Спору нет! (СИ) - Волкова Светлана. Страница 64

– Убирайся вон! – взвилась Тамара. – Я подаю на развод! Возвращайся к своей Нине и в строительный бизнес! Ищи себе другого продюсера!

– Уже нашел, – пробурчал Мишка и отправился собирать чемодан. – А к Нине я не смогу вернуться, как бы ни хотелось, – пробурчал он, когда Тома зашла в спальню. – Нунька замуж вышла в прошлую пятницу.

– Что? – оторопела жена. – Я не знала. Ты не говорил.

– А что, обязан? – зло вскинулся Ломакин и добавил деловито: – Я ухожу, Тома. Достала.

– И кто же твой новый продюсер? – с гадливой улыбочкой заявила жена, поставив руки в боки.

– Георгий Ямпольский, – хмыкнул Михаил, направляясь к выходу, но по пути остановился. Закинул сумку с ноутбуком через плечо, поставил чемодан на итальянский стул с гнутыми ножками. Жена охнула, но ничего не сказала.

– Ты не любишь людей, Тома, – печально вынес вердикт Ломакин. – Вещи обожаешь, тряпки, а вот людей нет. Относишься к ним как к пешкам. Никому не даешь радости и тепла. Как холодильник, блин! Много полезного, но обнять невозможно. Да и зачем? Но когда к холоду прибавляется яд и ненависть, лучше свалить подобру-поздорову. Только запомни, дорогуша, – Ломакин с силой притянул ее к себе. – Твои многоходовки закончились. Ты, конечно, можешь тренироваться на котиках, но упаси тебя бог навредить Нинке или моему сыну. Я тебя в порошок сотру, поняла?

Ломакин, подхватив свои баулы, направился к выходу, а Тамара так и осталась стоять посреди коридора. А потом медленно побрела в спальню и рухнула на кровать.

«Жизнь закончилась. Некуда спешить, некого любить», – пробормотала она про себя, с трудом понимая, что это не красивый оборот речи, а обрушившаяся на голову реальность.

Глава 31.

К нотариусу Нина заявилась с Фиби. Выздоравливающую собаку только сегодня выписали из клиники, и она ни за что не хотела отпускать от себя хозяйку. Денис не возражал.

"Главное, что Нина со мной, – пробурчал он про себя, глядя на тщедушное собачье тельце, завернутое в одеялко, и печальную мордочку.

– Тебя дома Герда ждет, – подбодрил Цесаркин Фиби. Та оживилась на несколько минут и завертела головой в разные стороны, ища подружку.

– Красотка, Герда дома, – хмыкнула Нина и добавила невесело, – а может, смотаемся за ней, Денис? Пусть охраняет нас от твоих родственников.

– Со своей родней я и сам справлюсь, – заверил ее Цесаркин и обнял за плечи, а через пять минут, зайдя в кабинет щекастого развеселого нотариуса, спиной почувствовал враждебность и холодность.

Его самые близкие люди словно приготовились к бою. Денису они напомнили племя каннибалов, расположившихся вокруг костра и с интересом наблюдающих за наивными туристами, случайно забредшими на исконную территорию. И только баба Варя – Матильда, устроившаяся в сторонке от остальных, искренне улыбнулась.

– Добрый день! – чересчур приветливо поздоровался Цесаркин, словно мальчик-идиот, радующийся всему на свете.

Родственники промолчали.

Мать, скупо улыбнувшись, кивнула, тетка поджала губы, окрашенные ядовито-розовой помадой, сестра сделала вид, что занята телефоном, а старший брат отвернулся к окну и там разглядывал желтые листья, гонимые ветром.

– Приступим! – возвестил нотариус, уставившись на Фиби.

– Она вам не помешает, – тут же ледяным голосом заверила Нина.

Нотариус кивнул и, найдя в пухлом деле какую-то бумажку, откашлявшись, заявил:

– Завещание Ивана Алексеевича Крутоярова, выбравшего меня своим душеприказчиком, содержит несколько условий. Самым главным из них является неразглашение истинных причин, побудивших Ивана Алексеевича и Татьяну Ивановну Крутояровых передать в дар Тарантуль Нине Александровне объект недвижимости на Московской. По нашим данным, вы, Денис Олегович, – нотариус повернулся и пристально посмотрел на Дениса, – докопались до истины. Это правда?

Цесаркин бросил быстрый взгляд на торжествующе застывшую мать, затем глянул на улыбавшегося брата и все понял. Его собственная семья использовала младшего глуповатого сына втемную, пытаясь его руками обделать собственные делишки. Он мог отказаться и заявить, что даже понятия не имеет о чем речь. Его визит в Новые Черемушки никак нельзя связать с уголовным делом Петра Петровича. Мало ли зачем адвокат приехал в архив? Но рядом сидела Нина, и врать при ней не хотелось.

