История очевидца иных миров (СИ) - "Bunny Munro". Страница 47
— Ну, так вкусно поесть — это завсегда пожалуйста. Кстати, об алкашах, присоединишься к нам?
Салли бросила голодный взгляд на бутылку и стопки и покачала головой:
— Ты же знаешь, на работе никак. А вот если после забежишь на огонёк…
Последние слова были заглушены отчаянным кашлем хасида. Лицо его раскраснелось, взгляды метали молнии в сторону официантки. Успокоившись, он возмущенно завопил:
— Салли, имей уже совесть, что о тебе подумал бы, услышь сии речи, твой благоверный и трое твоих детей?! А что обо мне подумает мой новый знакомый?! Кстати, мой пардон, ты видишь перед собой молодого Фланагана, вот.
— О, мистер Фланаган, как мило.
— Можно просто Креван…
— Я ведь Вас помню. До того, как ваша семья перебралась в город, вы часто гуляли с родителями. Я тогда уже заметила, что в Вас больше от Джейда, чем от Бриды. А сейчас вижу, что была права — Вы почти что копия отца.
— Если честно, я плохо помню тот период, большую часть жизни я прожил в Белфасте. А когда ехал в Бушмилс, надеялся восстановить в памяти места, знакомые с детства. Куда там — для меня всё здесь незнакомо, я не чувствую деревню родной. Не думаю, что вернусь сюда ещё раз…
— Всё что не делается — всё к лучшему. — в разговор вклинился Эфраим. — Предлагаю тост за приезд нашего мистера Фланагана на родину, даже если этот визит будет последним. В памяти должны оставаться приятные моменты, и пускай сегодняшний вечер станет таким моментом!
Стопки волшебным образом оказались уже наполненными, и новоиспечённые приятели выпили третий раз. Салли извинилась и отошла. Пришло время ужина, которому и было воздано должное. Во время еды говорили мало. Захович ел со смаком, причмокивая и одобрительно бормоча что-то под нос. Фланаган был более сдержан, но с удивлением понял, что хлеб, использовавшийся для сандвичей, был домашним, только из духовки, а бекон, похоже, тоже собственного изготовления. Пирог же был воистину навершием трапезы.
Насытившись, Креван, время от времени искоса поглядывавший на хасида, решился:
— Слушай, Эфраим.
— А? — Захович указательным пальцем вымазывал тарелку, на которой ещё пять минут назад был приличный кусок пирога. Палец застыл в воздухе, будто грозя кому-то. На его кончике алела капля ягодного сиропа.
— Слушай, а разве у тебя не должно быть этих… — Креван поднес руки к лицу и, двигая пальцами, будто вкручивая невидимые лампочки, провёл от висков к подбородку.
Эфраим удивлённо посмотрел на Фланагана, машинально повторил жест собеседника, обнаружил, что испачкал сиропом щеку, выругался, чем поразил Кревана, а потом захохотал:
— Ах, этих! Так я ведь не совсем нормальный хасид и пейсы не ношу. За что, кстати, сплошь и рядом имею косые взгляды, а один божий человек хотел меня даже поколотить. Давно это было… Да и всё равно ничего у него не вышло…
Кревана, между тем, одолел зуд знаний:
— Эфраим, а ты ведь и на еврея-то не очень похож! — Тут он сообразил, что ляпнул глупость, — Чёрт! Извини, я не то имел виду…
Захович почему-то развеселился пуще прежнего. От восторга он хлопнул себя ладонями по ляжкам и зашелся в приступе хохота. Отсмеявшись, он вытер рукавом слезящиеся глаза, наклонился вперед и одобрительно хлопнул Фланагана по плечу:
— Славно-то как! Спросить еврея, почему он на еврея не похож!
Креван попытался оправдаться, сказать, что неправильно сформулировал свои мысли, но Эфраим только рукой махнул.
— Ладно, дружище, перестань. Сейчас на такое немногие способны. В век тотальной толерантности, когда из разговоров, я не говорю уже о заявлениях официальных лиц и колонках таблоидов, исчезает всё, что хоть как-то относится к полу, расе, вероисповеданию, услышать подобный вопрос… Правда-правда, преступить негласное социальное табу просто из интереса, не из корысти или злобы — это очень ловко! И перестань краснеть, как девица до свадьбы, я вовсе не обижаюсь. Больше того, я с удовольствием отвечу. Папа у меня был португалец, ашкеназ, еврей-полукровка, тоже по папе. По сути, и не еврей-то. А с мамой всё сложнее. Она из очень далёких мест, а древний род её, долгое время считавшийся давно прервавшимся, община настолько замкнутая, что и с её принадлежностью к народу возникли вопросы. Потому-то я и отличаюсь от остальных. Но не настолько: брюнет, густые черные брови, нос с горбинкой. Глаза только что серые с прозеленью. Ну, так с этим окружающим приходится мириться, не мне. Лехаим!
