История очевидца иных миров (СИ) - "Bunny Munro". Страница 5
Крепкие ладони взялись за плечи Фланахэна. Ещё одна рука не грубо, но твердо захватила волосы безликого в жменю, чуть протянув назад, открывая горло. Раздался ещё один голос, низкий и раскатистый, доселе в судилище не участвовавший. Поначалу Крейван не понял, кто говорит — настолько контрастировала неприметная внешность Суибнна и его выдающийся бас. "Парень своим пением мог бы срывать овации на приёмах у лордов и королей, а он почему-то предпочитает бродить с толпой сумасшедших по другим мирам…" — Как ни странно, мысль развеселила Фланахэна, и он помимо воли улыбнулся.
— Моя радость, тебе не кажется, что резать людям глотки как-то дико? В иных местах до такого опускаются лишь изгои от цивилизации…
— Милый, ты чрезмерно свыкаешься с атмосферой мест нашего пребывания. Напомню, что здесь, в нашем мире, гораздо более худшие вещи, нежели перерезание горла, не считаются чем-то чрезмерным. Ты, наверное, предпочел бы огнестрел?
— Ну, по мне, так это гуманнее.
— Ты знаешь, у нас ведь не так много зарядов к огнестрелам. А доставать новые не так-то просто.
— Наши люди на той стороне…
— Нашим людям на той стороне следует быть осторожнее, и так уже произошло несколько инцидентов. Стоит лишь привлечь к себе хоть толику внимания — гурли тут как тут. Мы не можем позволить себе лишние потери. И потом, ты ведь знаешь, чего стоит проносить оружие через Простенок?
— Да, конечно, ты права… Может тогда нам стоит… — Суибнн наклонился к супруге и вполголоса что-то забормотал ей на ухо. Крейван почти ничего не разбирал, лишь несколько слов: "наша сторона", "многоликими", "больше пользы". Армонда предпочла ответить громко, продолжая метать молнии из глаз в направлении пленников.
— Ты слишком высокого мнения о наших гостях, Суибнн! Невооруженным глазом видно, что их узколобые головёнки набиты страшными историями о Проклятии безликих. Они же предпочтут подохнуть прямо здесь, под ножами, чем нарушить свой дурацкий запрет!
Пастырь-мужчина впервые за вечер сфокусировал взгляд своих светлых глаз на Крейване и его друзьях. Смотрел он долго, стараясь поймать взгляд, увидеть там что-то неведомое даже самим безликим. Потом снова отвернулся.
— И снова ты права… — в его голосе слышались печаль и разочарование. — Они истинные сыновья своих отцов, а потому не способны. Ладно, давайте заканчивать…
Теперь, кажется, и вправду — всё. Плечи снова стиснули живые тиски, открытое горло ощутило прохладу стального лезвия. Крейван закрыл глаза. Одновременно он пытался представить то, что случится через пару мгновений, и тут же старался выбросить из головы, услужливо возникающие картины казни. Секунда проходила за секундой, но ничего не изменялось. Возникло ощущение, что настоящий, живой здесь только он сам, а все окружающее всего лишь декорации к этой застывшей сцене. Фланахэн уже начал тихонько обдумывать логичность предположения, что видит сон и, возможно, ему следует проснуться, когда застывшее плетение ткани времени и пространства порезал голос Армонды:
— Ты уверена? Это твоё чувство — оно верно?
Глаза Крейвана распахнулись. Снова отсрочка неизбежного наказания? Или все же…
Девочка, до сей поры безучастно сидевшая у ног Пастыря, сейчас была на ногах и что-то горячо, шёпотом объясняла матери. Та недоверчиво, но внимательно слушала, изредка бросая быстрые взгляды на Фланахэна. Когда девочка закончила, Армонда с полминуты стояла в задумчивости, рассеянно кусая нижнюю губу. Всё это время ходоки, не двигаясь, ожидали дальнейших указаний, а Крейван по-прежнему чувствовал бритвенной остроты лезвие у своего горла. Что-то решив для себя, Армонда встряхнулась, схватила мужа за руку и буквально потащила в темноту, подальше от костра. О чём они там говорили, Крейван представить не мог, но чувствовал, что разговор этот каким-то образом затрагивает и его персону. Наконец, после томительных минут ожидания, супруги снова вступили в круг света, отбрасываемый костром. По лицу Армонды что-нибудь понять было трудно, она была где-то далеко, зато супруг её прямо-таки светился от облегчения. Он наклонился к снова вернувшейся на место у ног дочери, поцеловал её в макушку и крохотный носик, потом выпрямился, поднял руку и пробасил:
— Пак-Тод-Джерри! Зачехляйте ножи и идите, возьмите свои огнестрелы. Потом выдвигайтесь к последнему фургону — сегодня отличная ночь для охоты!..
