Чёрная пантера с бирюзовыми глазами (СИ) - Чекменёва Оксана. Страница 40

– У них там вообще всё как-то спустя рукава устроено было. Хотя, если подумать, это же не армия или полиция. И даже не тюрьма. Ну, не настоящая. Так что кое в чём они явно были дилетантами. Думаю, главным там было проведение исследований, а охрана – так, по минимуму. Да и расслабились они вдали от больших боссов. Поэтому служебный щенок меня вообще не удивляет. И это объясняет его поведение. Как он за кроликом гонялся, например.

– За кроликом? За каким кроликом? – тут же заинтересовался Томас.

За рассказом об эксперименте Пирса с кроликом мы незаметно перемыли всю посуду и навели порядок на кухне, после чего Томас повёл меня знакомиться с окрестностями. Лаки, конечно же, отправился следом, радостно исследуя окружающий мир.

– Вот видишь, ничего страшного не случилось, верно?

– Это женская работа! – надулся Томас.

– Ой, не смеши! В каком веке ты живёшь? Мне кажется, сейчас вообще не осталось таких дел, с которыми не смогли бы справиться как мужчины, так и женщины.

– Всё равно!

– Скажи, а кто обычно моет посуду у вас в доме? Алана?

– Только когда они с Себастьяном приходят в гости. Или если Гейбу нужно отлучиться – тогда она приходит присмотреть за мной. Но тоже не всегда, порой это Люси или кто-нибудь из наших сестёр, в общем, кто-то, кто в тот момент живёт в долине.

– А Линда?

– Нет, – помотал головой мальчик. – Она же с нами не жила здесь. Просто приходила к Гейбу. Или он к ней. Но она не готовила, поэтому и посуду не мыла никогда.

– Значит, она с вами не жила? – я почувствовала странное удовлетворение.

– Жила однажды. Только не здесь. Когда мы в очередной раз жили среди людей, она тоже увязалась следом. Вот тогда она и жила с нами. Мне это не особо нравилось. Она хотела, чтобы каждую свободную минуту Гейб проводил с ней. Таскала его по клубам и всяким вечеринкам. Он это тоже не особо любит, но всё же ходил с ней. Я его тогда почти не видел. Короче, она нам тогда здорово надоела, и в следующий раз Гейб её не взял. Вдвоём нам было лучше.

Я мысленно усмехнулась, но решила не объяснять ребёнку, что у мужчин бывают потребности, ради удовлетворения которых можно потерпеть и нелюбимые вечеринки. Но я всё равно была довольна тем, что Гейбу не понравилось жить с Линдой.

– А когда вы жили среди людей, кто у вас мыл посуду?

– У нас была экономка. Приходящая. Она готовила, убиралась, ну и посуду тоже мыла.

– А здесь? У вас ведь нет экономки? Кто же моет посуду, когда никто из женщин не приходит присмотреть за тобой или просто в гости?

Какое-то время Томас шёл молча, нахмурившись, потом покачал головой.

– Я никогда об этом не думал. Просто выходил из-за стола после еды, и всё. Но тогда получается, что в этом случае посуду мыл Гейб?

– Получается, что так, – улыбнулась я. – Всё ещё считаешь, что мыть посуду ниже мужского достоинства?

– Мне нужно подумать.

– Подумай, – хмыкнула я.

Мы подошли к небольшому одноэтажному зданию, в котором и располагался медпункт. Или клиника. Или лазарет. В общем – мини-больничка. Велев Лаки дожидаться снаружи, мы поднялись по небольшому крыльцу и, войдя в незапертую дверь, оказались в небольшом холле, в который выходило несколько дверей. Томас уверенно заглянул в одну из них.

– Джеффри, мы пришли навестить Каро и Гвенни. Можно?

– И кто же это такие «мы»? – раздалось из-за двери.

– Мы с Рэнди.

– О, наша юная героиня? Наслышан!

Дверь открылась, и в холл вышел очередной красавчик-оборотень. Белый халат несколько странно и не совсем к месту смотрелся на его высокой мощной фигуре. Когда он улыбнулся, мне пришло в голову, что работай он в обычной, человеческой больнице, скажем, травматологом – женщины нарочно наносили бы себе травмы, лишь бы попасть на приём к такому красивому доктору.

– Рэнди, это Джеффри, Джеффри, это Рэнди, – представляет нас друг другу Томас.

Джеффри протянул мне руку, я в ответ подала свою, но, вместо того, чтобы пожать её, как я ожидаю, мужчина, изящно поклонившись, поцеловал тыльную сторону моей кисти.