Выпив, Фланаган извинился и вышел. Пока он, чуть покачиваясь, шёл к туалетной кабинке, любопытный и чуть настороженный взгляд Эфраима следовал за ним. И ещё какое-то время, после того, как дверь скрыла фигуру Кревана, хасид рассеянно таращился на уже пустое место.
Оправившись, Фланаган понял, что немного набрался. "Всего-то полбутылки, а меня уже ведёт… Надо тормознуть, домой пора…" Но, как ни странно, домой ему абсолютно не хотелось. Поразмыслив, что вполне может себе позволить посидеть ещё часок, Креван вернулся в зал. Последующие полчаса новые знакомые болтали о том о сём, сошлись во мнении, что Кэмерон не чета Блэру, а почему женщин так тянет к Олланду — мировая загадка, сродни обезлюдевшей "Марии Селесте" или острову Роанок с его пропавшими поселенцами (Фланагану вспомнился крокодилистый Кински, но у того хотя бы была дикая, первобытная сила — а что такого есть у Олланда?) Слегка разошлись в музыкальных пристрастиях: Креван тяготел к дэт и блэк металлу, индастриалу и тому подобному, а Эфраиму нравились “Дорз” и “Мьюз”. Зато, оба терпеть не могли эстраду. Это открытие было скреплено рукопожатием, после которого последовал краткий тост: "Смерть попсе!" (согласный рёв двух глоток заставил немногих посетителей паба удивленно обернуться) Язык у Фланагана заплетался, изображение чуть уплывало. Захович держался бодрее, но только что держался: глаза блестели, голос то срывался, то давал петуха, активно жестикулируя, он толкнул бутылку, но, по счастью, в ней уже почти ничего не оставалось. Огорченно изучив сосуд на просвет, хасид поцокал языком, подкинулся и забавной, подпрыгивающей походкой отправился к стойке.
— Э-ей! Эф, ты куда? — Эфраим действовал слишком быстро для заторможенного тяжёлым днём и выпивкой сознания Кревана. Захович улыбнулся и плавно взмахнул рукою:
— Сей момент буду!
Вернулся он с двумя чашками чипсов, двумя низкими стаканами и большой бутылкой виски. Водрузив добычу на стол, Эфраим горделиво осклабился.
— Ты что, ну к'да ещё-та? — Проклятый язык не желал повиноваться, — И ты-ы, што, собираишься есть ч'псы с виски? Варвар!
Последнее слово Креван практически выкрикнул, и на приятелей снова стали оборачиваться. Народу прибавилось, но до аншлага было очень далеко. Эфраим прижал указательный палец к губам и, наклонившись вплотную к Фланагану, забормотал вполголоса:
— Не, если тебе не нравиться, я пойду и закажу чего-нибудь горячего. Вот щас…
Креван удержал его, положив руку на плечо:
— Да перестань же. У м'ня тут есть кой-што…
Наклонившись, он вытащил из-под стола свёрток, заботливо упакованный Энни.
— Ага! Эклеры от Шефа! — Эфраим довольно потер ладошки. — Как же, как же, знаем. Ну да, я в курсе кто такой Паркер. Пару раз мы с ним славно поболтали, я говорил ему, что с такой харизмой он мог бы далеко пойти, а он только смеялся в ответ. Ну, это, конечно, дело его, но вот девчушку, что там работает, он привязывать к кондитерской права не имеет. Пускай даже ей там нравится — что она в жизни видела, с чем ей сравнивать? Эта Энни совсем неглупа, запросто могла бы уехать учиться в Европу по какой-нибудь программе. А потом уже, коли сердце всё так же будет лежать к Мэтту с его кондитерской, и вернулась бы…
Креван хотел было встать на защиту девушки и Шефа, заявить что-нибудь об их отцовско-дочерних отношениях, но затевать спор было лень. Вместо этого, он просто опрокинул в рот порцию виски, почти не ощущая вкуса. Хасид, кажется, даже не обратил на это внимания, он сидел, барабаня пальцами по столу, брови его были сдвинуты, а взгляд направлен в никуда — не то размышлял о судьбе бедной Энн, не то прислушивался к мерному шелесту голосов вокруг. Внезапно глаза Заховича снова обрели осмысленное выражение, он несколько секунд смотрел в упор на Фланагана, потом выпил свою порцию и спросил: