Пленница тирана (СИ) - Шарм Кира. Страница 11
Несколько раз жестко толкнувшись пальцами, вытаскивает их и, теперь уже медленнее, направляет в меня свой член.
Теперь я успеваю все прочувствовать, — как упирается в мой вход его огромная головка, как, со скрипом она проходит сопротивление у меня внутри, и, чуть поводив ею во мне вперед- назад, он резко вдалбливается на полную мощность, одновременно навалившись на меня почти полностью.
Боже! Боль — оглушительная, до звона в ушах, до моментального пота, который тут же обливает мое затрясшееся от жуткого разрывающего ощущения тела. Даже орать не могу, — боль окатила, пронзила насквозь и слезы сами по себе хлынули из глаз.
Наклонился надо мной, — так близко, что наши лица почти соприкоснулись.
Снова показалось вот это что-то человеческое в его лице, и… Какой-то странный взгляд в еще сильнее потемневших глазах с бешено расширенными глазами.
Интерес… Какой-то странный, — так рассматривают забавную и странную зверушку…
Но, может, теперь, поняв, что я девственница, он все-таки поверит, что я — не шлюха, и не станет продолжать?
Только бы вышел из меня как можно скорее, — я больше не вынесу этой жуткой боли!
Не двигаясь, провел по моему лицу ладонью, стирая слезы. Замер, обжигая меня своим тяжелым дыханием. Лишь бы отпустил, — я больше не выдержу! Сейчас, кажется, от меня только куски тела останутся!
Но — нет, чуда не случилось.
Приподнявшись, он поднял мои ноги, забрасывая себе на плечи, и начал двигаться, — резко, жестко, каждым толчком раздирая меня еще сильнее, еще глубже, — до мучительной, резкой скручивающей боли в животе, до прострелов в сосках, как будто действительно проткнет меня сейчас насквозь, до самого горла, перемешав все внутренности в фарш.
Даже вкрикнуть не смогла. Стонать от боли не могла. Ничего не могла. Только думая об одном, — скорее бы потерять сознание от этой боли!
Только сознание никак не покидает меня, а он — все ускоряется, и толчки становятся резче.
Задвигался бешено, сжав челюсти, впившись в меня взглядом, — а я уже и не пыталась закрыть глаза, — все равно не помогало. Затонал, — с хрипом, с рычанием, начав вколачиваться так, как будто на кусочки меня развалить хочет. Все тело затряслось, подлетая почти над кроватью, грудь под его точками стала болезненно дергаться, а внутри, — ожог и рана, невыносимая, безумная боль.
И наконец замер, прижав меня своим телом еще сильнее.
Неужели? Неужели все?
Слушала его рваное дыхание мне в шею, смотрела, как капля пота с его виска падает на мое лицо, — не двигаясь, стараясь даже не дышать, вообще не издавать ни звука, даже уже не дернулась когда он обхватил ладонью мою грудь.
Внутри все равно все горит, пусть даже он и вышел. Так раздирает, что невыносимо терпеть, и хочется просто сдохнуть, — прямо сейчас, в один миг.
— Иди к себе, — хрипло произносит. Очень тихо.
И я соскальзываю с этой кровати, на которой меня только что практически убили.
На его презервативе, на простыни видна кровь. Весь его член, до сих пор не опавший, в моей крови, даже волосы над ним.
Еле встаю на ноги, — они не слушаются, их сводит судорогой от того, насколько сильно он их раздвинул, и как долго это было.
Орать хочется, выть, реветь в голос, — но я только на негнущихся ногах, как сломанная кукла, плетусь вперед. Ничего в голове, — ни единой мысли, только как будто бьет колокол, — оглушительно и по вискам. Даже не думаю о том, куда это, — к себе? Но в том, что уж точно не домой, — даже не сомневаюсь.
Глава 14
Меня подхватывает под локоть та самая женщина, которая встретила у дома нас с Зафирой, и куда-то тащит, практически волочит. Не разбираю дороги, даже не смотрю, мне все равно. Меня заталкивают в какую-то конуру, — маленькая комната без окон. Кровать, стол, одно кресло у стола, — и приоткрытая дверь в ванную. Вот и все.
Оставляет одну, и я просто падаю на постель, слыша в тишине, как поворачивается ключ в замке двери.
Меня заперли. Выхода отсюда нет, — проносится в голове.
