Священный цветок - Хаггард Генри Райдер. Страница 6

Я помню, что для дополнения рассказа я ввел в него еще нескольких леопардов (самку и трех взрослых детенышей) и раненого буйвола. Согласно моему рассказу, всех их одного за другим мистер Скруп прикончил своим охотничьим ножом. Интересно было смотреть на него во время этого рассказа. К счастью, он сидел рядом со мной, и я мог толкать его ногой под столом. Все это было очень весело. Молодая пара была очень счастлива, так как они действительно любили друг Друга.

Благодарение судьбе, мне с помощью брата Джона удалось снова соединить их.

Во время своего пребывания в Эссексе я, между прочим, впервые встретился с лордом Регноллом и прекрасной мисс Холмс, с которыми мне впоследствии суждено было пережить несколько очень странных приключений.

Спустя некоторое время я взялся за дело. Кто-то сказал мне, что в городе есть фирма, занимающаяся аукционной продажей орхидей, которые в то время входили в моду у богатых садоводов. «Вот – подумал я, – подходящее место, где мне следует показать свое сокровище. Без сомнения, господа „Мэй и Примроуз“ – так называлась эта всемирно известная фирма – смогут познакомить меня с богатыми орхидистами, которые не задумаются внести пару тысяч фунтов на поиски цветка, стоившего, по словам брата Джона, неслыханную сумму денег. По крайней мере, я попытаюсь что-нибудь сделать».

И вот в одну пятницу, около двенадцати часов дня, я посетил деловую контору господ «Мэй и Примроуз», принеся с собою Cypripedium, которая лежала теперь в плоской жестяной коробке. Для своего посещения я выбрал очень неудачное время, так как на вопрос, могу ли я видеть мистера Мэя, я получил ответ, что он отсутствует.

– В таком случае я хотел бы видеть мистера Примроуза, – сказал я.

– Мистер Примроуз в аукционном зале, – ответил клерк, который, казалось, был очень занят.

– А где это? – спросил я.

– Выйдя за дверь, налево, потом опять налево, – сказал клерк, захлопывая окошечко.

От этой грубости мне стало так неприятно, что я уже был близок к тому, чтобы отказаться от своего предприятия.

Но, немного подумав, я все же пошел в указанном направлении и через минуту или две очутился в узком проходе, ведущем в большую комнату.

Для всякого нового человека эта комната представляла необычайное зрелище.

Первое, что бросилось мне в глаза, было объявление на стене, запрещавшее посетителям курить трубки. «Странные растения эти орхидеи, если они умеют отличать сигарный дым от трубочного», – подумал я, входя в большую комнату. Налево стоял длинный стол, уставленный горшками с самыми красивыми цветами, какие я когда-либо видел. Все это были разнообразные орхидеи. Вдоль стен стояли столы, сплошь заваленные корнями, тоже, по-видимому, орхидей. Моему неопытному глазу все эти кучи корней казались не стоящими и пяти шиллингов. Посреди комнаты стояла кафедра или трибуна, за которой сидел джентльмен с очень приветливым лицом. Он так быстро вел аукцион, что сидевший рядом с ним клерк едва успевал записывать покупателей. Перед кафедрой стоял стол, имевший вид подковы. За ним сидели покупатели. Конец этого стола никем не был занят, так что носильщики могли выставлять перед продажей каждую партию цветов. У самой кафедры стоял еще другой небольшой стол, на котором стояло около двадцати горшков наиболее красивых орхидей. Судя по объявлению, они должны были продаваться ровно в половине второго. По всей комнате стояли группы мужчин (дамы сидели за большим столом), большинство которых имело в петлицах орхидеи. Это, как я узнал впоследствии, были продавцы и любители орхидей. Все они производили на меня очень хорошее впечатление. Комната мне тоже казалась чрезвычайно уютной, особенно по контрасту с ужасным лондонским туманом, царившим снаружи. Я пробрался в угол, чтобы никому не мешать, и некоторое время смотрел на происходившее перед моими глазами.

Вдруг чей-то приятный голос рядом спросил меня, не желаю ли я заглянуть в каталог. Я посмотрел на говорившего и сразу почувствовал к нему чрезвычайную симпатию (я уже говорил, что принадлежу к людям, придающим большое значение первому впечатлению).

