Купание голышом - Хайасен Карл. Страница 10

Тем временем он отправился в жизнь, вооруженный кукольной красотой, приапическими дарованиями и степенью бакалавра ненавистной ему биологии. Через три месяца после выпуска он неохотно вернулся домой к матери, чей новый муж, сумасбродный экс-пилот британских ВВС по имени Роджер, с наслаждением изводил Чаза эксцентричными выходками. Всякий раз, когда Чаз скрывался в ванной, дабы подрочить, что случалось по несколько раз на дню, Роджер врубал на полную мощность «Айриш Роверс» [14], стучал по дверному косяку и кошмарным фальцетом завывал: «Плохая обезьянка! Плохая обезьянка!»

Чаз страдал под материнским кровом, но без работы иного выхода не было. Только один потенциальный работодатель выказал проблеск интереса к его аттестату – Общественная организация округа Бэй, которая как раз искала подходящего человека, чтобы дважды в день поливать из шланга сточные канавы.

До Чаза дошло, что он обречен на ад минимальной зарплаты, если не получит степени магистра, и он ее купил на популярной фабрике дипломов в Колорадо. Восьминедельный заочный курс гарантировал получение диплома (с отличием) за 999 долларов, которые Чаз без малейших угрызений совести стибрил у матери. Любая тема, смутно связанная с биологией, годилась для диссертации; единственное научное требование – двойной интервал между строками. Опус Чаза, изысканный однажды днем в продуктовой секции местного супермаркета, был озаглавлен: «Сравнительный анализ поздних апельсинов, розовых грейпфрутов и танжело [15]».

Через десять дней после отправки готового манускрипта – с банковским чеком, прикрепленным, как полагалось, к обложке, – он получил заказное письмо, гласящее, что школа закрыта, лишена аккредитации и изгнана из торгового центра, где размещался ее «кампус».

Чаз нехотя смирился с тем, что ради продвинутой степени придется физически посещать занятия. Его мать, наткнувшись на самые отвратительные образчики его порноколлекции, способствовала его отъезду, надавив на своего двоюродного брата, который преподавал в Розенштиле, высшей школе океанографии и метеорологии университета Майами. Хотя оценки Чаза на вступительных экзаменах в магистратуру были почти столь же незначительны, сколь оценки в аттестате, непотизм возобладал, и Чаза допустили к магистерской программе.

В кампус Розенштиль на Вирджиния-Ки прибыл энергичный и жизнерадостный магистрант, полный грандиозных фантазий о том, как он плывет в ленивых тропиках на шхуне за стайкой бутылконосых дельфинов. В мечтах Чаз держал бинокль в одной руке и ледяную «Маргариту» в другой.

Он не был бы так убит тоскливой действительностью полевой биологии, если бы удосужился заранее изучить учебный план. Для начала его назначили помогать аспиранту изучать прибрежных морских клопов, и этот опыт вновь воспламенил ненависть Чаза клону природы и всем его обитателям, большим и малым.

В его рутинные обязанности входило собирать комки водорослей, служившие убежищем крошечным гранулярным организмам, которые на самом деле были не клопами, а личинками медузы Linuche unguiculata. Изначальное отвращение Чаза к этой теме подтвердилось уже на второй день, когда паразиты каким-то образом забрались под мокрый костюм и колонизировали Чазов торс, покрыв его зудящей гнойничковой сыпью – весьма болезненное состояние, обостренное к тому же неразумным выбором одеколона. Не прошло и полсеместра, как Чаз стал выглядеть, будто его только что спасли с горящей нефтяной вышки. Он сухо сообщил факультетскому методисту, что единственная разумная причина изучать морских клопов состоит в том, чтобы выделить токсин, который сотрет их с лица земли.

Очевидно, у Чаза не было ни толстой шкуры, ни перспективного мышления, необходимых для научных исследований. Что хуже, его абсолютно не интересовали братья меньшие. Студентом он кое-как продирался через уроки биологии, запоминая ровно столько, сколько нужно, чтобы сдать экзамены. Но в поле так легко не сжульничаешь. Работа была душная, монотонная, да просто-напросто тяжелая. Всякий раз, когда Чаз спрашивал, нельзя ли ему пойти поиграть с дельфинами, ему велели принести очередную бадью бурых водорослей.