Но даже это уже меня не трогает. Меня будто выключили, — осталась только действительно неживая кукла.
С огромным трудом отталкиваю себя от постели и плетусь в душ, — скорее механически, чем если бы меня волновали сейчас вопросы гигиены. Да, нужно смыть это все с себя, — кровь, пот, его прикосновения… Но на самом деле, — ничего уже этого я с себя не смою. Никогда. Даже если буду тереть тело так, что ободру всю кожу.
Так и лежу всю ночь на постели. Все тело горит, зато внутри как будто все заморозили, превратили меня в бесчувственный лед.
Слез нет, — ничего нет.
Даже боли.
Как будто все, чем можно чувствовать, из меня просто вынули.
Даже глаза не закрываются. Просто до утра смотрю в потолок, и пошевелиться не могу. Только под утро, о чем говорят мне огромные часы на стене, проваливаюсь в темноту.
* * *
Очнувшись, я даже не сразу понимаю где я.
Мне снились теплые руки Кирилла, обнимающие меня, его губы, как обычно, прижавшиеся к моей шее, что-то шепчущие, — успокаивающее и ласковое.
Не сразу поняла, — откуда эта пронзительная боль между ногами, почему так тянет низ живота и болит распухшая грудь? Неужели Кир снова попытался повторить свои попытки? Те самые, когда он был настойчив до боли в теле и до первого моего страха перед ним?
— Кир, я же просила, — выдыхаю, чувствуя, как болят губы от того, что начинают двигаться. — Не трогай меня…
Но, вместо привычного уже «прости, детка, спи, все хорошо» и волны тепла, когда он притягивает к себе меня крепче, — тишина и холод.
Даже руку завожу назад, все еще до конца не вынырнув из пелены сна, — чтобы коснуться его плеча, щеки, чтобы притянул меня к себе сильнее, — так иногда тоже бывало, Кирилл, еще не проснувшись до конца, начинал слишком яростно меня ласкать, а после моей просьбы перекатывался на край постели. Слишком возбужден он был, именно под утро, особенно под утро. Отшатывался, чтобы сдержаться и остыть.
Медленно раскрываю до невозможности тяжелые веки, — как будто бы к ним груз какой-то прицепили, — и не понимаю. Стены вокруг, темнота, тикают на стенке напротив часы, подсвечивается циферблат и стрелки.
Откуда часы на стене? Почему темно? Мы никогда не закрываем шторы, чтобы проснуться вместе с солнцем, — оно всегда светит в глаза, и спать дольше уже невозможно. Это лучше, чем будильник. Есть в этом какая-то магия. — чтобы тебя будило именно солнце. Мама всегда говорила, что так оно будто само благословляет новый твой день. Когда была маленькая, я даже умывалась солнцем, — зачерпывала его свет в ладоши и проводила по лицу. Смеялась новому дню, в котором мы с солнцем заодно, — а, значит, обязательно случится что-то счастливое!
Но солнца — нет.
Приподымаюсь на локте, чувствуя тело таким разбитым, как будто по нему проехал трактор. Каждая косточка ломит, а между ног саднит просто невыносимо!
Стены. Стены и даже нет маленького зазора, пусть хотя бы и под самым потолком.
И понимание, вспоминание, — накрывают меня шквалом.
Его сверкающие в темноте черные глаза. Я на коленях и его огромная головка, которой он водит по моим губам, — а меня трясет и я не могу сказать ни слова. Руки его на моей шее, сдавливающие горло. И…
Резкая боль проходит волной по всему телу, заставляя меня скорчится от боли.
Перевожу взгляд туда, между ног, где все как будто жгли всю ночь раскаленным железом.
Остались сделы крови, — не до конца я вымыла все вчера.
Бессильно зарывшись руками в перепутанные волосы, понимаю, — кончилось мое солнце. Его больше не будет. Никогда.
Будет только вот этот кошмар, — мрачный, среди стен, в которых я заперта. Боль — и голос этот его, запрещающий произнести хоть слово. Не будет больше мне улыбаться новый день. И счастливого уже со мной ничегно не произойдет.
Слез нет, — тело просто сотрясает мелкой дрожью, но, кажется, я просто разучилась за прошедшую ночь плакать. Как и вряд ли уже когда-нибудь сумею улыбнуться.