Идти туда, где ты (СИ) - Светлая et Jk. Страница 36

Все заканчивается.

Рано или поздно все заканчивается.

Потом она дремала. Ей снилось, что белая машина перегородила дорогу, вынуждая автобус остановиться, и кто-то аккуратно будит ее за плечо.

- Илья! – распахнула она глаза.

Они действительно стояли. Некоторые пассажиры вышли выпить кофе, водитель курил, прохаживаясь перед автобусом.

Алису, как оказалось, разбудила девушка, у которой было место в глубине салона. И попросила поменяться местами хотя бы на время – ее укачивало. Алиса полусонно кивнула и очень скоро снова заснула на новом месте.

Спала теперь без снов, пока в предрассветном тумане автобус не дернулся.

Алису кинуло головой в стекло, отбросило в сторону. С полки на нее упала чья-то увесистая коробка.

Раздался металлический скрежет, и автобус снова содрогнулся от ударной волны полыхнувшего в выбитое лобовое стекло взрыва.

***

Он проснулся резко. В одно мгновение. Просто едва дышал – от нехватки кислорода спирало грудь. Выдохнул и перекатился набок. Легче не становилось. Вытянул руку на другую сторону дивана, никого там не нашел. Даже подушки не было.

И только потом вспомнил: а не может быть никакой подушки. Он ее выбросил на балкон, проветриваться, чтобы больше не пахла Алькой. Это имя тошнотой подкатило к глотке, но Макаров подавил спазм.

В голове гудело похмелье, и он едва понимал, какое теперь время суток. В комнате было темно и тихо. Францевич переселился на кухню, потому что здесь стало невозможно жить. И его урчания с любимого кресла в комнате не звучало. Илья остался один.

Медленно встал, неровной походкой прошел к балконной двери и дернул ее на себя, впуская воздух. Жадно глотал его ртом и не мог надышаться. Что-то держало, стягивало горло. Мешало. И дыхание его было сбивчивым, шумным, похожим на собачий скулеж. Становилось холодно, а он так и стоял, вцепившись в дверь, и не чувствовал в себе сил двинуться с места. Пытался определить, какой теперь день. Не помнил. Все они слились для него в сплошной поток времени. Он никогда в жизни столько не пил. И знал, что не остановится, потому что останавливаться не хотел. Не мог. Загонял себя в пропасть, как дикого зверя в сеть. И пил, пил, пил.

Тошнота снова прокатилась по пищеводу. Мотнул головой и все-таки отлепился от двери. Вернулся в постель. Лег. Наверное, надеялся уснуть. Без особой веры в то, что это получится, потому что на сон тоже нужны силы, а у него их не было. Была только боль, которая постоянно возвращалась мучительными жестокими толчками – в голове, в груди, во всем теле.

Время. Чертово время, которого прошло столько, что он запутался.

Потянулся к телефону на тумбочке. Ярким огоньком зажегся дисплей. И высветил пропущенный вызов. Алиса. Илья зло хохотнул. Второй раз уже. Никак не отстанет. Звонит. Теребит. Дергает. Будто не понимает, что ему больно. Будто нарочно ковыряет даже не начавшую затягиваться рану, ожидая, когда кровь хлынет. Будто бы хочет знать, сколько в нем помещается крови.

Швырнул телефон в сторону. Тот ударился о стену и развалился – тушка, крышка, батарея.

Дурак. А который час так и не посмотрел.

Илья поднялся с постели. Поплелся было в душ, но и туда не дошел. Облегчился, сполоснул лицо. Явился на кухню. Кот жалобно мяукнул из-под стола, а Макаров задумался, когда в последний раз давал ему пожрать. Не вспомнил. Полез за кошачьими консервами, а под руку попался стакан с недопитым накануне коньяком. Чем не повод дожать? Может, хоть голова меньше болеть станет?

Коньяк обжег горло и покатился вниз по пищеводу в желудок. Кстати, сколько не ел сам, не помнил тоже. Видимо, решил составить Францевичу компанию и сдохнуть рядом.

В кухне тоже было душно. Но зато он точно понял, что все-таки уже совсем утро. Шторы здесь никто так и не задернул. За окном серело. Еще один день, которым он счета не знал. Какая разница сколько прошло? Нет, время отмерялось не часами, не сутками. Время отмерялось ударами сердца, мучительным стуком в висках, тошнотой, то и дело заставлявшей его корчиться в спазмах. И болью, которая не желала отступать.

