Игрушка для хищника (СИ) - Шарм Кира. Страница 12
Кажется, последние слова она воспринимает, как угрозу, потому что снова дергается и сжимается вся, — чувствую под руками.
А я, как мамочка, начинаю мазать ее спину йодом, который вообще непонятно откуда взялся в моей аптечке.
— Отдыхай давай, — сам весь потом покрылся, пока это делал, как будто самому больно, а не ей. — Поспи. Проснешься, — антибиотик выпьешь, вот тут, на тумбочке, — специально только одну таблетку оставил, а то — хрен его знает, что ей в голову придет. Может, всю пачку зараз проглотить додумается, а мне потом ей желудок промывать. — И не пытайся от меня больше бегать, ладно. Договорились?
Кивает, и я только теперь замечаю, как судорожно она вцепилась пальцами в подушку.
— Постой! — останавливает меня ее дрожащий голос уже у двери.
— М? — поворачиваюсь, удивленный донельзя. Решилась заговорить?
— Что со мной будет? — снова сжалась вся, но простынь теперь взять без разрешения не осмелилась.
Ох, девочка, если бы я только знал, что мне теперь с тобой делать! А так… Сам не понимаю…
— Посмотрим, — сухо роняю и выхожу.
Подальше мне от нее нужно быть, чтобы принять это решение. Подальше. А то голос ее этот нежный и испуганный, глаза такие невинные сбивают меня на хрен с толку.
Глава 5. Света
Светлана.
Не знаю, что меня больше пугает в нем, — его ласка или когда он жесток и похож на дикого зверя.
Да, все пугает, — маньяки, говорят, избивают своих жертв, а потом носятся с ними, как с любимым ребенком и залечивают им раны. И даже искренне верят в то, что любят их, хотя после неизменно убивают.
Так что, наверное, это его проснувшееся вдруг желание отогреть, возиться, выкупать, накормить и даже обработать раны, которые сам же и причинил, — для меня страшнее. Настораживает. Был бы таким лютым, как с самого начала, я хотя бы знала, чего от него ожидать. И, наверное, надеялась бы, что, может, что-то еще действительно разрешится. Что произошла какая-то чудовищная ошибка, и он просто принял меня за кого-то другого, на кого так жестоко разозлен. Тогда бы, наверное, меня бы еще отпустили…
Но теперь его поведение совсем сбивает с толку.
Есть ли шанс на то, что ярость его утихла, и теперь он понял, как жутко со мной поступил?
Если раньше он запугивал меня, обещая мучительную смерть, — то теперь его «посмотрим», возможно, дает мне надежду? И разве стал бы он сдерживаться и залечивать мне раны, если бы собирался и дальше истязать своей жестокостью?
А он сдерживался, — я это чувствую и понимаю.
Дышал же — так жадно, тяжело, рвано, и даже сквозь штаны было видно, как напряжено то, что у него внизу… Только прикасался так… Совсем иначе, по-другому… Как будто и правда обо мне сейчас больше думал, чем о себе?
Таким, каким был вначале — не сдерживался бы. Значит, — что-то в нем изменилось, если даже не тронул, — пусть и так, аккуратно, как ему хотелось?
Цветок надежды — он слишком яркий, слишком сильный, слишком живой. Он взметается внутри, как пламя, снова заставляя поверить, заставляя оживать. Но…
Могу ли я поддаться этой надежде? Ведь, если сейчас поверю, то вернуться к тому, что было с самого начала, будет куда больнее… В тысячи, в сотни раз!
Но на психопата он точно не похож, — такие вещи, как безумие, они чувствуются.
Нет. Он точно вменяемый.
Какой угодно, — страшный, жуткий, убийца, злобный и яростный, — но в любом случае, с психикой у него все в порядке, — даже объяснить не могу, как это чувствую, просто знаю.
А, значит…
Нет, — мотаю головой, обхватывая колени руками.
Я лучше подожду с надеждой. Как он сказал? Посмотрим. Даже прикидывать не буду. Просто замру, — чувствами, как замирают дыханием. И буду ждать.
Тигр.
Куча дел еще, хоть и светает за окнами, — а я сижу и пялюсь в монитор, наблюдая за девчонкой.
Так и не улеглась, — сидит, раскачивается на постели.
