Вдали от суеты (ЛП) - Аделер Макс. Страница 33

   Мистер Ниппер, подумав, со всей серьезностью заявил, что это, по всей видимости, было бы мудрым решением.

   - Мистер Ниппер, прошу вас о снисхождении. Я не настаиваю на исполнении своей просьбы. Я знаю, что целиком и полностью в вашей власти. И я покоряюсь неизбежному, мистер Ниппер. Но моя семья страдает от холода, мы опасаемся, что в любой момент к нам могут нагрянуть грабители, мы лишены возможности готовить пищу должным образом, и все это из-за того, что происходит с нашей кухней. Я умоляю вас о личном снисхождении к человеку, который желает вам процветания сейчас и всех благ в будущем, покончить с этой проблемой немедленно и установить котел должным образом.

   Мистер Ниппер прослезился, заявив, что всегда относился ко мне с любовью, и дал страшную торжественную клятву завершить работу на следующий день без каких-либо проволочек. Это было во вторник. Ни мистер Ниппер, ни кто-либо из его людей не появлялись до субботы, когда они все-таки установили котел на место и удалились, оставив четыре-пять приличных куч мусора во дворе. В воскресенье котел снова начал протекать, причем сильнее, чем прежде; я уверен, что мистер Ниппер вернул на место старый котел, хотя, когда рано утром в понедельник он выставил мне счет в 237 долларов 84 цента, каковой должен был быть оплачен сразу по предъявлении, то заявил, что котел совершенно новый, и что он не будет протекать даже при давлении в тысячу фунтов на квадратный дюйм.

   Я собираюсь приобрести для приготовления пищи печь, а мистера Ниппера и всю его водопроводную братию послать к черту.

   Сын мистера Кули вновь попал в беду. Вчера вечером миссис Аделер услышала громкие крики во дворе Кули, а через несколько минут слуга пришел сказать, что миссис Кули хотела бы немедленно повидаться с миссис Аделер. Миссис Аделер поспешила явиться на зов, предполагая, что случилось нечто ужасное. Она нашла рыдающую миссис Кули, прижимающую к себе сына, в то время как мальчик был воплощением Страдания и Страха, его глаза вылезли из орбит, а руками он обхватил живот. Миссис Кули объяснила голосом, смешанным с рыданиями, что Генри играл с маленькой "губной гармошкой" и случайно ее проглотил. Случай этот был несколько своеобразным; миссис Аделер были неизвестны профессиональные методы, применяющиеся в подобных чрезвычайных ситуациях, и поэтому она рекомендовала простейшее средство, включающее в себя горчицу и теплую воду. Применение этого средства, в конце концов, оказалось успешным, и извлеченный музыкальный инструмент был возвращен мальчику. Сам по себе инцидент этот не является ни интересным, ни примечательным, и я, конечно, не упоминал бы о нем, но последствия его были таковы, что, безусловно, заслуживают внимания.

   Вчера вечером Боб забрел в гостиную и повел себя таким образом, что у меня возникла мысль, - он что-то замышляет. Я осведомился, не испытывает ли он каких-либо затруднений. Он ответил:

   - Нет. То есть, почти нет. Дело в том, что я размышлял о случившемся с сыном Кули, и кое-что придумал.

   - Что именно?

   - Я изложил его на бумаге. Я собираюсь отправить его в Аргус, если вы решите, что мое произведение этого заслуживает; собственно, именно за этим я и пришел. Я хочу услышать ваше мнение о моей истории. У меня нет опыта в подобных вещах, так что я немного стесняюсь. Готовы ли вы выслушать меня?

   - Конечно, читайте!

   - Я назвал его "Судьба юного Чабба". Мне кажется, что как только старый Кули увидит его, то сойдет с ума от ярости. Оно основано на катастрофе, жертвой которой стал его сын.

СУДЬБА ЮНОГО ЧАББА

   Когда мистер Чабб-старший вернулся из Европы, он привез с собой из Женевы миниатюрную музыкальную шкатулку, длинную и очень узкую, едва ли большую размерами, чем, скажем, большой карманный нож. Шкатулка исполняла четыре веселые мелодии для семейства Чабб, и они наслаждались этим. Юный Генри Чабб наслаждался до такой степени, что, в один прекрасный день, уже после того, как шкатулка была заведена и готова к действию, приложил один ее конец к губам, но в этот самый момент, по оплошности, поскользнулся, и инструмент проглотил. Единственным прямым последствием случившейся катастрофы была боль в животе у Генри Чабба, доставлявшая ему беспокойство; однако он справился с ней, употребив мяту и болеутоляющие средства.

   Генри решил сохранить все в тайне, - в своей душе и желудке, - от своего отца, и избавить его от необходимости применить розги к своему испорченному сыну, - испорченному в смысле наличия проблем с пищеварительным трактом.

   Однако в тот же вечер, за ужином, когда Генри успел съесть всего лишь кусочек хлеба, из-под стола вдруг донеслись звуки дикой, таинственной музыки. Семья сразу же предприняла усилия для обнаружения источника звуков, при этом Генри, исполненный страха и раскаяния, наполненный хлебом и музыкой, с отчаянием обреченного пытался убедить всех, что она проистекает из подвала, где служанка учится играть на арфе. При этом он прекрасно знал, что Мэри Энн в жизни арфы не видела. Но он пошел бы на все, лишь бы скрыть свою вину. Здесь мы видим, каким образом один проступок влечет за собой другой.

   Все же, правду ему утаить не удалось, и в ту же ночь, в то время, как вся семья стояла на молитве, на Генри напала икота, а музыкальная шкатулка вдруг разразилась Вниз по реке Савани, с некоторыми вариациями. После чего Чабб-старший поднялся, ухватил Генри аккуратно, но надежно, за волосы, встряхнул и спросил, что именно послужило поводом для его подобного поведения. Генри принялся лепетать что-то про праздник в воскресной школе, что, по мнению Чабба-старшего, было не слишком убедительным объяснением. Затем они попытались изъять инструмент, но каждый раз, когда он встряхивал Генри вниз головой над диванной подушкой, держа его при этом за ноги, или же пытался залить в последнего некоторую порцию рвотного, инструмент словно бы обретал новые силы и радостно исполнял то Послушай пересмешника, то Ты меня никогда не разлюбишь.

   В конце концов они были вынуждены оставить в покое музыкальную шкатулку, похороненную внутри молодого Чабба. Жалкое состояние несчастной жертвы самым неблаготворным образом начало сказываться на состоянии его разума. Чем чаще внутри него играла музыка, тем больший разлад наблюдался в его душевном состоянии. Посреди ночи, после того, как он засыпал, механизм шкатулки приходил в движение и начинал играть Дом, милый дом в течение двух или трех часов, пока иголка не перескакивала на другой цилиндр и не звучала Вниз по реке Савани, дребезжа и щелкая, пока брат Генри не вскакивал в отчаянии со своей постели и не наседал на него, в тщетной попытке унять механизм, который, тем не менее, подвергаясь давлению, принимался за свое с утроенной силой.