Десятый крестовый - Хайд Кристофер. Страница 9

— Да ну его, Нью-Йорк, сумасшедший дом! — подхватил Филип.

Человечек насупился.

— Сам-то из Нью-Йорка?

— И да и нет… — Филип медленно затянулся. — Родился в Орегоне, переехал в Сиэтл, учился в Сан-Диего. А после — где только не был…

— Стало быть, с западного побережья, — выдавил человечек, кинув на Филипа острый взгляд. — В армии служил?

Вспомнив про государственный флаг на мачте, Филип помахал рукой с увечным мизинцем.

— Два года во Вьетнаме…

Человечек с цыплячьей шейкой понимающе кивнул.

— Кофе желаешь? Кухня не работает, но кофе приготовить могу.

— С удовольствием, — сказал Филип.

Человечек скользнул с табурета, выдоил в две чашечки кофе из автомата «Кори», поставил одну перед Филипом. Порылся в карманах грязного пиджака, нашел одну-единственную сигарету. Щелкнул старой зажигалкой, снова взгромоздился на табурет, с клацаньем выдвинул ящик допотопного кассового аппарата, чтоб стряхивать пепел. Филип сдернул верхушку у чашечки с порошковыми сливками, забелил кофе. Отхлебнул, оценивающе кивнул.

Хозяин был явно польщен.

— Надо было тебе в Канаду смыться, — сказал он после паузы.

— Не понимаю?.. — выгнул бровь Филип.

Отпихнув сигарету в угол рта, человечек шепеляво пояснил:

— Чтоб не загребли! Надо идиотом быть или психом, чтоб на целых два года загреметь во Вьетнам!

— Что такое? Или вы не патриот своего городка? — насмешливо воскликнул Филип. — Разве флаг у вас на мачте не отражает образ здешнего мышления?

— А мне плевать на их мышление! — крякнул человечек. — Я не хуже их патриот. На второй мировой воевал и в Корее. Во время второй мировой хоть знали, за что бьемся. В корейскую войну ввязались по глупости. Ну а Вьетнам — ясное дело, бред, да и только! Два моих сына там остались. Обоих поубивало детей! Бах — один, следом бах — другой… И месяца не прошло. Два цинковых гроба, две похоронные процессии по главной улице Баррингтона, кругом ветераны в своих шапчонках. Тьфу!..

— Простите…

Человек пожал плечами. Вынул изо рта сигарету только, чтоб отхлебнуть кофе, и тут же снова воткнул сбоку.

— Много воды утекло. Быть бы мне похитрей, велел бы им сложить манатки да в Торонто, но я этого не сделал, так оно в нашем мире все устроено…

Он умолк. Спросил после паузы:

— А тебя чего к нам занесло в воскресенье? На туриста вроде не похож.

— Я не турист, — Филип помолчал, прикидывая, что сказать. — Женщину одну ищу. Передали, она в Баррингтоне. Человек ухмыльнулся.

— Как звать? Гости к нам редко жалуют, может, я и знаю…

— По имени вряд ли… — сказал Филип. — Но мне говорили, она вроде в синей плиссированной юбке, белой блузке; как юбка, синий пиджак. Интересная, блондинка, волосы вьются. Около тридцати.

— Ты случаем не полицейская ищейка? — гася сигарету в кофейную гущу, спросил хозяин бара.

— Нет! — мотнул головой Филип.

— А может, детектив какой? — не отставал тот.

— Да с чего ты взял? — вскинулся Филип. Человек хмыкнул.

— Не первый ты, вот что! — загадочно произнес он.

— Не понял?

Хозяин пожал плечами.

— Ну как же… юбка… блузка… Синее с белым… Женщина, какую ищешь. Она, верно, у этих, у монахов…

— У монахов?

Рот человечка растянулся в кривой усмешке.

— Там раньше мужской монастырь был, иезуитский. Обитель уединения, или как там у них… А года два назад его откупили эти «фанаты Христа».

— «Фанаты Христа»?

Хозяин кивнул. Пошарил в кармане, ища сигарету; не нашел. Филип протянул ему пачку.

— Называют себя «Десятый крестовый поход», — продолжал человечек. — Мотаются то в город, то из города в синих автофургонах, «эконолайнах». Хорошо еще не суются со всякой своей поганью…

— Какой такой поганью?

— Да пес их знает! — усмехнулся человечек, щурясь от дыма. — Ясно одно, у нас ни к кому не суются. Просто деньги собирают, то да се… — Он покачал головой. — В наших краях, на озерах, у них этот номер не пройдет. Тут за последнюю сотню лет каких только святош не перебывало, всем глаза намозолили. Сперва мормоны. Отсюда Бригем Янг [13] родом, слыхал?

— Нет, не слыхал, — Филипу не терпелось вернуться к разговору о «Крестовом», но он понимал, что придется дать возможность новому знакомому выговориться.

— Ну вот… И Бригем Янг, и «джемаймианцы», и Хорейс Грили [14]. Весь этот сброд отсюда пошел. Притом заметь, задолго до того, как в здешних местах за виноделие взялись, стало быть, не от вина вся эта штука. Это надо, как к нам все такое липнет! В семидесятых даже «мунисты» [15] по новой объявились, правда, потом подались отсюда в Тэрритаун.

— А те, из «Десятого крестового», вроде мунистов, что ли? — вставил Филип.

— Кто их разберет! Может, и вроде. Теперь к нам то и дело частные сыщики наведываются. Ищут, кто из дому сбежал. Вот я и соображаю: значит, у этих «исходников» все шито-крыто. Про таких вроде у вас говорят, «не засвечиваются». В монастырь съезжаются на несколько дней, потом там подолгу никого. Только начинают синие «эконолайны» подруливать на заправку, так и знай: на побывку явились.

— А где этот монастырь? — спросил Филип. Человечек помолчал, цыкая зубом.

— Из города на восток, — наконец произнес он. — Шоссе-15 в сторону Ливонии. Недалеко. Не промахнешь, метрах в ста от дороги старое кирпичное здание. Лужайка у них, надо признать, исправно подстригается.

Филип поднялся.

— Спасибо! Сколько за кофе? Хозяин махнул рукой.

— Нисколько! Тут в воскресный день словом не с кем обмолвиться. Я сигарету у тебя брал.

Филип кивнул на прощанье, пошел к двери. Не успел переступить порог, его окликнул хозяин.

— Эй, мистер! Филип обернулся.

— Это самое… — Человечек запнулся, подбирая слова. — Бывают среди них… ну, по виду судя… Как бы это сказать… Глянешь, мороз по коже…

— Опасно, хотите сказать? — улыбнулся Филип.

Пожав плечами, хозяин снова взобрался на свой табурет.

— Да вроде того…

Филип поблагодарил кивком: вышел и снова очутился на пустынной улице. Солнце уже заметно клонилось к западу, тусклые золотые лучи догорали в непроницаемых стеклах витрин по одну сторону улицы. Противоположную уже покрыло густой тенью. Лесистые зеленые холмы за городом погружались во мрак. Филип взглянул на часы. Восемь. Времени достаточно, можно успеть проехаться к монастырю, а уж потом устраиваться на ночлег в каком-нибудь мотеле.

Сев в машину, Филип развернулся и покатил из города на восток; череда кирпичных домов сменялась дачками и бензоколонками «Шеврон». Машина обогнула невысокий холм, и город почти скрылся сзади. Филип поглядывал то в правое, то в левое окошко, стараясь не пропустить монастырь. И наконец увидел: большое в колониальном стиле здание на склоне холма, вокруг аккуратно подстриженная лужайка тянется вниз до самого шоссе. Ни изгороди, ни стены, в окнах темно.

Метрах в двухстах перед поворотом на шоссе, вьющемся по склону вверх к монастырю, Филип приметил закрытую заправочную станцию — ни рекламных табло, ни огней, единственная лампочка горит в телефонной будке у задней стены. Филипа осенило. Свернув с магистрали, он подъехал к колонке, выключил мотор. Вышел, направился к телефонной будке, на ходу шаря в кармане джинсов в поисках клочка бумаги с переписанным у Джанет баррингтонским номером. Рванул дверцу будки, вгляделся в номер, выбитый на исчерканном непристойностями корпусе автомата, сравнил с тем, что на бумажке. Тот самый.

Филип вышел и, не сводя глаз с монастыря, двинулся через площадку мимо недействующих бензонасосов. Попытался собрать факты. Хезер связалась с «Крестовым походом» в Торонто, поехала к ним на семинар, пробыла там с неделю, вернулась, затем исчезла. Именно отсюда, из этого телефонного автомата, с этой заправочной станции в ста пятидесяти метрах от возможной штаб-квартиры «Десятого крестового» выдала тот странный звонок Джанет. Потом снова никаких вестей, и Хезер объявляется не ранее чем через месяц, на сей раз в Манхаттане, на чердаке у Филипа. До того наведавшись, если верить ее словам, к отцу в Вашингтон, хотя сам генерал это отрицает. Затем Филип получает удар по голове, и Хезер исчезает снова, оставив кровавый след на стене и массу неразрешимых вопросов.