Вскакивает, подходит к окну и отшатывается назад. Ну, да, вид у меня оттуда, — просто сказочный, над самым обрывом спальня. Неужели так напугал, что полетать птичка вздумала?
Думал, она умнее, и поняла уже, что бежать — худшее из всего, что она может сделать.
Но, видимо, тяга к свободе заложена у нее на том уровне, до которого здравый смысл не добирается.
Ладно, — хватит ее с меня, уже и так слишком ее много, — в голове, в доме, во времени, которое я на нее убил, и…
И где-то еще, непонятно внутри, где и вовсе быть не должно.
И только ловлю себя на понимании, что, глядя на нее, вдруг улыбаюсь. Интересно, — когда я вообще улыбался в последний раз? Не помню…
Надо будет ей одежду какую-то купить, — а то точно наброшусь, пока голая тут у меня разгуливать по мониторам будет. И в реальности, особенно.
И кроме одежды чего-нибудь такого… Не знаю, — чтобы она от этого улыбнулась… Почему-то очень захотелось улыбку ее увидеть…
Занырнул в почту и замер, открыв видеофайл.
Дом, в который мои люди привезли девчонок-гимнасток… Пока здесь, с охраной, сегодня собирались домой переправить. Но съемка — явно ночная, темно еще.
Девушка в облегающем ярко-розовом трико…
Вот она вышла, крадучись и беспокойно осматриваясь пошла к туалетам по коридору. Да, набрались девчонки страху, хоть им и объяснили, что все в порядке будет, что домой их доставят, а все равно страшно.
В ее руках пиликнул телефон…
— Галя, это Света, — шипит приглушенно задыхающийся голос.
— Света, ты где? — отвечает, еле сдерживаемая истерика в голосе.
Ну, — да. Одну убили, — у всех на глазах, все видели. Одна Света непонятно куда делась.
— Они вас убьют, всех, — лихорадочно зашептал голос. — Постарайся выбраться. Я жду за поворотом.
Блядь, — руки снова сжимаются в кулаки.
Вылезает девка, из окна туалета и вылезает, долго осмотревшись по сторонам. Там у меня, блядь, камер нет, а эти идиоты, что охранять их должны, — расслабились, у входов караулят.
Ну, — да. Окна додуматься сторожить, — это, блядь, просто высший пилотаж для мозгов!
Хотя, — никто не думал, что сбегать кто-то станет, охраняют от внешнего проникновения. И уж красться те, кто мог прийти, точно не станут. Нападут открыто, со стволами, как и мы в тот гадюшник зашли.
Девчонка выпозлза — и никто ее не остановил, не заметил даже. Блядь, — на хрен охрану нужно менять, с такими бойцами ночью и собственной постели прирежут!
Тенью машина черная за углом. Дверь приоткрылась, дернули дуру малолетнюю — и по газам.
Твою ж мать!
Плеснул себе виски, сигарету прикурил.
— Змей! — звоню охране. — Твою мать, — мне почему не сказали, что потеряли одну из девок?
— Прости, Тигр, только сам узнал. Ищут ее уже, все вокруг прочесывают. Номера по камере пробили, — только, блядь, нет таких номеров, не зарегистрированы.
А что тут искать? Можно подумать, мы не знаем, работа чья!
— Охрану эту — на хрен, в расход.
— Уже, Тигр. Всех сменили. Все тихо. Девчонок пока в доме держим, чтоб уже всех вместе домой отправить.
— Мне! Мне, блядь, первому доложить должен был!
Знаю, почему не сказали. Думали, — найти успеют. Знаю. И Змей, — надежный человек, проверенный, в жизни косяков за ним не было. А тут, блядь, — так вот по-идиотски, на ровном месте!
И дальше смотрю.
Новая картинка.
Привязанная она к балке, руки и ноги враскорячку к прутьям прикованы.
И пятеро в масках.
Дерут.
Блядь, так дерут, что девка кровью захлебывается!
Разорванные губы, прокусанные соски, клочья волос, которые из нее выдирают, дергая голову вверх…
И это, блядь, все без остановки в жестоком, жестком трахе!
Стакан сжался в руке и лопнул.
Твою ж мать!
Но я, будто превратившись в статую, продолжаю смотреть на экран.
На хера? Если и так знаю, чем все закончится?
Но не могу оторваться, будто приковывает к себе весь этот кошмар.
Ее разорвали в три члена.