Их пленница (СИ) - Устинова Мария. Страница 33

Руслану страшно смотреть в глаза и придется бередить раны, но трусость больше неприемлема. Он мой любовник, почти муж. О многом придется поговорить: о прошлом, о ребенке, о спешке, с которой он решил взять меня в жены, обо всем.

Значит, еду к нему.

Кости в могиле моей дочери не давали покоя и гнали вперед.

Глава 32

На перекрестке, остановившись у черты, я смотрела в сторону, кусая губы. Супермаркет напротив был оживленным, растяжки и вывески предлагали акции и скидки.

Истерики больше не было. Ее вызывает бессилие, а у меня появилась цель.

Главное, чтобы Рус пошел навстречу, не отмолчался, показывая, что мое место у него на коленях. И я, конечно, милая, мне купят подарок и почешут спинку, но на большее рассчитывать не могу. Откровенность — это дар взаимного уважения.

Мальчики ценили меня, больше, как любимое домашнее животное, чем личность. Не обижали, у меня осталось много приятных воспоминаний… Но домашняя кошка тоже может много хорошего вспомнить. Только с ней не общаются на равных.

Рус жил в центре, у него был пентхаус в «Рифе». На момент постройки он считался самым-самым в городе. Я загнала машину на парковку и вылезла наружу, щурясь на намытые стекла первого этажа, сияющие на солнце.

Набрала номер его квартиры в домофоне.

— Открой, — я задрала голову навстречу огоньку камеры, и сделала умоляющее лицо. — Открой, Руслан!

Он оказался дома — замок щелкнул. В лифте я поднималась долго и ни о чем не думала. Не знаю, с чего начать. Просто не знаю.

Дверь в квартиру оказалась открыта, но Руслан не встречал меня. Злится за сорванную встречу? Я вошла, огляделась в прихожей.

— Руслан? — сказала я в тишину квартиры. — Послушай… Вчера не смогла.

— Я здесь.

Он ждал меня за барной стойкой, отделяющей кухню от гостиной. Интерьер современный: металл и стекло. Все серое, прозрачное или хромированное. Мне его выбор всегда казался холодным и неподходящим его внешности и кипучей натуре. Он слишком живой, чтобы жить в «музее».

На Руслане были бриджи, голый торс покрыт каплями воды после душа. Черные татуировки в дневном свете выглядели бледновато. А может, в одежде дело — вернее, в ее отсутствии. С черной рубашкой они кажутся заметнее, а в темноте становятся с ней одним целым.

— Привет, — прошептала я.

Предплечья напряглись, покрытые крупными венами, выпятились бицепсы и мышцы плеч. Как я и боялась, он молчал и злился. Обещала и не приехала. Отключила телефон.

Чего же ты сам не пришел, Руслан? И есть ли тебе, на что злиться после того, как ты меня бросил?

На себя злись.

Я вдруг поняла, что ищу в нем уязвимое место. Больше ему не верю. Гадаю, с чего начать, чтобы обыграть его. Разговора начистоту лжецы не заслуживают.

— Мой ответ «нет», Руслан, — сказала я, положив ладони на гладкую полированную стойку. — Замуж я за тебя не пойду. Я поняла, что произошло. В городе враг, вы демонстрируете сплоченность. Я нужна вам только за этим.

Он не отвел глаза.

— Кто тебе сказал?

— Догадалась. Решила отказать тебе лично.

— Почему вчера не приехала?

Я проигнорировала вопрос. Ему неоткуда знать, что с теми самыми врагами я вчера принимала душ. У оборотней вне обращения обоняние не очень хорошее, но острее, чем у людей. Их запаха на мне не должно остаться — я мылась, затем вылазка на природу… Руслан смотрел на мои руки. В машине я оттерла пальцы от грязи влажными салфетками, но черный кант под ногтями остался.

— Где ты вчера была, дорогая? — он поднял взгляд.

И смотрел, как на старого друга, непутевого, но любимого. Вижу, что скучал. Скучал по нашему прошлому.

— Почему от тебя пахнет травой и яблоками?

Какой спокойный голос. Говорит мягко, как с сумасшедшей. И глаза уставшие, больные, но теплые.

Догадался.

Может быть, я и вправду обезумела. Скорее всего, так он и считает, если после предложения руки и сердца, я поехала за город, чтобы разрыть могилу нашей дочери.

