Невеста старшего брата (СИ) - Черно Адалин. Страница 10
А еще мне интересно, что связывает ее с мои братом. И почему она прячется за фарфоровой маской безразличия, когда я помню, какой пожар горит в ее душе. Знаю, как он выражается в беспредельной нежности и страсти, которые она дарит без остатка.
Я перестаю ее о чем-либо спрашивать. Завожу автомобиль и мы преодолеваем эти чертовы пару километров. Подъезжаем к клубу, я бросаю ключи парковщику и иду за Яной, которая игнорирует меня и почти доходит ко входу.
— Не спеши, — говорю так, чтобы слышала только она. — Брат просил привезти тебя. Он будет переживать, если с его невестой что-либо случится.
Она разворачивается и сверкает злым взглядом, а я усмехаюсь и меня слегка отпускает. Я уже не хочу крошить все вокруг, мне становится гораздо легче находится радом с ней, хотя я и понимаю, что это обман.
Когда она будет рядом с ним, я снова начну беситься. Меня начнет ломать и выворачивать от каждого его касания к ее коже.
Мы заходим в клуб вместе, подходим к бару, я заказываю виски и ей апельсиновый сок. Я даже не спрашиваю, просто помню, что она любит.
Обвожу взглядом зал и вижу Вадима за столиком.
— Мы с другом, — говорю администратору и иду к Вадиму, передавая Яне сок.
— Вы быстро, — комментирует брат, едва мы подходим. — Я быстро справился и почти сразу поехал сюда. Думал, что буду долго вас ждать, — он улыбается и тянет руку к Яне, вынуждая ее сесть рядом.
— Твоя невеста быстро собирается, — зачем-то отвечаю я и отпиваю из бокала.
— Таки решил выпить? — Вадим кивает на стакан, а я понимаю, что купил алкоголь не задумываясь.
— Да, хочу расслабиться, — киваю и поворачиваю голову в сторону дорожек. — Ты забронировал?
— Конечно, — отвечает Вадим, а затем задает вопрос Яне: — Что ты пьешь?
— Апельсиновый сок, — спокойно говорит она, а я вижу, как его брови ползут вверх. — Твой брат купил, я не успела предупредить, что люблю, — Вадим понимающе кивает и забирает у нее стакан, ставя его на стол. — Я закажу твой любимый, — говорит он, встает и идет к бару.
— Так быстро меняешь вкусы? — тут же спрашиваю у нее, прекрасно помня, что любит она апельсиновый.
Я смотрю на нее и стараюсь понять, что не так.
Что с ней? Почему у меня ощущение, что это ее сестра-близнец?
Она, вроде, и Яна, но совершенно другая.
Даже сейчас.
Она сидит ровно, поставив руки на стол, а прежняя Яна устроилась бы на спинке дивана и закинула ногу на ногу.
— Это какой-то пазл? — спрашиваю у нее.
— В смысле? — она улыбается, и я понимаю, что она делает это для Вадима, который, скорее всего, смотрит в нашу сторону.
— Твое поведение, привычки, любимые блюда и напитки. Ощущение, что ты намеренно все меняешь. Даже внешность. Не хочешь быть собой?
— С чего ты взял, что знаешь, какая я?
— Знаю, Яна. Знаю. Я чертовски хорошо тебя знаю. Помню каждый чертов стон подо мной, знаю, какая ты, когда тебе хорошо. Ты извиваешься, призывно закусываешь губу и стонешь. Господи, как ты стонешь, — я говорю, а сам чувствую, что член стоит колом.
Я хочу ее.
И она меня хочет.
Она так часто-часто дышит, делает вдохи и выдохи, чтобы успокоиться, что у меня не остается сомнений — она возбуждена. Я перевожу взгляд на Вадима и спрашиваю:
— А он? Он знает, какая ты? Видел, как ты кончаешь, ощущал твои руки на своих плечах, когда ногти врезаются в кожу. Почти на грани удовольствия и боли. Знает, какая ты на вкус и как ты дрожишь, если провести языком по твоему клитору? — меня несет.
Я сам понимаю, что говорю лишнее. Вижу, как расширяются ее глаза, как она сверкает ими и буквально прожигает меня.
А я продолжаю слово за словом вгонять ее в краску.
До тех пор, пока она не говорит:
— Прекрати.
