Спору нет! (СИ) - Волкова Светлана. Страница 27

«За курьера сойду», – подумала она, решив лично завести посылочку.

– Не вздумай только сама сунуться, – предостерегла Настя. – С этими юристами шутки плохи. Потом опознают, присудят выплачивать ущерб здоровью.

-Ты права, – кивнула Нина. – Но что же делать?

– Оставь у меня. Я сейчас кого-нибудь из учениц отправлю.         

– Спасибо, мать! – Нина приобняла подружку, чмокнула в щеку и поспешила к разрыдавшемуся Ромке.

– Некрасиво, мама! Ужасная стрижка, – причитал сын, отворачивался от зеркал и утыкался Нине лицом в живот. – Я похож на придурка!

– Перестань, – одернула его Нина, краем глаза заметив озадаченное лицо парикмахера. – Хорошая стрижка. Все ровненько.

– Не-е-т, мама! – снова разревелся Ромка.

– Нормальная стрижка, – раздалось сзади и, повернувшись как ошпаренная, Нина врезалась в бывшего мужа. – Хорошо выглядишь, сынок, – добродушно заметил Ломакин, невзначай огладив по спине бывшую жену.

– Да? – с сомнением переспросил Ромка. – Тебе нравится?

– Конечно, – хмыкнул Ломакин, и Нина заметила, как подобрался и заинтересованно поглядывает в их сторону весь коллектив «Лайма». «Сейчас начнется игра на публику и раздача автографов», – раздраженно подумала она и заторопилась к выходу.

Ее бывший муж и сын поспешили следом.

– Мама, мы в парк, а потом в пиццерию. Да, папа? – возвестил Ромка, уже забывший о неудачной стрижке.

– Да, – согласился Ломакин. – Часов до четырех найдем чем заняться. А там у меня дела. Сможешь забрать до этого времени?

– Я и раньше смогу, – отрезала Нина, даже не подозревая, как недалека от истины. Она проводила взглядом Ломакина и Ромку, похожих друг на друга до невозможности. Одинаковые фигуры, походка, посадка головы. Генетика, вашу мать!

Может быть, ради Ромки и стоило принять обратно непутевого мужа. Но что толку? У Ломакина все равно появится кто-то на стороне, да и вступать второй раз в ту же зловонную реку ей не хотелось. Чувства к Мишке давно прошли.

«Рассосалась любовь, испарилась, – мысленно продекламировала она. – Медным тазом давно уж накрылась!» – и сама рассмеялась спонтанным стихам.

На работе, несмотря на тишину в офисе, чувствовалась напряженность. Словно в соседней комнате лежит покойник и народ не знает, как реагировать. Нина сразу прошла к Верочке, решив, что подобное затишье не к добру, ох не к добру.

Она заглянула в кабинет начальницы. Никого. По дороге к себе Нина толкнула дверь комнаты отдыха. Вера Юрьевна курила возле окна, а в пепельнице уже собралась гора окурков. Да и губы, зажатые в горькую складку, говорили о внезапно навалившихся проблемах.

– Что? – выдохнула Нина, входя внутрь.

– Тебе личное или по работе?

– И то, и другое, – насторожилась Тарантуль.

– Во-первых, Аськи нет в Сестрорецке, там только ее айфон. То ли продала, то ли подарила кому-то.

– А если пробить по симке? – заволновалась Нина.

– Симка питерская, тут ее никак не пробьешь, – горько усмехнулась Вера.

– Вы думаете, прячется или украли? – осторожно поинтересовалась Нина.

– Прячется. Характер показывает. Если бы украли, уже давно бы по поводу выкупа позвонили. Но Антон считает, что это я козни строю. И Аська со мною в сговоре.

– Антон? – уточнила Нина.

– Да, утром заезжал на меня поорать. Он просто уверен, что за исчезновением дочери стою я и хочу обнести его как липку. И тут начинается вторая часть неприятностей. В понедельник в одиннадцать он ждет меня у себя конторе, чтобы выставить новые требования. Даже не знаю, что и делать?

– Возьмите меня с собой, Вера Юрьевна, – предложила Нина. – Может, и я на что сгожусь.

– А это идея, моя милая, – хитро усмехнувшись, пробормотала Вера. – При тебе Рогинский крыть матом не станет. Уважает тебя, леди!

Нина с начальницей, переглянувшись, дружно расхохотались.