– Эй! – послышался возмущённый голос Томаса. – Рэнди – девушка Гейба! Ты что, забыл?

Но, в отличие от него, я прекрасно поняла, что этот поцелуй – ни что иное, как дань вежливости, жест не особо распространённый в наше время, но когда-то вполне обычный. Джеффри держал мою руку ни на секунду дольше, чем нужно, в его глазах я увидела только дружелюбие и, пожалуй, любопытство. Ни проблеска заигрывания.

Но вот сама фраза Томаса меня поразила. Точнее то, как легко он сказал о том, что я – девушка Гейба. Как некий всем известный факт. Как нечто, само собой разумеющееся. И Джеффри, кстати, именно так его слова и воспринял. Ведь, в принципе, между мной и Гейбом ничего ещё даже озвучено не было, а вся Долина уже в курсе. Я тут вообще-то вторые сутки всего, а меня уже, похоже, просватали! В принципе, я-то как раз и не против. Но интересно, сам-то Гейб знает, что я официально уже числюсь его девушкой?

– Ах, малыш Томас, ты ещё слишком юн, чтобы знать, как правильно приветствовать даму, – покачал головой Джеффри и повернулся ко мне. – Пойдёмте, я вас провожу. Каро уже проснулась, и совсем неплохо себя чувствует. Думаю, она будет рада тебя увидеть. Только тихонько – Гвенни просидела возле матери почти всю ночь и только недавно задремала.

Вслед за Джеффри мы вошли в одну из дверей, за которой оказался небольшой коридор. Одна его стена была сплошной, на другой располагались три двери, а между ними – огромные окна в полстены высотой. Сквозь два из них были видны «внутренности» обычных больничных палат, на данный момент – пустых, третье изнутри закрывали жалюзи. Именно туда и направился Джеффри. Тихонько постучавшись, он приоткрыл дверь, просунул голову в образовавшуюся щель и негромко произнёс.

– Каро, к тебе посетители. Ты как, готова их принять?

Видимо, получив изнутри какой-то знак, он вытащил голову наружу, кивнул нам на дверь и приложил палец к губам, давая понять, что нужно соблюдать тишину. Мы на цыпочках вошли в палату. На кровати лежала та самая женщина, которую мы нашли в «тюрьме». На этот раз она уже не выглядела такой бледной и измученный. Хотя она всё ещё лежала под капельницей, это было, пожалуй, единственное сходство с нашей первой встречей.

Кровать была намного просторнее и даже на глаз мягче и удобнее той, к которой она была пристёгнута. Кстати, ремней, разумеется, тоже не было. Вместо казённой больничной «распашонки» на Каролине была красивая ночная рубашка, бледно-зелёная, с рюшами и вышивкой, и лёгкое одеяло. Волосы, прежде спутанные и слипшиеся от пота, теперь были аккуратно расчёсаны. Исчез лихорадочный блеск в глазах, на щеках, прежде бледных до желтизны, проступил лёгкий румянец. Но самое главное – это полная умиротворённость, которую теперь излучала эта женщина.

Взгляд Каро был сосредоточен на Вэнди, которая, свернувшись клубочком, спала в кресле, пододвинутом к кровати. Её маленькая ручка, даже во сне, крепко цеплялась за руку матери. Когда мы вошли, Каролина подняла на нас глаза. Я точно могла определить момент, когда она либо узнала меня, либо догадалась, что я такая. Потому что если вначале её взгляд излучал лишь лёгкое любопытство, то потом глаза женщины, остановившись на мне, широко раскрылись и налились слезами.

– Спасибо! – прошептала она, потом взглянула на спящую дочь и снова на меня. – Спасибо.

И я поняла, что она благодарит меня не за своё спасение. А за то, что я спасла её ребёнка. Для неё это было гораздо важнее.

Мы постояли ещё какое-то время, но я совершенно не знала, о чём говорить. Я не знала Каролину, я пришла к Вэнди. Но она спала, поэтому, немного потоптавшись у двери палаты, мы шёпотом пожелали скорейшего выздоровления, попрощались и вышли обратно в коридор, а из него – в холл. Джеффри дожидался нас там и попросил зайти в его кабинет.

– А теперь, молодой человек, покажите-ка мне ваше колено, – обратился он к Томасу.

Тот неохотно, но послушно, закатал штанину, продемонстрировав роскошный синяк, и уселся на кушетку. Доктор достал из шкафчика какую-то мазь и начал аккуратно втирать её в гематому.