Двойной сюрприз для блудного папочки (СИ) - Гордова Валентина. Страница 39

Выскакиваю на улицу, продолжая бесполезно названивать Варе. Кидаю в голосовую почту сообщения о том, что эти дома искал не я. Объясняю всё максимально быстро и понятно, хоть и догадываюсь, что она их все даже слушать не будет.

Прыгаю в машину, срываюсь с места. По пути пару раз проскакиваю на жёлтый, едва не становлюсь причиной как минимум трёх аварий.

Но дома пусто.

Я обхожу его весь, заглядываю во все щели.

Плюшевые соседи на своих местах. Гирлянды висят везде, куда Варя их развесила. Её вещи на местах, и даже ноутбук, который приветствует меня десятком открытых вкладок в браузере.

Здесь всё, кроме Вари.

Глава пятьдесят шестая. Варя

Я сбегаю из страны.

По дороге в аэропорт звоню отцу и договариваюсь с ним о том, что он заберёт меня отсюда.

Отключаю телефон, когда Егор начинает звонить без перерыва.

Выбрасываю его в мусорку в аэропорту, когда хочу ещё раз связаться с отцом, но вижу усыпанный экран звонками от Минина и моей мамы. Странно, что она «проснулась» вот только сейчас, но у меня нет желания разговаривать с ней.

Покупаю новый телефон тут же.

Номер отца я помню наизусть, как и номера всех остальных важных для меня людей, от половины из которых следовало бы избавиться.

Через час меня сажают на самолёт.

Пересадка в Москве, новый самолёт до Берлина.

Отец встречает в сопровождении охраны. Обнимает крепко, облегченно выдыхает куда-то мне в волосы и ведёт до машины.

Его дом просто потрясающий. Огромный белоснежный особняк в три этажа, высокий забор и мраморные статуи в большом саду. Насколько я знаю, у него есть дома почти во всех странах Европы.

За два следующих дня мы почти не пересекаемся. Дом полон незнакомцев: охрана, прислуга, даже привезённые специально для меня два медика, что поселились в комнатах по соседству.

В среду отец отвозит меня в частную клинику. Много вежливых докторов обещают, что всё будет хорошо. Они говорят это на немецком, и мне приходится прибегнуть к помощи Гугл-переводчика, чтобы понять, о чём они говорят.

Кстати, их язык не такой уж и жуткий, как все думают. И пока у меня берут кровь из вены, я сижу в удобном кожаном кресле и думаю о том, что мы с детьми обязательно выучим его. И английский тоже. А ещё я обязательно научу их рисовать. И, может быть, запишу на пение. И в бассейн. И ещё во множество мест, чтобы они смогли попробовать максимально много до того момента, как решат, что знают обо всём лучше своих родителей.

Кстати, про второго родителя я стараюсь и вовсе не думать.

Я выбросила телефон, и теперь единственный способ нам связаться – это если я сама позвоню ему. Наверно, так и нужно было сделать. Нужно было позвонить ему и нормально обо всём поговорить, но проблема в том, что я ещё не достаточно успокоилась от всего произошедшего в последние дни, чтобы адекватно разговаривать о том, что причиняет мне столь невыносимую душевную боль.

Моя обида сильнее меня.

Моя обида стучит в висках сильнее голоса разума.

Я допускаю, что могла просто всё не так понять, что эти детские дома могли быть и не для Егора вовсе, но...

Я не могу думать об этом сейчас. Только не сейчас. Сначала мне нужно убедиться в том, что с моими близнецами всё хорошо. Когда я буду в этом уверена, я смогу справиться и со всем остальным.

Мне просто нужна эта эмоциональная основа. Твёрдая земля под ногами. Уверенность, что даст сил на всё остальное.

Вечером в мою дверь раздаётся короткий стук. Здесь все стучат, и все постоянно заходят проверить меня.

Но в этот раз гость удивляет меня хотя бы тем, что приходит впервые за всё время.

На отце ботинки и тёмные брюки, белая рубашка расстёгнута на две верхние пуговицы. Галстука нет, но золотые запонки на месте.

–Привет, – грустно улыбаюсь ему, точно зная, что не услышу приветствия и даже не увижу его улыбку.

