Странствия Афанасия Никитина - Виташевская Мария Николаевна. Страница 14
Начиналась война. За что дерутся его властители, крестьянин не знал. Одинаково грабили его свои и чужие войска, одинаково он должен был кормить и тех и других.
Индийская деревня должна была поставлять и воинов, тех самых голых воинов со щитом, мечом или стрелами, которые составляли стотысячные ополчения правителей Индии.
Кончалась война, но не кончались тяготы сельского люда. С особенным рвением начинали собирать налоги. И собирался налог, что называется, «с пристрастием». Не говоря уже о том, что у неплательщика отбиралось его движимое имущество, но и его самого бросали в темницу и пытали, особенно если почему-либо являлось подозрение, что крестьянин утаивает деньги и что он может заплатить налог.
Профессор И. П. Минаев приводит тоскливую песню об этом налоге:
Единственным утешением индийского крестьянина было лишь то, что хоть и сменялись династии, и травили друг друга султаны, сменялись визири, но никто из властей не вмешивался во внутренний строй деревенской жизни.
Как местные, так и пришлые властители собирали с земли налог, а затем оставляли население в покое, позволяя ему ведать своими внутренними делами и управляться по своему усмотрению. Индийская деревня, несмотря на все смены правлений и верований, цепко держалась за свое, веками выработанное самоуправление, и крестьянин мог надеяться во всякой беде на поддержку соседа.
Размер поземельного налога был громадный. Кроме дохода, отдаваемого правительству, крестьянин должен был уделять еще часть дохода старосте, писарю и другим обслуживающим деревню лицам, содержать храм, отчислять известную сумму на взятки начальству, угощать пришлых брахманов и факиров.
Время, когда Афанасий Никитин совершал свое путешествие, было периодом роста закрепощения и ухудшения положения крестьян в государствах Передней и Средней Азии и в Индии. То, что он не сторонился «сельских людей», а, наоборот, жил с ними одной жизнью, помогло ему понять жизнь индийской деревни. В этом одна из подлинно народных, демократических черт Афанасия Никитина.
Необходимо отметить большие лингвистические познания Никитина, говорящие о его незаурядных способностях. Он прошел через Шемаху, Персию, через многие провинции Индии, каждую со своими наречиями и языками. И всюду торговал, общался с народом, с чиновниками и стражей, а иногда и с правителями.
Как же Никитин объяснялся в чужеземных странах? Конечно, он не знал всех языков и не изучал их специально. Но, видимо, он быстро схватывал и усваивал разговорные обороты речи. Кроме того, в те времена купцы обычно владели своеобразной смесью слов из различных восточных языков, служившей жаргоном при торговых сделках.
«В ИХ ЕРУСАЛИМ»
Продав жеребца, который, видимо, все время напоминал Никитину о неприятном приключении в Джуннаре, наш путешественник поогляделся в новой стране. С «бесерменами» Никитин не сошелся. Видимо, после приключения с Асад-ханом, понуждавшим его перейти в «Махмет дени», он опасался заводить с ними близкое знакомство.
Иное дело — коренное население Индии. Индийцы горожане, «делари-ремесленники» и «сельские люди» были очень приветливыми, простыми людьми.
Никитин сумел с открытой душой и подкупающей непосредственностью подойти к местным жителям. «Познася со многыми индеяны и сказах им веру свою, что есми не бесерменин, есть христянин, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуф Хоросани». В свою очередь многие ремесленники и крестьяне, убедившись, что этот белокожий и светловолосый тверич не принадлежит к их гонителям, сблизились с Никитиным. Доверие их к русскому человеку, прибывшему из далекой страны, было так велико, что «они же, — пишет Никитин, — не учали ся от меня крыти ни о чем, ни о естве, ни от торговле, ни о маназу (намазе, молитве), ни о иных вещах, ни жон своих не учали крыти». И повседневная жизнь индийцев открылась перед Никитиным. Ему стали известны религиозные воззрения, обряды, быт индийской семьи.
Именно поэтому удалось Афанасию Никитину написать правдивые строки о жизни народа, гонимого и притесняемого.
Здесь уместно вспомнить о путешествии Васко да Гамы (1497–1499), которое открыло путь в Индию и дало возможность португальцам взять в свои руки морскую вывозную торговлю, до тех пор находившуюся в руках мусульманских купцов.
Васко да Гама, обогнув Африку, на хорошо оснащенном судне переправился через море и побывал лишь в одном приморском городе — Каликуте. Целью его путешествия были поиски новых торговых путей для новых потоков колониальных товаров.
Афанасий Никитин путешествовал в одиночку. «Даба», на которой он плыл, была хрупка и подвержена любому ветру. Все ценности Никитина заключались в одном коне. Но когда Никитин увидел новые земли, познакомился с новыми людьми, глубокая жажда познать окружающий мир толкнула его на путешествие в глубь страны. Он сумел найти общий язык с простым индийским народом, слился с ним, и поэтому записи его «Хожения» до сих пор привлекают нас.
Русский характер, русская душа сквозят за каждой строчкой его коротких и вместе с тем образных записей.
Возвратившись из Аланда, Никитин прожил в Бидаре четыре месяца. В начале марта новые друзья пригласили его отправиться вместе с ними в Парвату. «Свещахся (договорился) с индеяны, — пишет он, — поити к Первоти, то их Ерусалим».
Парвата, куда направился Никитин, представляла собой группу храмов; их развалины были обнаружены во второй половине прошлого столетия на южном берегу реки Кришны.
Шел в Парвату Никитин со своими спутниками целый месяц. Индусы направлялись, видимо, к празднику Шива-ратри — празднику ночи, посвященному богу Шиве. Эта ночь торжественно праздновалась по всей Индии, а к наиболее чтимым храмам собирались громадные толпы богомольцев. К этому времени приурочивались и ярмарки. Шла торговля, очевидно, около самых парватских храмов. «Торгу у бутьханы 5 дни», — пишет Никитин. Кстати, употребляемое Никитиным слово «бут» не значит здесь «будда». «Бут» и «бутхана» — это персидские слова и значат «бут» — «идол», а «бутхана» — «капище», «языческий храм».
Но не ярмарка, которую обычно детально описывает Никитин, поразила его в Парвате, а сам храм и религиозные обряды индусов. «К бутхану же съеждается вся страна Индейскаа на чюдо Бутово, — пишет он, а дальше опять подтверждает: — Съезжается к бутхану людей бесчисленно множество».
О празднике Шива-ратри существует древняя легенда.
Некогда один очень грешный и нечестивый человек охотился в лесу. На охоте застала его ночь, и он, боясь диких зверей, взобрался на дерево. Мучимый холодом и терзаемый голодом, провел он всю страшную ночь в лесу. По воле судьбы под деревом, на котором дрожал охотник, стоял столбик «лингам» — символ Шивы. Сам того не ведая, нечестивый охотник почтил великого бога: он бодрствовал всю ночь и ничего не ел, и от каждого его движения падали на священный лингам с дерева капли росы и листья с ветками. На рассвете измученный охотник ушел домой. Когда охотник умирал, за его душой явились посланник бога смерти Ямы и посланник бога Шивы. Между ними разгорелся великий спор. Несмотря на все злодейства, совершенные охотником, его душу все же взял посланник Шивы за то, что он своим невольным постом, бодрствованием и каплями росы, кропившими лингам, почтил великого бога.