Академия попаданок. Первый семестр и Второй семестр. Дилогия (СИ) - Светлая Мила. Страница 57

Маньяра тут же закрыла рот и запахнула халат. Я мотнула головой на выход, и мы почта вышли из палаты, когда я остановилась. Маньяра чуть было не воткнула мне нос в спину.

— Чего ты?

— Надо зайти, — я кивнула на палату Симпатира.

Агапа отвернулась, чтобы не смотреть, а мы с Маньярой зашли в палату.

Плюшки-ватрушки, как же больно было смотреть на мужественного красивого человека, который по развитию вряд ли опережал двухлетнего ребенка. Сейчас Симпатир Чернокудр лежал на кровати и тихо пускал слюни на шестилапого медведя. Неизвестно, что снилось бывшему ректору, но он улыбался очень и очень сладко.

Мое сердце кольнуло, в груди стало жарко, как будто хапнула ложку жгучего перца, а на глаза навернулись слезы. Дышать сразу стало тяжело, предметы начали расплываться передо мной…

Надо держать себя в руках! Надо быть сильной.

— Что вы здесь делаете? — прорычал за нашими спинами неизвестно откуда взявшийся Фендюлятор.

16

Вот что за человек? Как ему удается появиться там, где не нужно? Я незаметно мазнула по глазам рукавом, отчего розовая ткань слегка потемнела, и вшмыгнула печаль-тоску обратно. К Фендюлятору я повернулась уже собранной и серьезной, хотя и с покрасневшими глазами.

— Здрасте, а мы тут за Маньярой пришли.

— Прямо сюда? К больному Симпатиру? — на губах Фендюлятору заиграла сардоническая улыбка.

— Нет, мы были в соседней палате, — пролепетала Маньяра.

— Тогда повторю свой вопрос, если вы первый раз не расслышали — что вы здесь делаете?

Его губы кривились, брови грозно хмурились, а уши не менее грозно торчали в разные стороны. Эх, как он напоминал в этот момент моего бывшего начальника, Павла Викторовича, который при любом удобном случае старался повысить голос на подчиненных. Даже мат себе позволял в присутствии женщин! Так продолжалось до тех пор, пока подчиненные не сговорились дать ему отпор. Шофера еще долго обсуждали Войну Луженых Глоток, которую мы тогда устроили. Но в конце концов, после пары сердечных приступов, Павел Викторович собрал свои манатки и отправился в более спокойное место наводить свои порядки.

Вот и сейчас у меня внутри начала подниматься та самая волна возмущения, которая появлялась при повышении начальственного голоса. Да кто он такой, чтобы упрекать нас в чем-то? Да с какой стати мы должны отчитываться перед ним за посещение больного Симпатира?

— Мы навестили нашего больного ректора. Не знала, что это запрещено, — я постаралась добавить в голос металла.

Как меня не сожгли молнии из глаз Фендюлятора — до сих пор не понимаю. В воздухе явственно запахло свежим озоном, а кончики моих волос начали сами собой подниматься, как на уроке физики, когда хватаешься за два блестящих шарика, а учитель крутит электрофорную машину.

— Теперь я ваш ректор и вы должны меня слушаться! — прорычал он мне в лицо.

Ха! Напугал ежа голой…

— Фендюлятор, это ты? — донеслось со стороны лежащего Симпатира.

— Да, друг мой, это я. Принес лекарство, — мягким голосом ответил настоящий ректор бывшему.

Фендюлятор вытащил из кармана небольшую колбочку с зеленой жидкостью. Она еще и светилась, как киношный уран. Мне даже показалось, что это Пилюлия наплевал в колбочку, а после отдал ее ректору.

Симпатир открыл глаза и обвел нас своими глазами цвета весеннего неба. На какой-то миг мне показалось, что он нас узнает. В его взгляде явно чувствовалась осмысленность:

— Опять глотать эту дрянь? Когда же ты выпус…

— Пей!! — прогрохотал Фендюлятор.

Он с громким чпоком выдернул пробку и поднес емкость ко рту Симпатира. Тот невольно сделал три глотка и скривился, как будто разжевал и проглотил лимон. Через десять секунд он снова открыл глаза, но теперь это был уже не осмысленный взгляд, а два стеклянных шарика, какие можно увидеть на люстрах.

— Я хочу пи-пи, — плаксивым голосом заявил Симпатир и начал садиться на кровати.

