Священный цветок - Хаггард Генри Райдер. Страница 16

Самми повиновался, и наш разговор продолжался в таком духе:

Хассан. Я убедительно прошу вас не сходить на берег. Эта страна совсем неподходящее место для таких благородных джентльменов. Здесь нечего есть, а дичи уже много лет не видно. Страну эту населяют дикари, которых голод принудил сделаться людоедами. Я не хочу, чтобы ваша кровь пала на мою голову. Поэтому я прошу вас лучше отправиться на этом корабле в бухту Делагоа, где вы найдете хороший отель, или в какое-нибудь другое место.

А. Квотермейн. Могу ли я спросить вас, сэр, какое положение занимаете вы в Килве, что так заботитесь о нашей безопасности?

X. Благородный английский лорд, я здешний купец португальской национальности, но рожденный от арабской матери высокого происхождения и воспитанный среди этого народа. Я имею сады, возделываемые моими туземными слугами, которые для меня все равно, что родные дети. Я развожу пальмы, маниоку, земляные орехи, смоквы и другие растения. Все окрестные племена считают меня своим вождем и отцом, А.К. В таком случае, благородный Хассан, ты можешь провести нас через эти племена, видя, что мы мирные охотники, никому не желающие причинить вреда.

(Продолжительное совещание хассана с Дельгадо. во время которого я приказываю Мавево вывести на палубу всех сноих зулусов с ружьями).

X. Благородный английский лорд, я не могу позволить вам высадиться на берег.

А.К. Благородный сын пророка, я намерен завтра рано утром высадиться на берег со своим другом, спутниками, ослами и багажом. Я буду рад, если ты позволишь мне сделать это. Если же нет… – я посмотрел на грозную группу охотников, стоявших позади меня.

* X. Благородный английский лорд, мне очень неприятно применять силу, но позволь мне сказать тебе, что в моей мирной деревне есть по крайней мере сотня людей, вооруженных ружьями, между тем как вас меньше двадцати человек.

А.К. (обменявшись после некоторого размышления несколькими словами с Соммерсом). Не можешь ли сказать мне, благородный господин, не было ли видно из вашей деревни английское военное судно «Крокодил»? Это судно занимается поимкой арабских доу note 32, принадлежащих работорговцам. Я получил письмо от его капитана. Он должен был быть в этих водах еще вчера, но, по всей вероятности, запоздает дня на два.

Если бы в ногах почтенного Хассана разорвалась бомба, эффект едва ли был бы меньший. Он не побледнел, но сделался ужасно желтым и воскликнул:

– Английское военное судно «Крокодил»! Я думал, что оно ушло чиниться в Аден note 33 и вернется в Занзибар не раньше, чем через четыре месяца.

А.К. Ты получил ложные сведения, благородный Хассан. Оно не будет чиниться до октября. Прочесть тебе письмо? – Я вынул из кармана кусок бумаги. – Оно должно интересовать тебя, так как мой друг капитан, которого, как тебе известно, зовутфлауэрс, упоминает о тебе. Он пишет…

Хассан махнул рукой.

– Довольно. Я вижу, благородный господин, что ты горячий человек, которого нелегко отговорить or принятого решения. Если хочешь, высаживайся на берег и иди куда тебе нравится.

А.К. Я думаю, что мне лучше всего подождать прихода «Крокодила».

X. Нет-нет, высаживайся на берег. Капитан Дельгадо, вели грузить их багаж в свою шлюпку. Моя лодка тоже к услугам этих лордов. Тебе, капитан, лучше всего уйти отсюда с вечерним отливом. Еще светло, лорд Квотермейн. Все, что в моих силах, к твоим услугам.

А.К. Я понимаю, бей Хассан, что ты шутил, когда настаивал на том, чтобы я отправился в другое место. Право, превосходная шутка для человека, гостеприимство которого так известно. Прекрасно, мы исполним твое желание и высадимся на берег сегодня же вечером. Если капитан Дельгадо случайно увидит военный корабль «Крокодил», пусть он будет добр дать нам сигнал ракетой.

