения Богдана. Ирида пожалела, что не заглянула ему в глаза, тогда, возможно, она смогла бы сама ответить на этот вопрос.
Стас успел заглянуть. И то, что он там увидел, заставило его хорошо призадуматься.
ГЛАВА 9
Как он не разбил лифт вдребезги - не понятно. Хватило бы одного удара, чтобы стекло, закаленное и обработанное в специальных условиях, пошло трещинами.
Хотел ударить и в стену. Раскрошить её, изуродовать, чтобы зигзагообразные трещины пошли по серым панелям, снося к чертям собачьим всю охранную систему и панельные коды.
Богдан сдержался. Хваленый самоконтроль, взращиваемый едва ли не с младенчества, и на этот раз не дал сбоя.
Мужчина спустился на подземную стоянку, вышел к своему черному айростену, сел за руль и не дрогнувшей рукой нажал вызов на стейлсе. Ответили практически сразу же.
- Слушаю, Богдан.
- Мне надо как можно быстрее узнать всё об одном человеке. Кирилл Истов. Чем дышит, что любит, какую музыку слушает. Вплоть до того, что ест на завтрак. Все его слабости. Каждый его порок. Хочу знать об этом человеке абсолютно всё.
Короткий кивок послужил ему ответом.
- Сделаем. Завтра к утру вся информация на этого парня будет у тебя.
- Спасибо.
Отключив стейлс, Богдан прикрыл глаза.
Ирида, черт побери, что же ты творишь, девочка...
Он собирался играть по правилам. Прилетев на родную планету, программировал себя на достойное поведение. Что будет действовать в рамках закона, что забудет то, как и чем жил последнее время. Даже собирался не использовать свои полномочия и возможности.
Видимо, у него помутился разум за четыре года рабства, раз подобные мысли могли прийти в его голову. Никто давно уже не играет по правилам. Есть сильнейшие с их правом получать то, что они пожелают. И все остальные.
Богдан относил себя к первой категории.
И он желал Ириду.
Небеса, как же он желал свою девочку...
Выдохнув через сжатые зубы, он запустил айростен на автоматическое управление, указав адрес дома, который с недавних пор числился за ним. Большой двухэтажный коттедж с чужими вещами и чужим дизайном. Богдан был неприхотлив - пока ещё - и его всё устраивало. Привычка к комфортной жизни возвращалась медленно. Его по-прежнему тянуло на минимализм. Была бы мягкая кровать да полная тарелка мяса - с остальными неудобствами можно было свыкнуться.
Да, Славинский, хорошо же тебя припечатало.
Невесело ухмыльнувшись, Богдан откинулся на автокресло, тотчас подстроившееся под его мощную фигуру.
Думать о чем угодно - о доме, об айростене, о небе, о клинике, о проекте Загара! Об Ароме и Латунии! Мать твою, о чем угодно, только не о белокурой шалунье, от вида которой его внутренности завязываются в тугой узел и выворачивает наизнанку всю его сущность.
Ирида.
Девочка.
ЕГО девочка, трахающаяся с каким-то ублюдочным мудаком!
Гнев колыхнулся внутри Богдана. Чуть-чуть, совсем немного - и ярость вырвется на свободу, и тогда он изменит маршрут и наведается в гости к молокососу Истову. Сожмет его хилую шею двумя пальцами и будет спокойно наблюдать, как тот корчится в муках и умоляет его не убивать. Да, вот тогда Богдан будет спокоен, ни один мускул не дрогнет на его лице.
Он это проходил - хорошо знает.
И что самое интересное и поразительное для него - ни одна живая душа на Ароме ему ничего не сделает.
В пору молодости он часто задавался вопросом: "А кто дал им такую безграничную свободу действий и власть?" Его это даже раздражало. Где бы он ни появился, как и другие парни из Высшего эшелона, перед ними все расступались, и они, зачастую, могли творить то, за что других жителей Арома давно бы сослали на планету-тюрьму Ярмис.
Люди любят себе создавать идолов.
Вот из них и сделали таковых.
Только отчего тогда собственные матери отворачивают от них лица и прячут глаза?
Богдан холодно улыбнулся. Свою мать по возвращению на Аром он навестил один раз. Этого оказалось достаточно.
А вот семья Арисовых - тут всё иначе. Из их скромной квартиры он уходить не хотел. Более того, с превеликим удовольствием обосновался бы в отсеке Ириды. И не выпускал бы её оттуда черт знает сколько времени!
Снова Ирида.
Всегда Ирида.
В груди, там, где в ускоренном темпе билось сердце, раскрыла пасть ядовитая змея ревности. Яд капал медленно, капал в одно и то же место, грозясь в скором времени выжечь его душу до дна, отравить кислотой, разрушить те ростки добра и справедливости, что ещё имели место там быть. Любовь - сложная штука, непредсказуемая в своей порывистости. Ты можешь сегодня боготворить объект своей любви, а завтра отправить его на плаху без зазрения совести, из-за мести, из-за того, что любимая позволила себе такую роскошь, как не ответить взаимностью, плюнула в лицо, отказалась от защиты. Любовь может превратиться в самую жгущую и одновременно холодную ненависть, когда ты действуешь расчетливо, просчитывая свои шаги наперед. Такую любовь принято называть одержимостью. Болезнью. И это правильно. Совершенно точное определение, с которым Богдан был согласен на сто процентов.
Так и у него.
Он болен Иридой.
А как иначе объяснить его паталогическое влечение к юной девушке, едва ли не девочке?
Всё было сложно.
Очень сложно.
И когда Богдан выходил на красный песок арены, окрашенной разными оттенками крови представителей неизвестных планет и галактик, перед его внутренним взором всегда стояла ОНА. Её нежная застенчивая улыбка, робкий взгляд, мелодичный голос. И каскад белокурых волос, которые так и хотелось пропустить между пальцев, или, уткнувшись в макушку, вдохнуть их цветочный аромат. Его девочка пахла чертовски вкусно. Именно вкусно. Свежестью и утренней росой.
И он знал - он должен вернуться. Живым. Более того, он знал точную дату, к которой должен был вырваться из плена и вернуться на Аром. По-другому никак. Он дрался лучше любого зверя, убивал тварей, о существовании которых и помыслить не мог, рвал глотки голыми руками и издавал торжествующий вопль, когда поверженный враг падал к его ногам, а толпа, жаждущая зрелищ и состоявшая из зажравшихся подонков, приветствовала его ликующими криками.