Я не знала, как начать. Да нет такого способа! Нельзя говорить безболезненно о таких вещах.

— Налей виски, — попросила я. — Или водки.

— Как скажешь, — он нырнул под стойку, перебрал бутылки и выпрямился с бутылкой «Абсолюта». Стукнул стаканом об стойку, открутил с хрустом пробку и налил на треть. Запахло крепким алкоголем. — Не волнуйся, дорогая. Что случилось? Расскажи.

Теплый голос обволакивал — совсем, как пушистый плед. Понимаю. Раньше я не просила с порога выпивки.

— У меня тоже есть вопросы, — я взяла стакан, но сумела сделать лишь несколько глотков, давясь. Рот жгло от водки. — Почему Леонард стал работать на вас?

Я хотела узнать, правду он выберет или ложь.

Руслан глаз не отвел, но поставил на стойку второй стакан и наполнил водкой до четверти. А мне перехотелось пить. Пить сейчас — это трусость. Так пусть Руслан будет трусом, а не я. Выпил залпом и молчал. Уставился на полированную поверхность барной стойки, а затем зло усмехнулся.

Когда Руслан взглянул прямо, темные глаза с тяжелым взглядом меня не испугали — в глубине они стали неожиданно беззащитными.

— Руслан, — повторила я и голос задрожал.

Не уверена, что правда придется мне по вкусу.

— Он ее выкопал, — глухо сказал он. — Леонард все рассказал? Оливия, ты злишься, но пойми… Ты была плоха, ни с кем не разговаривала. Я не хотел тебя тревожить этими рассказами. Леонард просил денег, я заткнул ими рот этому говнюку, чтобы он не трепал на весь город про нас и нашего ребенка.

Я жалела, что мы не дали ей имя. В нашем арсенале было три слова — «она», «ребенок» и «дочь». А этого слишком мало, чтобы выразить чувства.

— Почему ты его не убил?

Руслан поджал губы.

— Мента? Кирилл хотел, но я остановил, — было видно, что решение ему самому не нравилось. — Дорогая, Леонард — лизоблюд. Каждому тигру нужен свой шакал. Чтобы подбирать за ним кости. Это лучше, чем риск.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— О каком риске ты говоришь?

Руслан так тяжело вздохнул, что у меня разболелось сердце. Он сам не хотел в прошлое.

— Это была не случайность. Тебе подсыпали траву, вызывающую аборт.

Я выпрямилась, как струна, ощутив, как кровь отхлынула от лица. Плотно сжала губы, чтобы не заплакать, как девчонка.

Руслан все-таки признался. Видимо, догадка, почему у меня под ногтями грязь, а от рук пахнет травой и перегноем, заставила его решиться.

— Мы расправились с работниками кухни. Леонард знал об этом, но деньги помогли решить проблему.

— Он тебя шантажировал?

— Не прямо. Обещал найти убийц, обещания оказались пустыми словами.

Голос был таким убитым, что лицо свело, как от лимона, хотя во рту был мерзкий привкус водки. Руслан снова наполнял стакан, бульканье тихо звучало в гостиной. Очень горький звук, если разобраться. Звук разбитой жизни.

— Вы ничего не узнали?

Он покачал головой.

— Зверь что-то подозревал, — вдруг признал он. — Беспокоился. Первым заговорил про траву. Сказал, раньше женщины, забеременевшие от оборотня, вызывали ею аборт. Сейчас обращаются к человеческим врачам, травы не используют: слишком опасно. Он сказал… Ты не скоро это забудешь, тебе нужно время.

— Не соврал Кирилл, — усмехнулась я.

— Я выяснил, что работника кухни подкупили. Он отпирался, ну и… — взгляд скользнул в сторону, давая понять, чем все закончилось.

Парни разорвали его на куски.

— Искали источник, откуда взялась трава. Знахарки отрицали. Траву могли привезти и даже в поле собрать. Дорогая, прости… — он протянул руку, собираясь погладить меня по щеке.

Я резко отступила назад — пошел он со своими телячьими нежностями! Он пальцев пахло крепким табаком, водкой — на подушечки попало, когда он открывал бутылку. Рука зависла, а затем Руслан уронил ее на стойку.

Да, Зверь прав: мне нужно время. Много-много времени.

— Леонард раскапывал могилу?

Ради этого вопроса я приехала. С надеждой смотрела в глаза, надеясь, что он и тут не соврет — скажет, где дочь.