— Немедленно покиньте палату! — гаркнул Фендюлятор и его голосом нас вынесло наружу.

Мы опомнились уже в коридоре с кактусами. Стояли, переглядывались между собой и боялись что-либо предположить. По половому ковру скребла заблудившаяся метла с желто-зеленой рукояткой.

Я дышала так тяжело, словно поднялась на двадцатый этаж без лифта и с пакетами, полными еды. Сердце бухало также громко, как китайский монах в самый большой гонг на китайский новый год. Щеки горели, будто я полчаса просидела в солярии.

— Надо вернуться и все высказать этому…

Когда же я повернулась обратно, то крайние кактусы грозно сдвинули ветви и ощетинились колючками-кинжалами. Намек понят — без боя не обойтись. Я вытащила платок…

— Марина, может не надо? Вдруг так надо? Ты же не знаешь, что это за лекарство и почему Пилюлия позволяет давать его Симпатиру, — подергала за рукав Агапа.

— Вот и пусть даст мне ответ. А если он сейчас его травит, а мы не можем ничего сделать? Ведь не стесняется делать это даже при свидетелях. Плюшки-ватрушки, ну неужели вы не видели, как Симпатир узнал его? Неужели вы не видели, что он сначала был адекватным, а потом стал глупее тюленя?

— Не знаю, я никогда не видела тюленя, который просился бы в туалет, — заметила Маньяра. — Да и самих тюленей я почти не замечала. У нас в Африке их очень мало.

— А у нас их тоже не много, — сказала Агапа. — Потому что у нас моря нет?

— Ну да, без моря они плохо передвигаются. До Белоруссии бы не дошли, — глубокомысленно сказала Маньяра.

Я почувствовала, что разговор уходит в другую сторону, еще немного и мы начали бы обсуждать условия транспортировки тюленей в Белоруссию или в Африку. А там Симпатиру плохо!

— А ну расступились! — скомандовала я листьям, но они лишь плотнее сдвинули ряды.

Агапа снова подергала меня за рукав. Я обернулась.

— Не надо, Марин, а то хуже будет.

Увы, голос разума в лице моей соседки оказался слишком тих, чтобы я послушалась. Вот если бы она гаркнула, то я может и подумала бы еще, но такая фраза меня не остановила.

— Шандарахус! — крикнула я и с размаха бросила сгусток зеленой энергии в сторону шипастых веток.

Вот честное слово — я не хотела!

Нет, конечно же хотела разметать ветви с шипами, чтобы им неповадно было, но того, что случилось дальше, я явно не желала.

Так дети играют в футбол во дворе и не хотят разбить соседские стекла, так лучники пускают стрелы по мишени и не хотят подбить пролетающую ворону, так автомобилисты мчатся по шоссе и очень не хотят поймать бабочку на стекло.

Я тоже не хотела попадать в грудь Пилюлию…

Он сам виноват, что неожиданно распахнул дверь и появился на пороге!

Врача отнесло на добрый десяток метров вглубь коридора, и на него посыпались картины цветов. За секунду он оказался погребенным под пластами красоты.

— Ну-у я же говори-и-ила, — протянула Агапа.

На шум из палаты выскочил Фендюлятор. Одним взглядом он окинул сцену разгрома и тут же вытащил платок.

— Зачем ты напала на врача? — прорычал ректор.

Честное слово, в этот момент я очень сильно растерялась. Понятно, что ректор спросил у меня, ведь только у одной из нашей троицы был в руках платок. Но что ему ответить? Что это случайность, а на самом деле я хотела раздербанить ветки кактусов, чтобы накостылять ему по шее за возможное отравление Симпатира?

— Я… я… я не хотела… — пролепетала я в ответ.

— А я хочу пи-пи! — прокричал из комнаты Симпатир, но после того, как Фендюлятор зло обернулся, то прозвучало уже тише. — Ой, уже не хочу…

— У… у него ру… рука, — проговорила Маньяра, показывая на предмет в углу коридора.

— Ох, сто зе вы так неаккуратненько? — послышалось из-под вороха картин.

Фендюлятор взмахнул платком и картины поднялись в воздух. Послушными бабочками они вспорхнули на свои места и повисли так, как будто и не думали нападать толпой на зомби. А я разглядела тот предмет, на который указывала Маньяра. Меня едва не стошнило, когда я увидела лежащую на полу руку. Она оказалась оторванной по плечо и лежала бутафорским пресс-папье.