Стань моим господином (СИ) - Ваниль Мила. Страница 1

Мила Ваниль

Стань моим господином

Пролог

Я жарю котлеты. Масло весело шкварчит на сковороде, кусочки фарша, обвалянные в муке, покрываются аппетитной корочкой. Сергей прав, это блюдо сложно испортить. Нужно только вовремя перевернуть и…

— Тамара!

Лопаточка падает, жирные брызги пачкают стеклокерамику. Дыхание перехватывает, и я испуганно поворачиваюсь. Сергей стоит на пороге кухни, руки сложены на груди, взгляд не предвещает ничего хорошего.

— Переставь сковороду, иначе котлеты сгорят. И подойди ко мне.

Когда Сергей говорит таким спокойным и серьезным тоном, сердце поневоле уходит в пятки. Что я успела натворить? Спрашивать нельзя, медлить — тоже. Едва я оказываюсь в зоне досягаемости, меня берут за ухо, как нашкодившего ребенка.

— Ай!

Сергей игнорирует и мой вскрик, и слезы, выступившие на глазах. Он тащит за ухо, ведет в комнату, к дивану, и только там отпускает. Ухо горит, я тру его ладонью и судорожно перевожу дыхание.

— Тамара, ты помнишь правила? — спрашивает Сергей.

Он кажется убийственно спокойным, его взгляд лениво скользит снизу вверх. Что он видит? Босые ноги, мягкие шортики на резинке, пирсинг в пупке, облегающий укороченный топик, белокурые волосы, собранные в «хвостик», лицо без косметики, закушенную губу, морщинки на переносице, испуганные глаза.

— Д-да… — отвечаю я неуверенно.

Сергей коротко кивает. Он определенно не сомневается, что я провинилась.

— Будь добра, Тома, загляни под диван, — просит он обманчиво ласково.

Я послушно опускаюсь на колени, прогибаюсь в пояснице, выпячиваю попку, касаюсь щекой пола у ног Сергея. Под диваном почти идеальная чистота — ни пылинки, зато груда бумажек из-под шоколадных конфет. Я выгребаю бумажки и сажусь на пятки, держа «улики» перед собой в открытых ладонях.

Сергей смотрит насмешливо, уголок рта ползет вверх. Я не выдерживаю, опускаю голову. Эта игра нравится мне все больше, и я прячу не виноватый взгляд, а предвкушающий.

— Я обещал наказать тебя за мусор под диваном? — мягко интересуется Сергей.

— Д-да… Прости, пожалуйста! Я больше не буду!

— Тома, я слышу это не в первый раз. Если ты не можешь сама избавиться от вредной привычки, мне придется помочь тебе.

Смотрю исподлобья и вижу, как он засовывает большие пальцы рук под ремень. Ох, бедная моя попка!

— Пожалуйста… — канючу я. — Обещаю, это в последний…

— Я уже это слышал, — перебивает Сергей. — Принеси плетку.

Плетку?! Сразу плетку? Я лихорадочно ищу повод если не избежать наказания, то хотя бы его отложить.

— Котлеты! — осеняет меня. — А как же котлеты? Их надо дожарить. Иначе, что я подам на обед?

— Котлеты… — вздыхает Сергей. — Да, ты права. Иди на кухню.

Поднимаюсь с колен и бегу к плите. Бумажки — в мусорное ведро. Помыть руки. Включить конфорку. Это небольшая отсрочка, и кто знает, не рассердится ли Сергей сильнее из-за того, что придется ждать.

Он неслышно подходит, и я вздрагиваю, ощущая его руки на талии.

— Непослушная девочка… — шепчет он, наклоняясь к уху.

И цепляет пальцами резинку шортиков, тащит их вниз, оголяя ягодицы. Приходится расставить ноги, чтобы шорты не упали на пол. Нижнего белья на мне нет.

Сергей садится на табурет, временно оставив меня в покое. Но я чувствую его взгляд, и мне неимоверно стыдно топтаться у плиты в таком виде. Дрожащими руками перекладываю готовые котлеты в миску, и на сковороду отправляется новая порция.

— Подойди, — командует Сергей.

— Но как же… — начинаю я и осекаюсь, вспоминая, что возражать нельзя.

Он недовольно щурится, кривит губы и хватает меня за руку, подтаскивая к столу. Давит на плечи, заставляя лечь животом на столешницу. Шортики падают к ступням, ягодицы обжигает первый шлепок.

— Ай! Ай! Ой-ой!

Сергей размеренно лупит, впечатывая ладонь в попу. Он не запрещает кричать, плакать и вертеться, предпочитает «естественную» реакцию — но пока еще терпимо. Это разогрев, и я только ойкаю и переступаю с ноги на ногу.