– Давай хоть кофе попьем, – предложила Вера и уже направилась к кофемашине, когда у Нины в сумке зазвонил сотовый. Неизвестный номер. Нина нехотя ответила.

– Да.

– Нина Александровна, – осведомился знакомый голос. – Капитан Синебоков беспокоит. Роман Михайлович Ломакин вам кем приходится?

– Сын… – проблеяла в трубку Нина, чувствуя, как ноги становятся ватными. – Что случилось?

– Приезжайте за ним. Он тут у нас в отделении сидит и всем рассказывает, что коротко стригутся только придурки.

– О боже, – пробормотала Нина. – Как он у вас оказался? Ромка с отцом в парке гулял.

– Гражданин Ломакин задержан за нанесение телесных повреждений.

– О господи, – тяжело вздохнула Нина. – Он прямо в парке подрался, что ли?

– Нет, с утра успел, – доложил капитан радостно и отключился.

Денис так и не понял, что же произошло. Со слов стонущего и шепелявившего Костика выходило, что в морду ему поднесли на пустом месте.

– Даше мяукнуть не успел, ма-шыш, – пожаловался старший брат.

Поэтому, дабы правильно построить линию защиты, Денис прямо из травмопункта позвонил Кириллу. С Томагавкова уже взяли показания. Он ничего не отрицал, а, наоборот, заявил, что Константин Цесаркин досаждает его семье, наносит урон имуществу, а также заявился лично к нему домой и начал оскорблять. Пришлось принимать меры.

– Говорят, ты первым начал, бро, – потер затылок Денис. – Оскорбил поэта, третируешь его семью.

– Глупошти, – скривил недовольную гримасу брат и тут же вскрикнул от боли. – Я же не знал, что этот чудак творит под разными псевдонимами. Лирическую лабуду выдает под именем Томагавкова, блатняк для радио «Шансон» гонит как Гоша Каземирский, а попсу – Ксенофонт Ларин. А я по ошибке назвал его ксенофобом, и он мне тут же закатал, даже не предупредив, – пожаловался на несправедливость жизни Костик. – Это его дурацкая песня про трусы на тесемочке.

Цесаркин внутренне поморщился, вспомнив раздражавший незамысловатый мотивчик и пошленький припев.

«Ох, трусы на тесемочке, отказала я Темочке!»

«Глупость несусветная», – подумалось Денису, а вслух он неожиданно для себя поинтересовался:

– А как его настоящие имя, фамилия?

– Михаил Ломакин, – через силу сообщил брат.

– Тогда все понятно. Бывший муж Нины Тарантуль отплатил тебе за дурацкие акции устрашения.

– Я же не знал… – пробурчал недовольный Костик.

– Учи матчасть, бро, – хмыкнул Цесаркин и отправился в отделение полиции, надеясь на месте разрулить ситуацию.

– Я говорил тебе, – зло осклабился Кирилл. – Я просил тебя хоть немного сбавить обороты. Но кто бы меня слушал! Костик самым умным себя считает?

– А можно хоть что-нибудь сделать? – пробормотал Денис, читая заявления Тарантуль и Рогинской.

– Нет. Уже не могу, – вскинулся Кирилл. – Знаешь, кто Ломакина защищает? Белоусов! Уже несется сюда на всех парах.

Цесаркин поморщился. Белоусов – известный в городе адвокат по уголовным делам – слыл защитником криминального авторитета.

– А чего он? – поинтересовался Денис. – Вроде Ломакин не его поля ягода.

– Его, его! Любимый поэт нашей братвы Гоша Каземирский. Твоего брата я тоже на трое суток закрою для выяснения обстоятельств. И скажи спасибо, что сразу не на пятнадцать.

Благодарить Кирилла Денис не стал, а просто, кивнув, вышел в коридор.

«Бро – дурак, так влипнуть! Теперь вменят преследование и разбой. Какого черта ему понадобилось крушить все в квартире Нины Тарантуль? А кабинет на фабрике? Да еще машину поцарапал. Идиот! Фрукт эбенового дерева!»

Цесаркин осмотрелся по сторонам в надежде хоть как-то справиться с желанием вернуться в травмпункт и поломать брату другую руку.

В дальнем конце пустого коридора одиноко сидел мальчишка лет семи и скучающе водил машинкой по соседнему креслу.

«Ромка! Нинин сын»,– пронеслось в голове, и Денис, не сомневаясь ни минуты, направился к ребенку.

– Привет, любитель «пальчиков», – улыбнулся он, усаживаясь рядом. – Кого ждешь?