Тайна Нотингер (СИ) - Гришаев Евгений Алексеевич. Страница 31

Через несколько дней я снова отправился на поиск трав, в этот раз пошёл на юг, но только для того, чтобы все видели, что пошёл я не в Нотингер. Оказавшись в лесу, повернул обратно и, обогнув заставу, быстрым шагом направился туда, куда ходить было запрещено. Травы по дороге не собирал, я их и на обратном пути мог собрать сколько потребуется.

В крепости всё оставалось так, как и было, лишь трава подросла за эти несколько дней, что я тут не был. Как только добрался до места, стал готовить погребальные костры, сразу четыре. Подготовив их, занялся перетаскиванием костей. Укладывал сразу по десять скелетов на один костёр и подготовив всё как надо, поджог. Пока костры горели, стаскивал остальные скелеты ближе к воротам, где потом буду предавать их огню. Трудился весь день, но собрать все, так и не успел. Не считая тех, сорок уже сгоревших, нашёл ещё семьдесят два не полных скелета и целую гору отдельных костей, и это лишь только с территории двора, в здания и башни пока не заходил. С некоторых скелетов снимал уцелевшие доспехи, поржавевшие, но ещё вполне крепкие, они могли послужить людям. Каким именно людям они послужат, меня на этот момент не интересовало, мне просто жаль было уничтожать в огне хорошие вещи. Оружия не нашёл, ни мечей, ни топоров, ни ножей, складывалось ощущение, что всё оружие кто-то собрал и унёс с собой.

Вторую партию из четырёх костров подготовил, когда уже стемнело. К этому времени вымотался так, как никогда, причём морально даже больше чем физически. Глядя на разгорающееся пламя, думал, что буду делать потом, когда очищу всю крепость от костей. Незаметно для самого себя задремал, сидя на собранных в стопку старых крышках от бочек. Спустя какое-то время резко проснулся, почувствовав покалывание на кончиках пальцев и нарастающую головную боль. Что происходило с головой, я не знал, но вот пальцы мои начинали светиться знакомым бледно-фиолетовым светом. Мир в считанные мгновения потерял свои краски, став чёрно-белым. Чувство тревоги быстро нарастало, и исходило оно со стороны пустоши. Достав меч, на лезвии которого опять ярко светились буквы, решил подняться на стену, ту, что граничила с пустошью. Открывшийся вид меня напугал, мало того, что высота этой стены оказалась в десять, а то и в двадцать раз выше противоположной, так ещё и пустошь светилась. Не вся конечно, местами, а зелёный свет на фоне остальных мест, не имеющих цвета, казался призрачным. Пустошь жила своей, не известной людям жизнью, по-другому это свечение я объяснить не мог. Пустошь Пасатора обладала собственной магической силой, похожей на ту, что поселилась во мне. Я чувствовал, что где-то там, далеко в середине пустоши, живёт древнее зло, заснувшее на тысячелетия. Оно не умерло, оно живо, и оно ждёт, когда наступит день или ночь, для пробуждения. Чувство огромной опасности, исходящее из центра пустоши, в сравнение не шло, с той сказкой о Нотингере, придуманной, чтобы отогнать от неё любопытных людишек.

Я стоял на стене до самого утра, пока солнце первыми лучами не затмило сияние пустоши. Свечение исчезло и с ним, пропало чувство тревоги, появившееся у меня неожиданно, когда его совсем не ждал.

До полудня успели прогореть ещё четыре погребальных костра, упокоив оставшихся у ворот останки людей. После этого решил, вернуться на заставу и прийти сюда позже, через несколько дней, чтобы проверить все помещения, на наличие в них скелетов или фрагментов костей. Крепость нужно очистить всю, придав огню останки тех, кто погиб здесь, оставшись верным Нотингеру до конца.

Командир Крак был чем-то недоволен, когда я вернулся на заставу с полным мешком разных трав. Я вначале подумал, что причиной его плохого настроения был я, потому что слишком часто уходил на несколько дней, но оказалось, что это не так. Он через месяц должен отправить отчёт о положении дел на границе и с этим у него возникло несколько проблем. Отчёт требовалось написать разборчивым почерком. Указать, на что потрачены деньги, полученные на содержание личного состава и самой заставы, и самое плохое из всего, Крак должен был отвезти отчёт сам. Из всего перечисленного, единственное, что он сам мог нормально сделать – это прибыть с отчётом либо к барону Ульдороку, либо к губернатору Орторану в Карамаш. Крак не хотел ехать ни к первому, ни ко второму, и там, и там на него всегда кричали, обвиняя в растрате. Какие могли быть растраты, если солдаты получали всего одну серебряную крону в месяц, вместо положенных трёх. На ремонт заставы и провизию выделяли вообще крохи, десять монет серебром в год. На эти деньги и одного солдата не прокормить, а в подчинении у Крака их было двадцать. Правда, на данный момент их осталось уже девятнадцать, вместе со мной и об этом начальство пока ещё не знало.

