Вырай. Триединство (СИ) - Боровикова Екатерина "Копилка". Страница 20

Из-за кустов показалась пожилая женщина с металлической трубой на плече, Слава рухнул в траву и замер. Потенциальная свидетельница прошла мимо заборчика, ничего подозрительного не заметив.

Слава подниматься не стал, пополз за трейлер по-пластунски.

На заднем дворе можно было немного расслабиться. Дэвид оказался запаслив — здесь стояли металлические бочки, джип без колёс, высилась груда то ли мусора, то ли нужных в быту вещей.

Кроме хлама, среди которого можно было спрятаться, с этой стороны ещё и соседи отсутствовали: метрах в пяти от трейлера парк кончался, высокий забор из металлических прутьев отделял его от заасфальтированной улицы и многоэтажного квартала. Прутья густо оплетал плющ, Слава на всякий случай решил считать его ядовитым.

Искатель придирчиво оглядел трейлер. Дверь осталась с противоположной стороны, так что здесь можно было рассчитывать лишь на три маленьких окошка, причём только в одно из них Слава теоретически мог бы пролезть. Но для начала он решил разведать обстановку и попробовал заглянуть внутрь. Окна находились высоко от земли, поэтому даже его с ростом пришлось становиться на цыпочки.

Ничего не вышло. Окно оказалось безумно грязным, да ещё и занавешенным плотной шторой. Но зато Слава услышал приглушённые голоса и возню. Если бы волосы на голове были чуть длиннее, они бы зашевелились от ужаса, настолько яркой оказалась картинка, всплывшая перед глазами. Больше не думая ни о чём, Слава разбил кулаком стекло и, не обращая внимания на порезы и осколки, впивающиеся в ладони, подтянулся на руках.

Он ввалился в трейлер, уронив себя на кухонную плиту. Разметал спиной кастрюли и сковородки, сбил локтем навесной шкафчик, из которого с жалобным звоном высыпалась посуда, и тут же вскочил, принимая боевую стойку. И только потом понял, что сцены насилия, проносившиеся перед внутренним взором, не имеют ничего общего с реальностью.

Максим сидел на полу в узком проходе, опираясь спиной о дверь шкафа, и душил своими кандалами Дэвида. Тот вырывался, размахивал ногами, что в ограниченном пространстве было не слишком продуктивно, и пытался ослабить захват. Длины цепи хватило на двойной оборот вокруг шеи, так что сделать это никак не удавалось.

Вообще, ситуация была явно патовой. Максиму не хватало сил и здоровья, чтобы «додушить» врага если не до смерти, то хотя бы до потери сознания, а Дэвид не мог в полной мере воспользоваться уровнем своей подготовки для освобождения из-за тесноты и неудобной позы. Увидев Славку, удивились оба, Макс даже руки опустил, чем американец тут же воспользовался, просунул ладони под цепь и чуть её не снял. Но Слава схватил ближайшую сковороду и треснул Дэвида по лбу.

— Ну, Андреич, — выдохнул искатель, как только солдат обмяк. — Я уж думал всё, капец, добрался буржуй до твоей невинности. Или таки добрался?

— Не волнуйся, Коваль, — прохрипел Максим, устало оттолкнул от себя Дэвида и дрожащими руками потёр лоб. — Честь моя не поругана. Хотя он пару раз поднимал эту тему, когда по дороге сюда рассказывал, что будет со мной делать. Но в основном в его мечтах фигурировал огонь, сломанные пальцы и разбитые суставы. А ещё вампир, которому я завтра должен достаться на обед. Поищи у него в карманах ключи.

Дэвид дышал прерывисто, но стабильно. Славка деловито обшарил его одежду, и вскоре кандалы с рук и ног Максима перекочевали на тюремщика. Только приреченцы ещё и застегнули их через металлическую ножку стола, прикрученную к полу, чтобы исключить любое сопротивление.

— Голову ему придержи. — Макс, морщась, растирал запястья. — Прислони к ножке стола или ещё как-нибудь, а то в шее сейчас что-нибудь перещёлкнет, поговорить не сможем. А я хочу про Марину расспросить, он из почётных, может что-то знать.

— У гениальных людей мысли сходятся, Андреич, того же самого хочу. — Слава последовал совету, потом поднялся и стал шарить по шкафчикам и ящикам. Нашёл относительно чистое полотенце, перевязал окровавленную руку. — Как думаешь, чем можно нашатырь заменить?

— Любой ядрёной гадостью. Уксусом, спиртом, ацетоном и так далее. — Макс перешёл к растиранию лодыжек. — Или водой на лицо побрызгай. Хотя, знаешь, забудь. Судя по изменившемуся дыханию и напряжению мышц шеи, наш вдовец пришёл в себя.

Славка сел напротив Дэвида, тронул его за плечо и сказал на английском:

— Глаза открой.

Тюремщик, превратившийся в пленника, притворяться перестал и громко заорал:

— Помоги-и-ите!

Слава дёрнулся и торопливо закрыл ему рот ладонью. Дэвид отклонился, снова попытался крикнуть, но Максим натужным рывком поднялся, схватил со стола чёрную от грязи тряпку и затолкал её в открытый рот. И тут же, морщась от боли, вернулся на пол.

— Ну что, допрыгался? — удовлетворённо спросил Славка. — Выбирай: или мы убираем кляп, вежливо беседуем и расстаёмся хорошими друзьями, или ты продолжаешь вести себя, как дубина, и твоя жизнь закончится прямо здесь и сейчас.

Взглядом Дэвида можно было зажечь небольшой костёр.

— Ну, как хочешь, — вздохнул Слава, переглянулся с Максимом и снял с пояса нож.

Дэвид обеспокоенно завозился и несколько раз быстро кивнул.

— Окей, молодец. Хороший мальчик.

— Вы! — зашипел американец, едва тряпка снова оказалась на столе. Голос повышать он больше не пробовал. — Вы убили Джозефа! Вы, русские, самые страшные твари на Земле!

— Да как же вы меня достали за эти дни! — взорвался Максим. Проникся даже Слава, который очень редко, да фактически никогда, не видел бывшего учителя в таком гневе. Он успокаивающе положил руку на плечо Максима, но тот резко её сбросил. — Во-первых, мы не русские, а белорусы! Во-вторых, вы напали на нас первыми, и неважно, что Марина ударила заранее: она не делает подобное просто так! И в-третьих, ты сам, лично, пристрелил свою жену, или кто он там тебе, ты понял меня, чмо недотраханое?

Последние два слова он выкрикнул по-русски, не найдя аналогов на английском. Славка нервно гыгыкнул, так как подобные выражения Бондаренко вообще никогда не употреблял, и Слава до этого момента даже не был уверен, что они есть в лексиконе друга.

В дверь настойчиво забарабанили, и Максим резко захлопнул рот. Слава прижал нож к шее пленника и погрозил пальцем.

— Дэвид, приятель, у тебя всё в порядке? Мы слышали крики.

Слава пнул американца ногой. Тот вздрогнул и медленно, растягивая слова, ответил:

— Всё хорошо, мистер Амброкс.

Максим ткнул пальцем себя в грудь и широко открыл рот.

— Это… Это мой гость кричал.

— А, тот бешеный русский? — Максим закатил глаза, Славка удручённо покачал головой. — Я слышал, что ты взял его на поруки до завтра. И правильно. Зло должно быть наказано. Ну, не буду мешать, отдыхай.

— Ну что, зайчик. Отдохнём? — широко улыбнулся Слава.

— Я передумал. Убейте меня. Не хочу без Джозефа. И ты прав, русский, я сам на спусковой крючок нажал, Господь руку не отвёл. Значит, и правду говорят, что таким, как мы, счастье не предназначено.

И Дэвид неожиданно заплакал.

— Эм, ну… — растерялся Слава. — Э-э-э… — и резко перешёл на русский: — Андреич! Чё делать?!

— Не знаю я! Ну, представь, что это девушка, которая любимого человека потеряла.

— Может, мне его ещё обнять и по голове погладить? Тьфу, срамота!

— В конце концов, он просто человек. Судя по тому, как убивается, и правда любил жену-мужа. Так что давай, успокаивай. Я не могу, мне до сих пор прибить его хочется, как и всех остальных «представителей муниципалитета», с которыми общаться довелось.

Слава скривился, словно у него заболели все зубы разом, сел поближе к Дэвиду, протянул руки, чтобы обнять за плечи, вздрогнул и резко их убрал за спину.

— Слышь, мужик, ты это… Мы тебе сочувствуем, правда. Любимую, то есть, любимого, ой, бля, короче, вот это вот самое терять тяжело. Мы не звери. Но и ты пойми. Вы сами виноваты. Мы вас трогали? Нет. А вы… Вот я тебе клянусь — если расскажешь всё, что мы хотим знать, оставим в живых. И даже, ты слышь? — Слава пихнул Дэвида в бок. — Слышь? Я тебе оставлю баксов вагон, — он пошарил в кармане и достал пачку долларов, — у меня с собой тысяч семь. Или даже восемь, взял, сколько влезло в шмотку. Так вот, я тебе оставлю, а ты где-нибудь в живописном месте памятник своему Джо поставишь. Или, не знаю, откроешь школу танцев его имени. Или бар, для ваших.