Все прошло, будто и не было ничего. Только что Крейван находился в лагере ходоков, к его горлу был приставлен нож, и сам он готовился умереть. А прямо сейчас он снова стоит в захламленном тупичке, и в его уши вливаются последние слова незнакомца, за что-то ненавидящего Фланахэна и готового его убить.
— … вообще не парит. Тебя…
— Постой, может быть, ты меня с кем-то спутал? Если так, я не имею к тебе претензий и готов согласиться на примирение даже без принятия обязательных в таком случае извинений.
Глава 2
Покоя, вот чего сейчас так хотелось Кревану Фланагану, душевного покоя и рационального порядка в мыслях. В физическом плане, в состоянии покоя он находился уже четвертый день. Лежал на чуть продавленной тахте в своей съемной квартире, в спальном районе Белфаста (на двуспальную кровать, которую они с Джен делили ещё несколько дней назад, он смотреть не мог), отключив все, что способнораздражать: телевизор, игровую приставку, компьютер, проигрыватель винилов, даже телефон. Телефон — в первую очередь. Он не хотел слышать озабоченные голоса коллег по работе, сочувствующие речи приятелей. “Да, перестань, Крю, чего ты себя накручиваешь? Ты серьезно думаешь, что ты первый человек, кто напортачил с накладной и получил пистон от начальства? Какая глупость! Я сам в прошлом месяце слажал дважды. И что ты думаешь? Получил, конечно, разгон, но потом продажи подросли и — вуаля! Неплохие премиальные за ударный отрезок, ха! Ерунда это все, не забивай голову! Пойдем лучше пивка дернем…” Или “Дружииище, вот же досада! Вы с Джен столько лет вместе и — на тебе… Ммм… Я вот почему-то верю, что дело не в тебе… Я тебя понимаю, у самого был случай…”Кревану было начхать на заботу и сочувствие друзей и коллег, начхать на работу, даже начхать на их размолвку с Дженнифер. Да, у Кревана Фланагана возникли проблемы и всё, так много значившеё в его жизни прежде, в один далеко не прекрасный момент стало совсем не важным…
Всё началось почти неделю назад. В тот день, с утра, Креван даже не обратил внимания на лёгкую головную боль, возникшую за правым ухом, тем паче, что скоро она прошла. Через пару часов в том же правом ухе что-то защёлкало, как при отите, которым Фланаган часто болел в школьном детстве. Ещё чуть погодящёлканьесменилось постоянным шумом. Решив, что подхватил какую-то из новомодных версий гриппа, Креван отпросился у шефа с работы (частная фирма по продаже геодезического оборудования, в которой он просиживал каждый день с 10.00 до 18.30 носила дурацкое название “ Золотой треугольник”, которое Креван терпеть не мог. В принципе, понятно, чем руководствовался его начальник Томас Грейди, придумывая название: триангуляция, полигональная съемка и тому подобная специфическая словесная каша должна, по замыслу создателя, приводить клиента к мысли о нивелирах и теодолитах. Но "Золотой"?! Фланаган иногда недоумевал, почему до сих пор их не почтила визитом наркополиция1). Вернувшись домой и, покопавшись в аптечке, которую курировала Джен, онпринял вроде бы подходящие таблетки, а потом задремал. Уже выпадая из реальности бодрствования, подумал, что сон — это лекарственное благо, и когда онпроснётся, то должен будет чувствовать себя гораздо лучше.
Пробуждение убило надежду. Шум в ухе немного стих, но появились вполне распознаваемые звуки: далекая музыка (скрипка, волынка, арфа, свирель, иногда по отдельности, но чаще в разных сочетаниях), топот копыт, звук льющейся воды, удары металла по металлу. Хуже всего были голоса. Крики: боли или радости — разобрать было трудно. Разговор. Шепотки. Отдельные слова даже были различимы, но звучали странно и особого смысла не передавали. Так как никаких других признаков болезни Креван не ощущал, в голову начали заползать неприятные и пугающие мысли. Он никогда не слышал о том, чтобы безумие приходило вот так — с головной болью и фолк-радиостанцией в ухе. С другой стороны, Креван не был специалистом в психиатрии и не мог сказать наверняка, что не сбрендил.