Насильно твоя-2 (СИ) - Устинова Мария. Страница 43

Глава 42

Что такое любовь? Этот вопрос можно задать себе, когда ползешь по полу, выкручиваясь от боли, и орешь, чтобы излить мрак, сводящий с ума.

Я не знала, что такая любовь бывает. Любовь-боль. Любовь больше жизни. Такая сильная, что после нее ничего нет, кроме разорванной души, часть которой навсегда с ним.

Я корчилась на полу в случайной квартире, куда привез меня Андрей.

— Дина? — он склонился, пытаясь поднять, и я в гневе оттолкнула руки. — Прекрати! Ты себя убиваешь.

Ты угадал, Андрей. Смерть заживо. Вот что такое любовь.

Он упал на колено и перевернул меня силой, пока я вопила.

— Он жив! Я созвонился с Ильей. Федоров летит сюда, пока он не прибудет, Эмиля не убьют.

Жив? Это немного привело в чувство. Последние часы исчезли из памяти. Даже не помню, как я здесь оказалась.

— Когда…

— Он прилетит через два дня.

Два дня. Целых два! В прошлый раз мы едва выдержали ночь.

— Вставай, — Андрей мягко подложил ладонь под затылок, помог сесть, а затем и подняться. — Сможешь идти?

Он отвел меня в ванную. Квартира была другой: очередная съемная без вещей и прошлого. Чтобы не рухнуть, я оперлась на грязную раковину. В зеркале позади Андрей стянул через голову футболку и швырнул ее в угол. Сам обескуражен, это видно. Грудь, испещренная шрамами, тяжело поднималась.

— Его снова будут пытать, — прошептала я.

— Илья точно будет.

Два дня моего мужа будут подвергать пыткам! Я крепко сжала кулаки, раня ногтями ладони, и заорала от бессилия.

— Его замучают!

Я люблю тебя, Эмиль… Я не могу думать, что его терзают! Становится больно, будто терзают меня. Меня, а не его убивают. Я схватилась за горло, царапая кожу. От боли я не могла вдохнуть!

В мутном отражении зеркала Андрей встал и приблизился со спины. Включил воду и отвел волосы наверх, открывая мое лицо. Белое, как простыня, с обезумевшими глазами и открытым ртом — я едва дышала от шока.

Он умыл меня холодной водой и спазм сняло.

— Дыши ровно! — с необычной жесткостью отчеканил он. — Медленно и глубоко, поняла?

Я кивнула, пытаясь подстроиться под ритм, и стало легче. Вдох-выдох. А Эмиль меня ударил в похожих обстоятельствах… До сих пор помню оглушающую пощечину, которая сбила с ног.

— Держись, — поддерживая под локоть, Андрей отвел меня на кухню.

Доставая бутылку из шкафа, повернулся ко мне спиной — тоже в шрамах. Ловко прикурил одной рукой, налил водки в стакан и протянул мне.

— Не хочу, — отвела я глаза.

Лучше, чем «мне нельзя».

Он вернул стакан на стол нетронутым.

— Надеюсь, ты не винишь меня в том, что он сдался? — Андрей сощурился от дыма. Эмиль не курил, я давно бросила, и отвыкла от этого тяжелого запаха. — У нас один враг. Ты мне веришь?

— Тебе верил Эмиль, — подумав, сказала я. — Этого достаточно.

— Если тебя утешит, он поступил, как мужик. То, что ты в безопасности, придаст ему сил терпеть.

— Терпеть, — усмехнулась я сквозь слезы. — А смысл?

— Федоров прилетит, я постараюсь его достать. Если Эмиль выдержит до этого момента, все будет хорошо.

— Ты думаешь? — с надеждой спросила я.

Иногда даже крупица может все перевернуть. Я схватила Андрея за щеки, с благодарностью глядя в глаза. Но моя неподдельная радость вызвала желчный смешок.

— Угораздило же… — он поцеловал мою ладонь, почти как Эмиль, у которого и подсмотрел. — Влюбился в чужую женщину… Да еще безответно.

Нет, я знала, что он хочет меня. А сейчас вижу — это больше, чем желание. У меня участился пульс, когда вспомнила, что я наедине с мужчиной, которому себя обещала. Он с готовностью всадил пули в Богдана и остальных всего за одну мою просьбу.

— Жаль, что я тебе не нужен.

Андрей оперся двумя руками на стол позади меня и наклонился, ртом нависая над ложбинкой между ключицей и шеей. Очень интимное место. Его хочется спрятать. Только перед любимым мужчиной, наоборот, выгибаешь шею, предлагая свою уязвимость.