Семейные связи спасли Чаза от позорного вылета за неуспеваемость. Вместо этого Чаза провели по дороге знаний, минимизировав его воздействие на природу – он занялся циклом размножения аквариумных гуппи. После двух лет мрачного изучения аквариумов его выпустили с пустячной степенью магистра гуманитарных наук по морской биологии. На церемонии вручения дипломов все преподаватели Розенштиля встали в едином порыве, аплодируя Чазу, который шел через сцену, – так счастливы они были, что видят его в последний раз.

К его собственному удивлению, не успел он заламинировать диплом, как ему предложили работу. Весьма удобно: известному производителю косметики ни к чему были науки об океане, его не волновали далеко не блестящие оценки Чаза. Фирме всего лишь требовался респектабельный человек в штате – серьезные биологи презрительно называют таких «биоститутками», – который будет послушно удостоверять, что уровень токсинов, ацетонов и канцерогенов в парфюмерной продукции весьма незначителен. Кадровиков из косметической компании впечатлил изящный лоск и стати Чаза, которые, по их мнению, повысят его эффективность как свидетеля-эксперта, особенно в глазах женщин-присяжных.

Он был приписан к заводу компании в Джексонвилле, где получил собственный офис, небольшую лабораторию и сто белых мышей для затравки. Время от времени он смазывал каждую мышь «Голубой страстью», «Трепетом» или еще каким тестируемым для рынка одеколоном. У мышей то и дело развивались опухоли размером с кумкват [16], и Чазу приходилось вытаскивать бедняжек щипцами для барбекю и выбрасывать их в дренажную трубу на задах офиса. Идея научно задокументировать подобные злокачественные новообразования даже не рассматривалась – Чарльз Регис Перроне нипочем не прикоснется своими безукоризненно чистыми пальчиками к больной твари, тем более за вшивые тридцать восемь штук в год.

Однажды утром он рвал газеты на клочки, чтобы постелить их грызунам в клетки, и наткнулся на заголовок, который изменил его судьбу: «КОНГРЕСС РАССМАТРИВАЕТ ВОСЬМИМИЛЛИАРДНЫЙ ПЛАН ВОССТАНОВЛЕНИЯ ЭВЕРГЛЕЙДС».

Фортуна предстала перед Чазом в мистическом зеленом зареве. Со рвением, которое поразило бы его бывших преподавателей, он приступил к честолюбивому исследовательскому проекту, каковой в итоге свел его с человеком по имени Сэмюэл Джонсон Хаммернат – для друзей и врагов просто Ред. Имя Хаммерната стало известно Чазу после просмотра газетных архивов: писали, что Ред часто причинял вред как своим ближним, особенно сельхозрабочим-иммигрантам, так и всему земному шару.

Поначалу Ред Хаммернат отнесся к дерзкому предложению Чаза с подозрением, но вскоре передумал. Он-то сейчас, в три часа ночи, и звонил Чазу в «Мариотт».

– Чё еще за новости? – пролаял Ред Хаммернат словно из аэродинамической, трубы НАСА.

Чаз уставился на электронные часы.

– Ты где? – спросил он.

– В Африке, забыл, что ли?

Ред Хаммернат отправился на поиски самого большого в мире тарпона и звонил по спутниковому телефону с плавучей базы где-то неподалеку от Габона.

– Так что там с Джои? – спросил он. – Это правда? Чаз внезапно очнулся и сел в кровати.

– Боюсь, что да, Ред. Мы отправились в круиз, и она… ну, она, видимо, упала за борт. Ее нигде не могут найти.

– Черт.

– Откуда ты узнал?

– Из газет Форт-Лодердейла. Лисбет прислала заметку по факсу.

– Но как ты узнал, где я?

– Позвонил журналистке и сказал, что я твой дядя. Ха!

– Ох.

Чаз понимал, что это не просто звонок с соболезнованиями: сочувствие Реду Хаммернату чуждо. Нет, ему нужна информация, а еще он хотел напомнить Чазу про обязательства.

– Я не знаю, что случилось, – осторожно сказал Чаз, на случай если детектив Ролвааг прослушивает телефонную линию отеля. – Джои отправилась на палубу среди ночи и не вернулась. Никто не видел, как она упала за борт, но все так думают.