Рунные витражи - Ясинская Марина. Страница 16

На прощание он устроил самый большой спектакль, собрав всех зрителей, кто хотя бы раз побывал у него в театре. А после представления он раздал всех своих кукол, повесил на плечо большую дорожную сумку, взял за ручку саквояж на колесиках и ушел по заснеженной улице вслед за громыхающим пустым трамваем, спешащим в депо.

3

Наутиз – Перт

Встреча со смертью, тёмное колдовство, некромантия, существа из мира мёртвых.

♂ Безмолвный слуга

Мы стояли по разным сторонам темной, залитой туманом подворотни в трущобах, сжимая оружие и пристально глядя друг на друга. Дуэль? Нет, скорее поединок без секундантов и правил. В руке Адриана пароэфирный пистолет Кили – его излюбленное оружие, с которым он воевал в Цин. Я помню, как выстрелом из него он остановил российского самохода, пробив сантиметровую броню и попав механику прямо в голову. Русские тогда выступили на стороне узкоглазых, а мы дрались вместе с лягушатниками. Сражались не только за рынки сбыта опиума – Империи просто надо постоянно воевать, как и мужчинам демонстрировать свою силу. Правь, Британия! Я прошел всю войну бок о бок с Адрианом, а сейчас нас разделила темная подворотня.

Я сжимал свой револьвер. Пусть пороховое оружие – это вчерашний день, но оно не раз спасало мне жизнь. У револьвера есть преимущество перед кили – нет паузы после нажатия спускового крючка. Восемь десятых секунды – это очень долго. Порой хватает, чтобы выстрелить первым.

Но мы не стреляли. Мы стояли и смотрели друг на друга – я и Адриан, соблазнивший мою Эллис. Свидетелей не было – только скорчившийся у стены нищий, способный с легкостью ради горсти монет и хорошего костюма перерезать горло одному из нас, и безмолвный слуга Адриана, который замер у входа в подворотню. Его медная маска, на которой оседали снежинки, блестела отраженным лунным светом. Прорези для глаз казались черными дырами. Безмолвный никому и ничего не скажет. Он просто заграничная кукла – таких привозят из Нового Света. Говорят, их делают из мертвых негров – сначала пропитывают тело бальзамирующей жидкостью на основе опиума, оставляя подвижными мышцы, анимируют с помощью электричества, а потом покрывают медной броней с подключенным пароэфирным двигателем. Кокни называют безмолвных слуг силлвантами. Конечно, они дорогие – недешевый материал, перевоз через океан, но быстро окупаются: ведь безмолвным не требуются ни еда, ни жилье. Они могут работать по двадцать четыре часа в сутки, и многие фабриканты заменяют людей на заграничные куклы. Недавно был подавлен бунт в Бермондси, когда выброшенные на улицу рабочие кожевенных фабрик попытались силой вернуться на работу.

Тишина. Заперхал нищий, зашелся в туберкулезном кашле. В Воскхоле тяжело вздохнула паровая машина Вычислителя, и этот вздох прокатился по улицам. На флюгере испуганно закаркал ворон. В его крике мне послышался возглас Эллис: «Эдвард! Эдвард Хант! Не трогай его! Не смей!» А потом все начало происходить в безумном, но одновременно замедленном ритме. Как в мясорубке при Дайгу.

Мы синхронно поднимаем оружие, и два выстрела сливаются воедино. Но мой звучит на доли секунды раньше. Адриан падает, без крика и лишней суеты, отброшенный пулей, валится на спину. Я хватаюсь за раненую руку. Револьвер падает на землю. Со стороны нищего слышен клекот, похожий на бормотание стервятника, и не сразу понятно, что это смех. Затем время возвращается к обычному ритму.

Я поднял руку – указательный палец был оторван, кисть исковеркана пулей, торчали осколки костей, и из разорванной вены била струйка крови. Нищий бросился к Адриану и принялся потрошить его карманы, но пристрелить или прогнать стервятника у меня не было сил.

Я шел по заполненному туманом и снегом городу. Кровь стекала по руке и оставляла красный след на земле. В голове пульсировали болью строки баллады горцев: «Чьей кровию меч ты свой так обагрил? Эдвард, Эдвард? Чьей кровию меч ты свой так обагрил?» Казалось, что меня преследует смех нищего. Револьвер, на котором выгравирован мой девиз «Всегда есть время дать ответ!», остался на месте убийства, я заставил себя вернуться и подобрал оружие, прижимая к груди левой рукой. Правая безжизненно свисала вдоль тела. Как я теперь буду стрелять? Безмолвный слуга все так же неподвижно стоял в конце подворотни и смотрел на мертвого хозяина.

