Пленница тирана (СИ) - Шарм Кира. Страница 18

Обязан он по своим законам все, что гость похвалит — подарить. Традиция у них такая.

— Я рад, дорогой, что тебя порадовала эта моя мелочь, — Маниз расплывается в улыбке, — но я вижу, как внутренне его слегка дергает. — Твой подарок упакуют и доставят тебе в ближайшее время.

И я улыбнулся раздражению, мелькнувшему в его глазах прежде, чем они снова наполовину прикрылись веками и стали лениво-сонными.

А о девчонке — и вовсе забыл. Да и запоминать там особо нечего.

Глава 21

Забываю ровно до тех пор, пока не возвращаюсь домой, — почти уже под утро. Повалился бы спать, — разговор у нас с хозяином острова длился еще долго, о многом… Но…

Замираю, как вкопанный, когда ее вижу. Нежная, хрупкая, и в то же время с довольно округлившимися формами, в полупрозрачной этой наброшенной тряпке, — она будто ангел, или видение…

Губы — пухлые, сочные, темные, как спелая вишня. Волосы окутывают до бедер, — густые, волнами колышашиеся от легкого ветерка из окна. Стоит, склонив голову, не двигаясь, не издавая звука.

Внутри прям обожгло, — реально, просто видение, вот как будто нимфа океанская влетела в мое окно ночью. Удивительная, — порочная и невинная одновременно.

Захотелось прижать к себе со спины, провести ладонью по плечу, почувствовать кожу… Блядь, — губами даже почувствовать, — но к шлюхам я не прикасаюсь, и уж тем более их не целую, — да на хрен нужно кому-то к ним вообще прикасаться? Это их дело — отрабатывать.

Даже разозлился.

Хотя…

Правду говорят, у Маниза весь товар лучшего качества, что ни возьми, — еду или виски. Или шлюху. Вот и эта — совсем на шлюху не похожа.

Представил себе — что не на час, не на ночь, — совсем моя. Будто наложница, — вся мне принадлежит теперь, без остатка. В любой момент щелкну пальцами, — и ублажать меня будет, днем, ночью, или пока я ужинаю минет под столом делать. Все, как хочу и когда хочу. Вот так, — безмолвно, — не люблю, когда бабы рот в принципе открывают, не затем он им природой дан, а для услаждения нашего. Вот так, — покорно, опустив глаза…

Внутри все перевернулось, — такого возбуждения, такого желания дикого я даже в свой первый раз не чувствовал! Да и что там — в первый раз, тогда только бы всунуть кому-нибудь интересовало, — сейчас же все по-другому. Сейчас все изощреннее, — и эта безмолвная нежная малышка выучит все мои предпочтения, только ради них и существовать вообще будет, жить ради того, чтобы удовольствие хозяину своему доставлять!

Член дернулся до боли, — блядь, это просто крышесносно! И как я раньше до такого не додумался? Завести себе такую вот наложницу? Хмммм… Да хотя бы ради этих ощущений стоило сюда приехать!

Борясь с искушением просто сжать за плечи и втянуть в себя ее запах, — сквозь какие-то масла и ароматы, которыми ее напичкали, пробивался именно он, — что-то такое терпко трепетное, еле уловимое, такое, что будто ловишь, — и поймать не можешь, и хочется больше и больше, так, чтобы зачерпывать, вдыхать, напиться этим запахом, — прижать к себе и почувствовать, как это, когда она — вся твоя, до последней клеточки, каждым своим вздохом, — просто обошел и разлегся на постели, сбросив одежду. Полностью моя, вся мне принадлежит, — и это возбуждало просто бешено, до искр из глаз. Вся ее жизнь теперь — приятно мне делать. Блядь! Аж кровь, кажется, закипает и бурлить от этого начинает!

— Давай, — застыла, губы дрожат, пальцы, что вместе у груди сложила, подрагивают.

Похоже, малышка не разделяет моего энтузиазма, — но ничего, привыкнет. Ей теперь деваться некуда.

— Массаж мне сделай, а потом яйца вылижи, — блядь, я уже где-то за гранью, а она и не шевелится. А меня трясти уже всего начинает. — Ты что, умерла там?

— Я… — судорожно вздохнула, снова дернув руками, — в полутьме ее ресницы длинными тенями прочерчивали лицо, длинными, дрожащими тенями, — и меня снова дернуло. До одури.