Но я и не думаю останавливаться.
— Ты помнишь, что я сказал тебе в последний вечер вместе? Помнишь, Яна? — она мотает головой, будто хочет избавиться от наваждения, а я вижу ее глаза, полные слез. — Я сказал тебе, что… — она не дает мне договорить.
Резко вскакивает, хватает со стола апельсиновый сок и рывком выплескивает его мне в лицо.
Мне кажется, что вокруг все замирает. Она остужает меня, и я смотрю на то, как она гордо уходит в сторону туалета.
А я… мне предстоит найти объяснение для своего брата, который ошарашенно смотрит ей вслед, а затем переводит взгляд на меня.
=Игра для одного зрителя
Яна
Толкаю двери, ведущие в женский туалет и включаю воду. Умываюсь. Раз за разом черпаю ледяную воду и умываю ею лицо, размазывая косметику.
Я забываю, что перед этим желательно снять линзы, не чувствую, что жжет глаза от большого количества туши, попавшей внутрь. Я не замечаю этого и продолжаю неистово тереть лицо.
Смотрю на себя в зеркале и мне хочется врезать по нему.
Разбить вдребезги и смотреть на его осколки, как на части своей души, которая уже давно разделена на сотни, а может и тысячи частей.
Я дрожу, как осиновый лист на ветру, вздрагиваю от каждого воспоминания, которое болезненно задевает сердце. Оказывается, оно все еще живое. Достала из сумки косметичку, поставила ее на раковину и стала снимать макияж ватным диском.
Я вытираю глаза, смываю помаду с губ, токалку с лица, и через полчаса смотрю на себя с новым слоем макияжа.
Размеренные движения, тени, подводка, тушь, тоналка, пудра, матовая помада.
Я успокаиваюсь.
Смотрю на свое отражение и мне становится чуточку легче. Я прятала воспоминания глубоко в себя, закрывала шторку и позволяла себе приоткрывать ее лишь изредка. Тогда, когда настоящая я рвалась наружу и требовала скорби.
Когда новый цвет глаз, волосы, тонна макияжа уже не спасали и даже сквозь них выглядывала прежняя Яна.
Слабая, чувствительная девушка, позволившая себе влюбиться в бедного художника.
Та, которая надеялась на счастье, думала, что может выжить в мире, где всем наплевать на чужие проблемы.
Я слишком сильно надеялась, что люди добры, сопережевательны. Что окружающие помогут в трудную минуту и протянут руку.
Я ошиблась.
Никто нам с матерью не помог.
Все сочувственно смотрели, но не предлагали и крупинки помощи.
Мы все сами.
Слышу, как двери открываются и судорожно собираю косметику. Отмечаю светловолосую, улыбающуюся девушку, которая заходит в кабинку. Закидываю косметичку в сумку и иду на выход, еще не зная, что скажу Вадиму.
Я вспомнила то, что не должна была. И сейчас дико жалею об этом. Хотя и беру себя в руки и спокойно воспринимаю происходящее. Пока иду в зал, переключаюсь.
Думаю о другом.
Вспоминаю Машу и прихожу к ним уже полностью собранная.
— Ты в порядке? — первое, о чем спрашивает Вадим.
Я слабо киваю и улыбаюсь, думая, стоит ли мне рассказывать. Или извиняться, или, наоборот, ждать извинений от Максима.
— Прости меня, я не должен был, — Максим извиняется, а я коротко киваю, хотя вообще не представляю, что он сказал Вадиму.
— Ничего, — отмахиваюсь и отвечаю как можно ровнее.
— Нет, — говорит Максим. — Прости, что засомневался в твоих чувствах к брату, ты действительно его любишь.
И я не понимаю, то ли он такую историю для Вадима придумал, то ли он о том, что было в машине.
Я киваю и сажусь на диван, беру персиковый сок, который терпеть не могу из-за сладости и приторности, но упорно пью, хотя после слов Максима начинаю сомневаться в том, что это дает результат.
Вообще после его появления все стало бесполезным. И волосы, и глаза, и привычки, и пара татуировок на теле в целях протеста.
— Мой брат бывает излишне вспыльчив, — говорит Вадим. — Я помню, как он отметелил меня из-за того, что его подружка оказалась стервой, — он смеется, обнажая белоснежные ровные зубы, а я впервые замечаю его черную натуру.