– Господин Крак, я могу чем-нибудь помочь?

– Пишешь красиво или так же как я?

– Ну, не настолько красиво, как пишет королевский писарь, но вполне разборчиво, могу показать.

Крак сразу ухватился за моё предложение и отвёл в свою комнату. Там он усадил меня за стол, выдал самый плохой лист бумаги и предложил написать что-нибудь.

– Что именно? – спросил я на всякий случай, вдруг он решит, что пишу не то, что надо.

– Пиши. Глубокоуважаемый губернатор Орторан, - Крак замолчал, вспомнив что-то.

– Дальше, - поторопил я.

– Что дальше? – он посмотрел на меня с недоумением.

– Писать дальше что?

– А, это, пока ничего, дай взглянуть на твои каракули, - командир отобрал у меня лист и внимательно прочитал то, что я только что старательно выводил старым гусиным пером. – Отлично, не королевский писарь конечно, - Крак улыбнулся, напомнив мне мои слова, - но очень даже красиво. С этого момента назначаю тебя писарем. У нас на заставе читать и писать кроме нас с тобой больше никто не умеет, а какой из меня писарь ты сам видел.

Следующие несколько дней, забросив все дела, мы с командиром писали отчёт. Вначале мелом на закопчённой доске, чтобы можно было исправить без потери дорогой бумаги. Потом, когда отчёт был готов, я старательно переписал его на самые хорошие листы. Получилось очень даже не плохо, мне самому понравилось, о Краке и говорить нечего, он сиял как новый медяк.

– Теперь я могу быть свободен? – спросил я, собираясь ещё раз сходить в крепость.

– Свободен ты будешь через четыре с половиной года, когда по договору срок выйдет. Собирайся, поедешь в Карамаш к губернатору вместо меня. Если спросят, почему я не приехал, скажешь, что от недостатка средств на покупку провианта я стал часто болеть, и сейчас как раз болен. Мол, болен я так сильно, что даже в седле удержаться, сил нет, - подсказал он и улыбнулся. Спихнув на меня ещё и доставку отчёта, с последующим получением или дополнительных средств, или получением по шее за всё хорошее. Крак даже помолодел от осознания того, что ему ехать не надо. Отчёт и поездка к начальству, долгие годы лежали на его плечах тяжёлым камнем. Поручив это мне, камень был сброшен и появится вновь на его плечах не раньше, чем через четыре года, когда договор потеряет силу.

Поняв, что влип и деваться мне некуда, понурив голову, я пошёл собираться в дорогу. Рано утром меня как героя вышли провожать все, кто оставался на заставе, включая трёх коз и одного поросёнка.

– Ты там по питейным заведениям не шастай, ограбить могут. Через десять дней должен быть тут, - командир ткнул пальцем себе под ноги. – Опоздаешь, получишь по шее, понял?

– Да понял я, понял, чего так кричать-то, - махнув рукой, я ударил пятками в бока своей лошади и направился в Карамаш. Каждый из солдат, включая самого Крака, в тайне друг от друга дали мне денег, чтобы купить в городе хорошего вина. Пьянство на заставе не приветствовали, но иногда были моменты, располагающие к этому действу, как например день рождения, чаще второго, когда солдат должен был умереть от ран, но чудом выжил.

Во второй половине дня начался сильный дождь, дорога по которой я направлялся в Карамаш, превратилась в непроходимую топь. Пришлось свернуть в лес и двигаться напрямую до королевского тракта. Дождь не прекращал лить до утра, поэтому полноценно отдохнуть за ночь смогла только моя лошадь, он ей не мешал. Утром выглянуло солнце и передвижение по заполненным водой ямам, стало не таким опасным делом, как под проливным дождём, когда дальше носа ничего не видно. До тракта добрался уже поздно вечером, издалека увидев огонь костра остановившихся на ночлег торговцев.