– Конечно, конечно, – прервал меня Дельгадо, делавший до этого времени вид, что не понимает по-английски, и заставлявший меня при разговоре с ним прибегать к помощи Самми. Потом он отвернулся и отдал приказание своим арабам-матросам перенести наши тюки из трюма в лодку. Никогда я не видел более быстрой погрузки. Через полчаса на шхуне не оставалось ни одного нашего тюка. Стивен Соммерс наблюдал за их переноской. Наш личный багаж был положен в шлюпку с «Марии», а остальные тюки вместе с четырьмя ослами были как попало свалены на плоскодонную баржу, принадлежавшую Хассану. На этой барже поместился я с половиной наших людей, остальные под командой Стивена заняли места в меньшей лодке.

Наконец все было готово, и мы отчалили.

– Прощайте, капитан, – крикнул я Дельгадо, – если встретите «Крокодил»…

Тут Дельгадо разразился таким потоком брани на португальском, арабском и английском языках, что конец моего замечания, по-видимому, не достиг его.

В то время, когда мы гребли по направлению к берегу, я заметил, что Ханс, сидевший недалеко от меня под одним из ослов, обнюхивает, словно собака, борт и дно баржи. Я спросил его, в чем дело.

– Странный запах в этой лодке, – прошептал он по-голландски, – она пахнет кафрами так же, как и трюм «Марии». Я думаю, что на этой лодке перевозили невольников.

– Сиди смирно и перестань обнюхивать лодку, – сказал я, подумав при этом, что Ханс прав. Очевидно, мы попали в гнездо работорговцев и Хассан их предводитель.

Мы миновали остров, на котором я заметил развалины старого португальского форта и несколько длинных хижин, крытых соломой, где, должно быть, содержались невольники до отправки на корабль. Заметив, что я пристально смотрю на эти хижины, Хассан поспешно объяснил мне через Самми, что это – склады, в которых он сушит рыбу и кожи и сохраняет товары.

– Это очень интересно! – заметил я. – А мы сушим кожи на солнце…

Мы пересекли узкий канал и достигли плотины, где вышли на берег. Отсюда мы в сопровождении Хассана направились не в дерев– ню, которая теперь видна была слева, но к довольно красивому, хотя и полуразрушенному дому, стоявшему ярдах в ста от берега. Что-то во внешнем виде этого дома внушало мне мысль, что он был построен не работорговцами. Его веранда и прилегавший к нему сад указывали на хороший вкус и цивилизованность строителей. Очевидно, здесь некогда жили культурные люди. Дальше я увидел развалины церкви среди апельсиновой рощи, окруженной пальмами. Что это была церковь, в этом не было никакого сомнения, так как тут же стоял небольшой навес, увенчанный каменным крестом. Под навесом висел колокол, некогда призывавший к молитве.

– Передай английскому лорду, – сказал Хассан Самми, – что это здания христианской миссии, покинутой более двадцати лет тому назад. Когда я пришел сюда, то нашел их пустыми.

– Вот как! – ответил я. – А как звали тех, кто здесь жил?

– Я не знаю этого, – сказал Хассан. – Они ушли задолго до моего прихода.

Мы вошли в дом и в продолжение последующего часа были заняты своим багажом, который был сложен в саду. Для охотников были разбиты две палатки, которые я приказал поставить перед окнами комнат, предназначенных для нас. Эти комнаты были замечательны в своем роде. Моя, очевидно, раньше служила гостиной, что я заключил по разбитой мебели, по-видимому, американского производства. Комната, занятая Стивеном, некогда служила спальней, так как в ней осталась железная кровать. Кроме того, тут был висячий книжный шкаф (теперь валявшийся на полу) и несколько растрепанных книг. Одна из них хорошо сохранилась, быть может потому, что белым муравьям и подобным им существам не понравился вкус ее сафьянового переплета. Эта книга называлась «Христианский год», соч. Кебла. На ее заглавном листе было написано: «Дорогой Лизбет в день рождения от мужа». Я спрятал эту книгу в карман. На стене висел небольшой акварельный портрет очень красивой молодой женщины с голубыми глазами и белокурыми волосами. В углу портрета было написано тем же почерком: «Лизбет в возрасте 20 лет».

Этот портрет я тоже взял себе, думая, что со временем он может пригодиться как вещественное доказательство.