Милослава: (не)сложный выбор (СИ) - Красовская Марианна. Страница 6
— Мила, встань вместо Орлинского, — крикнул отец. — Кнес Орлинский, два часа на сон! Пошел, без разговоров! Мила выстоит, а ты сдохнешь, если не поспишь.
Без слов и просьб Таман встал сзади меня. Эти два часа дались мне куда сложнее всего предыдущего дня. Я, казалось, на миг моргнула, а открыв глаза, увидела, что на степь спускается ночь.
Кнес Орлинский мягко оттолкнул меня, и кто-то — мне было совершенно все равно, кто это был — уложил меня на покрывала уже спящую.
Через несколько часов я проснулось, было еще темно. Мужчины ушли далеко — дым едва курился над линией окоема. Рядом со мной на покрывалах спала кнесса Орлинская и вторая женщина, водница. Нам даже не ставили шатер, мы были настолько измучены, что готовы были спать на голой земле.
Незнакомый степняк, стороживший наш покой, с поклоном подал мне флягу с водой, лепешку и холодный кусок жареного мяса, в который я впилась зубами прямо как наш кот — едва не с урчанием.
— Шабаки желает что-то еще? — спросил он.
— Умыться можно?
Незнакомый мужчина лил мне на руки драгоценную воду, а я, фыркая как лошадь, смывала с лица пот и копоть. Видела бы меня сейчас Линд! Да ее бы кондрашка хватила!
— Я могу ехать к мужчинам? — нерешительно спросила я степняка.
— Конечно, шабаки, сейчас приведу коня.
Шабаки? Кто такая шабаки? Ой, да и бес с ней. Наверное, какое-то вежливое обращение. Он разговаривал со мной с большим почтением, хотя по их традициям незамужняя женщина едва ли не рабыня. Это уже потом на женщину падает отсвет славы ее мужа, да и то — в разной степени. Первая жена — хозяйка шатра, а четвертая, самая младшая — едва ли не служанка. А незамужняя вообще прав никаких не имеет, она — имущество отца. Захочет — подарит ее, захочет — продаст, захочет — на время одолжит соседу. Таман говорил, что молодежь протестует против подобной дикости, да и многие родители, не желая зла своим дочерям, стараются подобрать им хорошего мужа, но как можно раньше.
Девочек здесь отдавали замуж в тринадцать-четырнадцать лет, и многие в моем возрасте уже имели двоих, а то и троих детей.
Степняк привел мне лошадь, и я немедленно отправилась туда, где виднелся дым.
Земля была черна и утоптана, травы нигде не осталось. Мое внимание привлек маленький огонек, танцующий на уцелевших сухих былинках. Да что же это! Спрыгнула с коня, затоптала его. Внимательно осмотрелась. Кое-где земля дымилась. Где-то краснели угольки, тлела сухая трава.
Вскочила на лошадь, понеслась во весь опор вперед.
В лагерь степняков влетела едва ли не с гиганьем. Лагерь, конечно — это громко сказано. Котел, где варится похлебка, люди, деловито снующие туда-сюда, табун лошадей да пара покрывал на земле.
— Тама-а-а-ан! — заорала я, спрыгивая.
Таман немедленно примчался ко мне.
— Шабаки минем, что случилось?
Выглядел он неважно. И так-то был не красавец, а сейчас вовсе страшен. Узкие глаза ввалились, лицо посерело от усталости.
— Там, сзади, трава тлеет, — сообщила я ему.
— Я скажу магам, — не понял меня он. — Пусть кого-то пошлют.
— Таман, ты глупец, — заявила я. — Бери ведро воды и заливай. Для чего тебе маги?
— Воды?
— Эй, ты спал вообще? Воды! — я махнула рукой в сторону удалявшихся магов. — Там из земли струи бьют! Ведром больше, ведром меньше — какая разница!
Таман кивнул, побежал к своим людям. Немедленно большинство степняков схватили бурдюки и, вскочив на коней, отправились заливать останки большого пожара.
Я же пошла помогать магам.
Пожар тогда был потушен, большую часть степи удалось спасти, выгорело сравнительно немного — благодаря тому, что отец вовремя поднял тревогу. Потом степняки много пировали, танцевали и благодарили свою богиню, да только всего этого я не видела. В один момент, подменив кого-то из магов, я упала и больше не поднялась.
В себя я пришла только дома, уже осенью. Лекарь диагностировал практически полное магическое выгорание и крайнюю степень истощения.