А с Андреем я не знала, как себя вести. Боль, с которой он говорил, вызывала безотчетный страх.

— Наверное, я это заслужил. Ты мое наказание.

Его волосы защекотали шею, когда он навис над нецелованным местом, вдыхая мой запах.

— Прости, любимая, — шепот обжег шею. — Сегодня я должен тебе исповедаться.

Когда шепчут так горячо, неволей теряешь голову.

Даже если страшно. Даже если не тот. Чужая страсть обжигает. Уже второй раз он просил прощения. И если не за изнасилование, то за что?

— Это я во всем виноват. Я тебя подставил. Прости, но меня загнали в угол.

Из-за нервов язык и губы Андрея стали непослушными, а речь невнятной. Я чувствовала — это не само откровение, а прелюдия к нему, неуместная по жестокости на светлой кухне, где веселятся солнечные зайчики.

— Я уговорил Глеба украсть деньги. Обещал, что прикрою. Я не знал, что он обратится к мошеннику, а тот привезет тебя…

У меня похолодело в груди. Так он и есть та «крыса», которую искал Эмиль… Я молчала и боялась даже дышать.

— Я уехал на то время, а когда вернулся в Ростов, мне сказали, что с Эмилем была девушка. Красивая, совсем молодая. Что ее пытали и надругались толпой…

— Замолчи, — взмолилась я.

— Не могу, — его качало. — Я должен признаться. Я выяснил, кто ты. Нашел твоего бывшего, избил… сильно злился. Сказал, тебя продали в рабство. Хотя это моя вина.

— Не надо, Андрей…

Слова вызывали боль из прошлого, но остановить его я не могла.

— Я только о тебе думал. Когда приехал к Эмилю, чуть с ума не сошел, тебя увидев… Такая нежная, запуганная. Ты не должна была десятой доли тех издевательств выносить. Красивая девушка, которой жизнь сломали все вместе… Эмиль тебя даже защитить не мог.

Я закрыла глаза — будто в сердце ударили!

В нашу первую встречу я пряталась за спиной мужа. Помню глаза Андрея, интерес, странную нежность, с которой он ко мне относился.

— Они должны были сдохнуть, — шепот щекотно касался шеи. — Эмиль, Глеб, Славик, все просто мясо, но ты… Я давно ничего не чувствую, Дина. Ты первая что-то вызвала во мне за много лет… Что-то во мне шевельнула.

Кажется, Эмиль был прав.

Андрей отмороженный наемник, а я не желала этого знать. Мне хоть в ком-то хотелось видеть человечность, и я отыскала ее в чувствах убийцы.

— Прости меня, хорошо? Ты единственное в жизни, за что меня мучила совесть.

Простить… За историю, из-за которой стольких вогнали в землю. Столько смертей. Столько боли. Любви.

Андрей выпрямился, печально глядя в глаза.

Я поняла, почему он на меня запал. Он сам травмированный. Прошел пытки, шантаж, угрозы, может быть, войну. А потом увидел меня, увидел, как я беспомощна. Не только влюбился, а вообще что-то ощутил к живому человеку.

«Ты такая, что умереть не жалко».

Я попыталась понять его. Представила, как он сидит ночами на кухне и курит один. Без семьи, друзей. Одержимый врагами и темным прошлым.

Нормальная женщина с таким жить не станет. Им нужна стабильность. Кто согласится на жизнь по съемным квартирам, с горой оружия в доме, в полной изоляции? Не заводить знакомств, не рассказывать, кто твой муж, вечно врать. Не знакомить с родителями. Порвать со старыми связями. Ни на что не рассчитывать и ничего не ждать. Просто любить, пока можешь.

А я такой была, когда мы встретились.

Пряталась в своем внутреннем мире, где было не страшно.

Я ему подходила. Он все обо мне знал. Освобожденная рабыня с благодарностью приняла бы его. Девушка ниоткуда, без прошлого, будущего. С исковерканной судьбой. Красивая и нежная. Без знакомств, семьи. Чистый лист.

У него не было выбора, а я идеальная партия для киллера не на ночь, а на жизнь.

На что я едва не подписалась? Вышла бы за него и жила бы в чужих квартирах, как в камере-одиночке. Разгоняла бы на кухне дым сигарет, смотрела на изрезанное шрамами тело, прислушивалась к невнятным из-за паралича словам, когда Андрей выпьет. Купалась бы в ласке одинокого мужчины.