Это был обыкновенный белокурый молодой англичанин, не очень высокого роста, хорошо сложенный, с веселыми голубыми глазами и чрезвычайно приятным выражением лица. Лет ему было не более двадцати четырех – двадцати пяти. Я сразу почувствовал, что это чрезвычайно добрый и милый человек. На нем был немного поношенный костюм из грубой материи, с орхидеей в петлице.

– Благодарю вас, – ответил я, – я пришел сюда не покупать. Я мало смыслю в орхидеях, – прибавил я в виде пояснения, – за исключением некоторых видов, встречавшихся мне в Африке, и вот этой, – я похлопал по жестяному ящику, который держал в руках.

– Мне очень хотелось бы услышать что-нибудь об африканских орхидеях, – сказал он. – Что у вас в этом ящике, растение или цветы?

– Всего один цветок. Он принадлежит не мне. Один из моих африканских друзей просил меня… впрочем, это длинная история, которая вряд ли будет интересна вам.

– Напротив. Судя по величине, это должно быть стебель или побег Cymbidium note 14.

Я отрицательно покачал головой.

– Это не то название, которое упоминал мой друг. Он назвал этот цветок Cypripedium.

Молодой человек был чрезвычайно удивлен.

– Один цветок Cypripedium во всем этом большом ящике? Должно быть, это очень большой цветок.

– Да, мой друг говорит, что это самый большой цветок, какой когда-либо находил. Он имеет около двадцати четырех дюймов note 15 в поперечнике.

– Двадцать четыре дюйма в поперечнике! – воскликнул молодой человек с видом крайнего удивления. – И притом Cypripedium'. Сэр, вы, вероятно, шутите?

– Сэр, – ответил я с негодованием, – вы хотите сказать, что я лгу? Впрочем, может действительно оказаться, что этот цветок другого семейства.

– Во имя богини Флоры note 16, покажите мне его поскорей! Я начал открывать ящик. Он уже был наполовину открыт, когда к нам подошли два других джентльмена, которые либо слышали наш разговор, либо заметили возбужденный вид моего собеседника. Я заметил, что в петлицах у них тоже были орхидеи.

– Ба, Соммерс! – сказал один из них с искусственной живостью, – что это у вас?

– Что это у вас? – повторил другой.

– Ничего, – ответил молодой человек, которого назвали Соммерсом, – это… ящик с тропическими бабочками.

– А! Бабочки! – сказал номер первый и ушел. Но не так легко было удовлетворить любопытство номера второго, мужчины с ястребиными глазами.

– Покажите мне этих бабочек, – обратился он ко мне.

– Это никак не возможно, – воскликнул молодой человек. – Мой друг боится, как бы сырость не испортила их окраски. Не правда ли, Броун?

– Да, Соммерс, – ответил я, поняв хитрость и захлопывая ящик. Мужчина с ястребиными глазами удалился.

– Орхидист! – прошептал молодой человек. – Ужасный народ эти орхидисты! Оба эти джентльмена – очень богатые люди. Мистер Броун – надеюсь, так вас зовут, хотя, быть может, я ошибаюсь…

– Да, вы ошибаетесь, – ответил я, – меня зовут Аллан Квотермейн.

– А! Это лучше, чем Броун. Вот что, мистер Аллан Квотермейн. Здесь есть отдельная комната, куда я имею доступ. Быть может, мы перейдем туда с этим ящиком… (мимо нас проходил джентльмен с ястребиными глазами) с бабочками?

– С удовольствием, – ответил я.

Мы вышли из аукционного зала и в конце концов очутились в маленькой комнатке, по стенам которой стояли полки, уставленные книгами.

Соммерс тщательно запер за собой дверь.

– Ну-с, – сказал он тоном романтического злодея, оставшегося наедине с добродетельной героиней, – теперь мы одни. Мистер Квотермейн, покажите мне ваших… бабочек.

Я поставил ящик на стол у окна и открыл его. Потом был снят верхний слой ваты, и вот на свет появился золотистый цветок, сжатый между двумя стеклами, ничуть не поврежденный в больших путешествиях, прекрасный даже в мертвом виде.