Заслуженной выволочки от отца я избежала только благодаря тому, что едва могла пошевелиться. Всю зиму я была слаба как младенец, меня выводили под руки на прогулку сенные девки и оставляли на лавочке возле дома. Закутанная в сотню платков, как капуста, я сама себе казалась жалкой старухой, ведь даже моя бабка двигалась проворнее меня, так ведь ей уже за шестьдесят, а мне было всего восемнадцать.
Магией мне и вовсе запретили заниматься на целый год.
Чуть позже, когда я уже способна была не просто лежать колбаской в постели, а окрепла, чтобы самостоятельно передвигаться в пределах комнаты, отец сказал мне много «ласковых» слов.
— Ты не представляешь, что ты натворила, Милослава, — говорил он. — Как тебе вообще в голову пришло в одиночестве отправиться в степь во время пожара? Выпороть бы тебя как сидорову козу, да как лежачую бить? Не плачь, не надо плакать! Ты нам очень помогла, не поспоришь! Мы бы справились и без тебя, но медленнее, да и здоровья потеряли бы куда больше. Только себе ты нажила большие проблемы. Государь прислал тебе благодарность, Мила.
— Так это же хорошо? — прошептала я.
— Просто замечательно, Милослава. Ты боле не кнесинка, а кнесса.
— Разве так бывает, отец? Я ведь не замужем! Или… я чего-то не знаю?
— Бывает, дочь, но редко, очень редко. И в твоем случае это не столько награда, сколько наказание, и поделом тебе! Еще легко отделалась! Отныне ты самостоятельная, независимая от меня девица. Никто тебе не указ, кроме государя. Хочешь — дом строй, хочешь — замуж иди. Хочешь — иди в ополчение, как кнесса Орлинская.
— Так что же мне, батюшка, дом покинуть придется? — расплакалась я еще горче.
— В моем доме для тебя всегда найдется место, дочь, тебя никто не посмеет прогнать.
— Что плохого тогда в сем именовании?
— Замуж кнессе выйти куда сложнее, чем кнесинке. Ты теперь, к примеру, Егору Боровому или Йозефу Сергиевскому не ровня. Они младшие сыновья, титул не наследуют. Это еще полбеды. Теперь ты, как я, маг на государевой службе. Ты кнесса не та, что от мужа статус получила, ты — кнесса-государева ставленница. Как я, как Боровой.
— Как кнесса Орлинская?
— Кнессе Орлинской не ровняйся. Она свое назначение совсем за другие заслуги получила. Не приведи богиня тебе ее путем идти. Прокляну.
Я замолчала подавленно.
— Малому Белянину тоже кнесство дали, да еще угодье государь отписал. Эх, будь он чуть старше — вот бы муж, тебя достойный, был бы! Если, конечно, оправится мальчишка. Как ты надорвался. Ты хоть девка взрослая уже, да на подхвате была, а парень наравне с нами стоял.
Помолчал немного и добавил:
— Если бы ты не пришла тогда, упал бы я.
Слова эти долго еще моим утешением, когда приходилось звать девок, чтобы справить нужду, когда не раз еще плакала, не в силах открыть дверь или подняться с лавки, когда отец, невзирая на запрет целителя, по весне заставил меня потихоньку работать с водой.
Для справки
Степняки не те люди, с которыми комфортно общаться. Нет, это дикий воинственный народ, всегда готовый к драке. Молодой хан, впрочем, предпочитает дипломатию, а еще он прослушал в университете курс лекций по архитектуре и ирригации. Такого прогрессивного правителя в Степи никогда не было. Если бы не единодушная поддержка старейшин и не жесткие традиции (в степи хан — наместник бога и единственный, кто в силах оседлать Звездную Кобылицу) — Тамана давно бы придушили как сумасшедшего.
3 Ближний круг
Что было, то прошло, о моем титуле кнессы не знал никто дома, кроме отца и, возможно, Линд, но она молчала.
Все по-прежнему именовали меня кнессинкой, да и я ощущала себя лишь хозяйской дочкой. Здоровье полностью восстановилось, к весне я уже носилась на Снежке по полям, проверяя, как идет сев, все ли дома в деревнях выстояли на редкость снежной зимой, выслушивала жалобы крестьян — словом, делала всё то же, что делал бы отец, будь он дома. Единственное отличие от прежних дней — на расстоянии от меня всегда следовали два воина как охрана.