«Чьей кровию меч ты свой так обагрил?»

Я упал, выпачкавшись в грязном снегу, поднялся и, держась рукой за стену, побрел дальше. Из-за угла здания Судейства на Семнадцатой стрит выбежала моя жена, бросилась ко мне, и я не знал – хочет она обнять или ударить. Но Эллис не сделала ни того, ни другого. Она остановилась в нескольких шагах от меня и поправила белокурый локон, спадающий ей на щеку.

– Где Адриан? – спросила у меня. Голос был поразительно спокойным, но в его глубине скрывался крик отчаянья.

– Я убил твоего любовника.

Голова закружилась, и я сел, опершись спиной о холодную кирпичную стену.

«Чьей кровию меч ты свой так обагрил?»

Эллис прошла мимо, как кукла или силлвант, по следу из красных капель, туда, где лежал Адриан. Уже через несколько минут я услышал за спиной ее суетливые шаги. Оглянулся и увидел Эллис, держащую обеими руками направленный на меня кили.

– Эллис, нет!

Она всё не стреляла, но я чувствовал, даже видел, как ее палец постепенно давит на спусковой крючок.

– Эллис, не надо!

Раздался выстрел. Эллис покачнулась и выронила пистолет. Потом схватилась за рану в груди и опустилась на снег. Я с удивлением посмотрел на дымящийся револьвер в левой руке. «Всегда есть время дать ответ!»

– Нет!!!

Я с отвращением отшвырнул оружие, бросился к Эллис, поднял ее неподвижную голову. На лицо моей жены опускались холодные снежинки.

Волны ударяли о старую древесину. За бортом лорчи [1] бесновался шторм, хотя в здешних широтах это считалось еще сносной погодой. Не так давно судно, заполненное пассажирами, как бочка в рыбной лавке соленой треской, миновало эстуарий и вышло из Темзы, отправившись в каботажное плаванье. «Что, сухопутные крысы, вам несказанно повезло, – не говорил, а по-обычному рычал капитан Дженсон, настолько заросший, что борода делала его похожим на черного лохматого пса. Из копны волос торчали лишь красный нос и курительная трубка, источающая смрадный дым. – Я вас довезу до Китая, двадцать морских ежей вам в кишки». Капитан хотел выглядеть матерым морским волком, но акцент выдавал в нем прожженного кокни.

«Беги, Эд, – мой кузен служил в полиции и успел предупредить меня об опасности. – Беги из Лондона».

Пароходы с каютами первого класса для меня теперь были закрыты – бобби и агенты Скотланд-Ярда схватят при первой возможности. Меня искали за убийство жены, и не хотелось, чтобы Калкрафт-Вешатель на сей раз получил свою добычу. Оставалось надеяться на таких проходимцев, как капитан Дженсон. Я слышал, как он отчаянно спорил на каждом шлюзе, давая взятки.

«Чертовски дорого вы мне обходитесь, надо бы содрать с вас побольше», – плевался он слюной вперемешку с табаком, когда спускался к нам в трюм.

Мы вышли из Темзы два дня назад. А сейчас в душном трюме, пропахшем грязным бельем, царила непривычная тишина, я слышал плеск волн, скрип обшивки и свое дыхание. Где-то пищали крысы. Куда подевались все пассажиры? Вот здесь, рядом с моей койкой, ютились молодая мамаша с пятилетней дочуркой. Возможно, именно такая же малышка – светловолосая с огромными наивными глазами – могла бы быть у нас с Эллис, если бы на том балу она не познакомилась с Адрианом, и впоследствии я не спустил бы курок. Теперь Эллис мертва, моя рука искалечена, а я бегу от правосудия, но не могу убежать от самого себя.

Несколько дней назад к мамаше приставал Наваха, вокруг которого сгрудились головорезы и ворье всех мастей. Я видел, как она молча вырывалась из его объятий, пытаясь выползти из-под грузного тела. Она вообще была молчаливой, как и ее дочка. Я схватил Наваху за шиворот и оттащил в сторону. Тогда он ударил меня в живот так, что я сложился пополам.