– Да, – кивнул Денис. – Я в курсе, но никто из присутствующих, кроме Нины Александровны, ничего не знает.

– Не имеет значения, – хохотнул нотариус, словно вся ситуация вызывала только смех и радость, – в завещании Ивана Алексеевича об этом сказано прямо, и трактовать его слова иначе не получится. Поэтому, – он снова откашлялся, – я обязан ознакомить с другими документами.

Он достал письмо и принялся спокойно и бесстрастно читать.

Денис мельком глянул на сами листы, испещренные дедовой рукой. Внизу каждой страницы маячила печать и размашистая роспись нотариуса.

" Ай да деда Ваня! – хмыкнул про себя Цесаркин. – Такой талант крючкотвора пропал!"

Он покосился на Нину, внимавшую нотариусу и механически поглаживающую по голове незадачливую Фиби.

А потом сам вслушался в каждое слово, будто в последний раз говорил с дедом.

" Нам всем кажется, – писал Крутояров, – что прошлые поколения жили в святости, питались амброзией и еще при жизни удостоились причисления к лику святых. Но это не так, мои дорогие! У нас тоже есть скелеты в шкафу, и раз вы здесь собрались, значит, самый главный из них с грохотом вывалился наружу. Денис, я знаю, что кроме тебя некому разрубить этот гордиев узел. Но не могу сказать, что горжусь тобой. Пусть бы неблаговидные поступки близких тебе людей навеки покрылись бы слоем архивной пыли. Не всегда правда облегчает жизнь. Иногда, зная ее, становится еще труднее. Наверняка Лера и ты, Юля, просили Деньку разобраться. Что ж, мои дорогие, это ваш выбор.

Я могу только догадываться, каким гонениям подверглась Ниночка. Поэтому мы с Таней придумали такой вариант. Женитьба плюс дарственная, чтобы никто из вас не попытался оспорить каждый из документов в отдельности, объявив меня сумасшедшим недееспособным стариком.

Признаюсь вам, я узнал об этой истории за полгода до ухода на небеса моей любимой и единственной Танечки. И честно говоря, не ожидал. Но кто я такой, чтобы винить молодую девчонку, еще не знавшую жизни? Кто надоумил ее, не знаю, но в возрасте восемнадцати лет Татьяна Ивановна, любящая вас мать и бабушка и моя самая лучшая жена, совершила непростительный проступок. Она написала в НКВД донос на своего отчима Петра Петровича Тарантуля. Она клялась, что лично видела у него доллары, и сочла своим долгом сообщить об этом. Тот факт, что отчим хранил валюту, подтвердился при обыске. И Татьяна Ивановна себя виновной не считала, пока была молода. Со временем она поняла, что хранение жалких пятидесяти долларов и махинации с валютой – совершенно разные вещи, и очень надеялась, что этот нелицеприятный факт ее биографии удастся скрыть. Но не получилось. Сын Петра Петровича, его внучка решили поднять документы и реабилитировать честное имя своего родственника. Вот тут все и вскрылось. Страшно представить, как донос нашей Танечки повлиял на судьбу сына Петра Петровича и на его жизнь. Мальчик, маленький трехгодовалый ребенок, оказался в детском доме, а его отец, известный врач и ученый, умер от сердечного приступа в следственном изоляторе. Так ничтожный листок бумаги погубил целую семью. Естественно, Нина – внучка Петра Петровича – и его сын хотели только одного: восстановить честное имя близкого человека, желая опубликовать его труды, признанные, кстати, во всем мире и позабытые у нас. Узнав об этом от своей младшей сестры, Татьяна Ивановна, настояла на встрече с Ниной. Больше всего моя жена боялась огласки. И мы на семейном совете в обмен на молчание Александра Петровича и Нины решили вернуть квартиру законным наследникам. Справедливо полагая, что вы, наши дети и внуки, получили блага сполна, а такие долги лучше отдавать при жизни. Мы с Таней опасались, что нам Тарантули откажут. Но Александру Петровичу требовался ряд серьезных операций, и только по этой причине нам удалось уговорить Нину. Татьяна, осознавая, что ей остались считанные дни, поручила это нелегкое дело мне. Я всегда любил только ее одну, и лишь она – моя истинная и единственная жена. Считаю, что никто из вас не вправе посягать на наше решение и докучать Нине Александровне своими инсинуациями. Костик, тебя первого это касается! Денис, присмотрись к Ниночке. Мне кажется, из вас получится идеальная пара. Прощайте, мои любимые. Всегда ваш Иван Крутояров".