— Давай уже, — не выдержал, схватил, потащил на себя, — блядь, впервые хочу кого-нибудь до дрожи, так, что уже и на ласки все мне по хер. Неудержимо просто хочется уже оказаться в ней, — а она мне тут разговоры разговаривать решила!

Не привык я терять контроль, — но тут будто сорвало башню. Вцепился в затылок, — и толкнулся, — сразу, до самого горла, внутрь, зашипев от кайфа, — как будто жажда у меня и стакан воды к губам поднесли, — и пить хочется залпом, а не растягивать на хрен удовольствие. Так и с ней, — это ощущение собственности круче всех на хрен виагр и афродизиаков вместе взятых, — или какая там еще возбуждающая херня есть?

Задохнулся, когда раздался характерный горловой звук, блядь, прямо искры из глаз посыпались.

В жизни мне не делали такого неумелого, такого, блядь, хренового минета, — как будто непонятно во что вообще членом пихаюсь, — а еще говорят, что у Маниза шалавы вышколенные, — вот ни хера подобного! Как деревянная, блядь, честное слово! Только почему меня от этого так дергает и крышу срывает не по-детски? Вместо того, чтобы облегчение получить, задвигавшись внутри нее, только по нарастающей возбуждаюсь! Реально ее, что ли, специальной хренью какой-то намазали, от которой крышу рвет?

— В глаза мне смотри, — дернул к себе, жестче надавил на скулы.

Не знаю, что там у них за хрень, но она, блядь, перекрывает всю ее неумелость. Все равно Манизу скажу, что бракованный у него товар. Только, блядь, товар этот на мозги так действует, что в них что — то щелкает, блядь, и отключается на хрен. Наркоманом становлюсь, — чем больше имею девчонку, тем больше хочется.

И будто простреливает всего, когда распахивает свои огромные, мокрые заплаканные глаза.

Яркое фиалковое пятно на черном фоне всего, что вокруг. Никогда таких глаз не видел!

— Давай, — проталкиваюсь глубже, понимая, что одного раза будет явно мало.

Это — так, разогревка просто, типа прелюдии. Пар спустить и перейти уже к настоящему удовольствию. Ее распробовать хочется, а не набрасываться вот так, — голодно, жадно, рывками и кусками, как будто бабы за всю жизнь не видел.

Кончаю почти сразу, — безудержно, жадно, сразу уже представляя и второй, и третий, и, кажется, пятый заход, — и как на спину ее опрокину, и как сзади трахать буду, и как наверх усажу, а ее соски будут перед глазами раскачиваться.

Бросаю на постель девочонку, — и внутри все уже прямо, блядь, пожаром горит от нетерпения, — так в нее ворваться хочется. Ни хера не выйдет и второй раз посмаковать, — как голодному хочется накинуться и вдабливаться на всю мощность. И чтоб орала и стонала и изворачивалась подо мной, — от одних только тихих ее всхлипов уже уносит на хрен.

Только вот ужас этот ее в глазах, — блядь, любят шлюхи Манизовские роли играть всякие. Научили девчонку страдалицу из себя показывать, — лучше бы горлом брать нормально научили и отсасывать.

— Убери это страдание из глаз, — бесит. Не привык я к такому, да и глазищам ее это вот совсем, на хрен, не идет. Я страсть хочу видеть, я к нормальным женщинам привык, — да и БДСМы все эти — не про меня, блядь. Маниз, видно, по собственному вкусу их так готовит.

И снова злюсь, — блядь, рот ее так и манит, — поцеловать хочется, — шлюху, блядь, да еще и после минета. И шею ее тоже, и соски губами поймать, — вкус ее почувствовать, в себя затолкнуть хочется. И это бесит, блядь, просто неимоверно.

И сухая. Блядь, — ноги раскинула, лежит передо мной распахнутая вся полностью, — и, блядь, — сухая! Ну, — как? Что, и такому, кроме страдальческого лица, тоже там у них учат?

Врываюсь уже со злобой, — на нее, на себя, что дикое во мне что-то пробуждается, неправильное, на Маниза этого блядского, который настроение мне своими инструкциями шлюхам портит, — да на все!

Врываюсь, — и охреневаю, — девственница!

Хотя, — чему удивляться? Невинность — самый дорогой товар, ничего странного в том, что у Маниза его вдоволь. Дороже стоит.

Теперь понятно, почему глаза такие у нее перепуганные, — пусть и знала, на что шла, когда в «Звезду» устраивалась, знала, что ночь ее в жизни первая такой вот будет, — а все равно, наверно, страшно. И больно ей, скорее всего.