Кажется, этот мужчина напрочь позабыл, что значит улыбаться. Он всегда ходит серьёзным и немного настороженным, даже дома. Всегда занят, никогда нет даже минуты свободного времени.

Папа просто коротко кивает в ответ на моё приветствие, закрывает дверь, проходит и опускается на край моей постели. Она большая, как и вся комната, и постельное бельё на ней под цвет мебели и стен – светло-бежевое.

–Звонил твой муж, – просто говорит папа.

У него низкий, немного хриплый голос, который кажется грубым. Я обращаю на это внимание только сейчас, когда его слова бьют по чему-то внутри меня с такой силой, что я не могу сделать вдох.

Мне не просто тяжело, мне физически больно думать про Егора.

Очень надеюсь, что это пройдёт, и очень скоро, но сейчас, пока я думаю о том, что он фактически предал меня и наших детей... Больно. Просто очень больно.

–Он мне не муж, – хочу говорить твёрдо, хочу казаться сильной, чтобы даже я сама перестала думать, что этот человек вызывает во мне такую бурю эмоций, но голос предательски дрожит.

Папа улыбается мне уголком рта. В его взгляде – теплота вперемешку со снисхождением. Он смотрит на меня, как родители смотрят на своих ещё совсем глупых детей.

–Но ты всё равно носишь его кольцо, – напоминает он и кивает на мою ладонь, которую я совершенно неосознанно машинально прячу под одеяло. – В любом случае, твой Егор сказал, что перероет весь мир, но всё равно найдёт тебя.

Звучит довольно пугающе, и если бы на месте Егора был кто-то другой, то я бы испугалась, обязательно испугалась, но сейчас вместо страха я чувствую только какой-то волнующий трепет.

И непонятное желание быть найденной и одновременно спрятаться так, чтобы не нашёл никто и никогда.

–И что ты сказал ему?

Папа молчит, высматривая что-то на лице волнующейся в ожидании его ответа меня. Он смотрит долго, и я волнуюсь всё сильнее, начинаю ёрзать и отвожу взгляд.

–Пожелал удачи, – отвечает он в конце концов.

Я поворачиваюсь и недоверчиво смотрю на него.

–Если честно, у меня такое чувство, что он тебя найдёт, – признаётся папа под моим взглядом, но делает это таким тоном, словно не происходит совершенно ничего. И тут же спокойно предлагает: – Если хочешь, спрячу тебя так, что не найдёт.

Я знаю, что папа действительно способен на это. Верю ему безоговорочно и знаю, что мне достаточно всего лишь попросить его, чтобы навсегда потеряться. Если я попрошу, он может даже убить Варвару Ермакову и её нерождённых детей, и уже к вечеру в любой из выбранных мною стран появится новый человек с новой историей и отличной биографией.

И ни у кого не возникнет вопросов.

И меня действительно никто не найдёт.

С одной стороны, это могло бы решить практически все мои проблемы. Больше не было бы достающего бывшего, не было бы мамы, что закрутила роман с отцом моего бывшего, не было бы Егора.

Но именно на Егоре основывалась другая сторона всего этого.

Я не хочу терять его. И я просто не имею права лишать его детей, даже если он... хотел отдать их в детский дом.

Мне нужно получить результаты обследований и убедиться в том, что мои дети абсолютно здоровы. А потом мы поговорим с Егором. И уже после этого будем решать, что делать дальше.

Глава пятьдесят седьмая. Егор

Следующие дни смываются в одно нечёткое пятно. Я на постоянных телефонных звонках и кофеине, пытаюсь найти свою сбежавшую невесту. Всё было бы куда проще, если бы я не превратился в наркомана и, закрыв глаза, каждый раз не видел её печальное лицо прямо перед собой.

Её ищет треть мира. А остальные две трети с лёгкой руки Ермакова её скрывают.

Я знаю, что Варя улетела в Москву. Видел по камерам, как она сидела в ожидании рейса, видел, как она проходила регистрацию, даже видел самолёт, на котором она улетела. Получить доступ к камерам аэропорта не так уж и просто, но и не невозможно.

Итак, она улетела. Очевидно, что к отцу. После звонка Ермакову у меня не остаётся в этом никаких сомнений. Его не пугает и в целом никак не задевает новость о том, что его дочь исчезла. Скажи кто мне, что мой ребёнок пропал, я бы всех на уши поставил.