Альки больше не будет.

Она его предала, и ее больше не будет.

Макаров резко вздрогнул и схватил со стола начатую бутылку коньяка. Знал, что той надолго не хватит. Знал, что придется спускаться и покупать еще. Но то пофиг. То потом. Сейчас нужно все заглушить, чтобы снова провалиться в черную яму без дна, надеясь, что хоть там станет немного легче. Когда ничего не чувствуешь – должно же быть легче?

В следующий раз он пришел в себя от звонка в дверь.

Тот звучал отчетливо, уверенно и явно не первый раз.

«Алька?» - полыхнуло в голове. И тут же погасло. Если она могла звонить, то почему бы не заявиться? Чтобы продолжать мучить.

Макаров поднялся со стула, едва не придавил кота и, шатаясь, направился открывать.

На пороге оказался Веник.

Бесстрастно осмотрев Илью с головы до ног, ввалился в квартиру и закрыл за собой дверь.

- Проходи, - пробормотал Макаров, глядя мимо нежданного гостя.

- Да уж прошел, - скривился Веник. – Ты бы форточки, что ли открывал.

- Сегодня пробовал. Холодно.

- То-то развел тут русский дух. Самобытный такой.

Он прошел сначала на кухню, распахнув створку окна, то же сделал в комнатах. По дороге везде собрал бутылки, в которых еще что-то оставалось. Некоторое время Илья наблюдал за его перемещениями по квартире из коридора. Потом нервно хмыкнул и поинтересовался:

- За этим приперся?

- Вообще-то за резюме, - бросил Веник, проходя мимо него к мойке в кухне. – Помнится, кто-то собирался работать не у папы.

Илья поплелся за ним. Подхватил со стола свой стакан, в котором все еще плескалась благородного янтарного цвета жидкость. И жадными глотками осушил его, будто пил воду. Потом посмотрел на Громова и пробормотал:

- Было дело.

- Ну я вижу, дела изменились, - в мойке зажурчало все недопитое Ильей. – Мордой под бодрящий душ сам встанешь или помочь?

- Громов, не лезь, куда не просят.

- Значит, по доброй воле не желаешь, - ухватив его за шею, он сунул Макарова под струю ледяной воды.

Та залила его носоглотку, отчего он дернулся, зафыркал, закашлялся, стал вырываться, но Вениамин Громов был тем еще боровом – хрен выскользнешь. Илья вцепился в его руку, пытаясь заставить разжать пальцы. Вот только злость, которая в это мгновение полыхала в нем, будто бы начала остужаться. И постепенно гасла. Всхлипнул и, почти как тряпичная кукла, повис под краном.

Веник закрыл воду и отпустил Макарова. Вытер руки о полотенце, нашедшееся на табуретке.

- Кончай бухать! – со знанием дела сказал он, роясь в холодильнике.

- Тебе какая разница? – выдохнул Илья, продолжая стоять над мойкой и опираясь на нее. Взгляд его стал более ясным и спокойным, но не обещавшим ничего хорошего.

- Да в сущности никакой, - сообщил Громов, открывая кошачью еду. В ногах его с дикими воплями недолго метался Францевич, после чего пулей взобрался через табуретку на стол, суясь мордой в банку. – Только кота вот жалко. Потому что ты – идиот, а кот – тварь бессловесная.

Несколько минут Илья наблюдал за тем, как несчастное животное поглощает корм. И вдруг вспомнил, как Алька послала его за сметаной в тот первый день, когда он приволок котенка в квартиру. Однажды почти так же он приволок к себе и Алису. Чтобы потом вышвырнуть.

Только вот кот его не предавал.

- Хочешь, себе забери, - выдавил Илья.

- Заберу… Он прикольный!

- Черт!

Макаров провел ладонью по волосам, стряхивая воду, отвернулся к плите, зажег конфорку – не с первого раза, но получилось. Набрал воды в джезву и поставил ее на огонь. Не оборачиваясь, спросил:

- Кофе будешь?

- Нет, - Веник взял в руки Францевича, довольно начищавшего мордочку, пристроил под пиджак. – Бывай, Макаров. Очухаешься – зови в гости.

Илья обернулся, в мгновение оказался возле него и выдрал кота из рук. Как это вышло, и сам толком не понимал. Для чего – тем более.