— Котлеты! — Сергей отпускает меня и жестом отправляет обратно к плите. — Шорты на место.

Подтягиваю их, оставляя спущенными. Попу прикрывать нельзя, и трогать руками — тоже. А так хочется потереть ягодицы, чтобы унять жжение!

Пока меня шлепали, котлеты успели подрумяниться с одного бока. Перевернув их, с замиранием сердца жду продолжения, однако Сергей сидит молча, постукивает пальцами по столешнице и буравит меня взглядом.

Дожариваю котлеты, мою посуду, тщательно вытираю — тяну время, как могу. Сергей терпеливо дожидается и, едва я заканчиваю, снова берет меня за ухо и ведет в комнату.

— Наклонись.

— Нет, пожалуйста, не надо… — скулю я, чувствуя прохладный лубрикант на колечке ануса.

Бесполезно. Кончик пробки упирается в попку, резкое движение — и пробка внутри. Сергей закрепляет урок несколькими шлепками. Потом его пальцы касаются половых губ. Я готова сквозь землю провалиться — я давно потекла, а теперь и он убедился в этом.

Внизу живота разливается приятное тепло. Я не люблю боль, меня возбуждает не она, а приготовление к порке. Беззащитность перед мужчиной, необходимость подчиняться, унизительная поза.

Сергей устраивает меня на диване, подложив под живот несколько подушек. Попа торчит кверху, как поплавок, ноги раздвинуты и слегка согнуты в коленях. Тело покрывается мурашками, когда я слышу, как звякает пряжка ремня. Сергей вытаскивает его из брюк, складывает пополам, щелкает, ударяя себя по ладони, проводит кончиком по спине, от лопаток до поясницы.

— Ты провинилась, Тома, — говорит он, — мне очень жаль.

Первые удары слабые и редкие. Он знает о моих предпочтениях и позволяет мне насладиться унижением и стыдом. И потом бьет не в полную силу, хотя гораздо чаще.

Я верчусь, пытаюсь уклониться от ремня, и Сергей кладет ладонь на поясницу, вжимая меня в диван. Остается только визжать и сучить ногами.

Больно! Больно! Больно!

Он останавливается, едва я понимаю, что больше не могу терпеть. Реву, глотая слезы, и чувствую, что Сергей садится рядом, гладит меня по голове.

— Стыдно, Тома?

Я часто киваю, не в силах выдавить ни слова.

— Это хорошо.

Он ласкает меня, пока я не успокаиваюсь. Встать не разрешает, и это может означать лишь то, что порка не закончена, мне всего лишь дана передышка.

— Принеси плетку, Тамара.

Нет! Нет-нет! Тысячу раз нет! Однако я знаю, чем может обернуться непослушание. Штраф — это десять дополнительных ударов плеткой. И это не мягкий флоггер — у плетки жесткие ремешки с узелками на концах.

Подаю девайс, как положено, опустившись на колени и протягивая его на вытянутых руках. Сергею нравится моя покорность и вежливость, он гладит меня по щеке и, приняв плетку, сообщает, что я получу всего пять ударов.

Он задирает мой топик, высвобождая груди. Щиплет соски, цепляет на них зажимы с маленькими грузиками на цепочке. Теперь я не ложусь, а встаю на диван коленями, прогибаясь в пояснице. Ноги широко расставлены, руками упираюсь в спинку дивана. Грузики качаются, тянут вниз, причиняя ноющую боль в сосках.

Плетка щекочет спину.

— Считай, Тома, — велит Сергей.

И начинает пороть.

— Один! — кричу я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не схватиться руками за попу. — Два! Три!

И падаю на бок, зарабатывая штрафной удар. Три! И еще три удара впереди.

— Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, я буду хорошей!

Эти мольбы ничего не изменят, но они тоже часть игры. Я знаю, что нравится Сергею, и стараюсь изо всех сил. Он приказывает встать ровно и продолжает порку. После шестого удара рыдаю так, что грузики на цепочках вертятся, как сумасшедшие.

— Все, Тома, все. — Прохладная ладонь ложится на истерзанную попку. — Наказана и прощена.

Сергей приносит кусочек льда и водит им по пылающим ягодицам и бедрам. Иногда его пальцы словно невзначай задевают половые губы, по которым течет густая влага, смешанная с водой от растаявшего льда. Потом вытаскивает пробку и ставит меня на ноги. Снимает зажимы, лаская соски языком. И кладет на колени, попой кверху, чтобы смазать пострадавшие места обезболивающим гелем.