Миттельшпиль (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич. Страница 42

Маховик событий начал раскручиваться вне зависимости от мыслей и желаний сторон, изначально вовлеченных в инцидент.

Российская Империя. Санкт-Петербург, Зимний дворец. Июнь 1909 г.

Николай сегодня с утра пребывал в преотличнейшем настроении. Во-первых, Ольга наконец-то не только согласилась стать его женой, но и первый раз переночевала в его комнате. К тому же, к немалому удивлению Николая, оказалась девственницей. То есть он у нее стал первым и единственным… Что очень льстило императору. А что касается сплетен и разговоров — друг Василий неожиданно не только для него, но, похоже, и для себя самого оказался просто отличным организатором, и его «опричники» заслуженно носили свое прозвище. Они знали, казалось, все и обо всех. Отчего у многих любителей посплетничать о Его Величестве языки резко спрятались на положенные им места.

Кроме того, сегодня после завтрака он планировал съездить в Кронштадт и немного попутешествовать на борту новейшего линкора, носящего столь дорогое ему имя. Потом небольшое поход в район Гельсингфорса линейной полубригады из «Ингерманланда» и «Андрея Первозванного» в сопровождении крейсера «Аскольд», вошедшего в строй в прошлом году после ремонта. Затем учебные стрельбы всех трех кораблей по движущейся мишени и смотр новейших подводных лодок типа «Белуга».

И ведь как прекрасно все начиналось! Позавтракав с детьми и Ольгой, Николай уже собирался приказать готовить стоящий у специального причала катер, чтобы отправиться в Кронштадт. Идиллия была прервана сообщением о прибытии адмирала Дубасова, который просился на доклад «незамедлительно вследствие возникших обстоятельств неодолимой силы». Почему-то императору вспомнилось Чемульпо и появилась уверенность, что он зря не послал ответную телеграмму Сандро.

Вошедший Дубасов выглядел… странно. Словно пациент, у которого только что вырвали зуб. И радостно, что все кончилось, и боль такая, что думаешь — не проще было терпеть и дальше. Похоже было, что адмирал так и не решил для себя, как относится к принесенной им новости.

— Что случилось, Федор Васильевич? — сразу задал вопрос император вошедшему управляющему морским министерством

— Неожиданные известия, Государь. В Фиуме был бой между нашей эскадрой и австрийцами, — ответив, Дубасов достал из папки доклад Витгефта, уже перепечатанный с телеграмм на обычную бумагу.

«Настоящим довожу», — Николай читал быстро, стремясь понять, что произошло. — «Средиземноморский отряд в составе… под флагом…так, Витгефт…Вспомнил, — на память он никогда не жаловался, ни тогда, ни теперь. — Контр-адмирала получил за отличие в действиях против боксеров. Войну с японцами провел в штабе Алексеева. Особых талантов не отмечено… вследствие нанесения оскорбления Российскому Флагу. Ну, тут я бы тоже также действовал, молодец адмирал. После произведенного в пять-двадцать по местному времени выстрела со стороны австрийцев повредившего вторую трубу флагманского корабля… Господи, милостивый, спаси и сохрани, опять Чемульпо! Кто же уцелел? Пришибу Сандро за его идею! Проверил и припугнул, — император задавил нарастающий гнев усилием воли, — так…ответным огнем учебного отряда был поврежден вражеский крейсер, а далее броненосец, так, это уже легче, это не так интересно. Ага, вот и итог…В шесть часов семь минут вражеская эскадра вышла из боя и вернулась на рейд Фиуме. Наши потери составили… Так, потери незначительные, цесарцы, если верить докладу много больше потеряли» — он поймал себя на чувстве сожаления, что австрийцам досталось так мало. — Ну ладно, хватит. Все уже понятно».

Николай внимательно взглянул на Дубасова, который поежился под неожиданно суровым императорским взглядом, однако браво продолжил доклад.

— Государь, инцидент стал достоянием широкой публики. Я виделся с Урусовым, который, как вы знаете приехал на несколько дней из Вены, и нашел его в совершеннейшем волнении. Английские и французские репортеры уже дали статьи в газеты, причем статьи все весьма негативного содержания по отношению как к нам. Скоро прибудут снимки… и тогда скандал разгорится до небес. Лев Павлович серьезно обеспокоен тем, что его связи при Венском дворе окажутся беспомощны. Австрийцы потребуют крови…

«Интересно, что затребуют австрийцы? Собственно говоря, проблема не Вене, как таковой, а в Германии. Кого поддержит Вилли. Какой договор перевесит в его глазах? Если поддержит Франца-Иосифа из-за того, что Венский двор единственный союзник Берлина, тонем придется тяжко. Англичане могут удержать французов от вмешательства. К тому же и Стамбул, несмотря на усиливающееся влияние англичан и французов, прислушивается к тевтонским словам. И японцы не упустят возможности взять реванш. Новая Крымская война? Выдержим ли… Итак, сейчас все зависит от того, что решит Вильгельм».

Он мерил шагами комнату, сопровождаемый преданным взглядом Дубасова, обкатывая эти мысли то так, то этак. Но пока никак не находил выхода из сложившейся ситуации. Вена, Лондон, Стамбул… а возможно и Берлин с Парижем — будут против него. На какое-то время возникло желание решить дело миром, но тут же погасло. Мирное решение подразумевало падение авторитета его, как императора, и необходимость выдать «виновного» на суд австрийцев. А это неприемлемо.

Формальное же наказание Витгефта, без выдачи его, австрийцев точно не удовлетворит. Есть незначительная возможность уладить все миром, принеся взаимные извинения и «наказав» контр-адмирала при условии такого же «наказания» Монтекукколи. Но тщательно подумав, Николай отбросил их малореальные. Уж очень нехорошо звучала фраза о том, что сведения о произошедшем появились в европейских газетах. А уж как подадут информацию эти писаки, можно было понять по недавно закончившейся войне.

— Шлите телеграмму генерал-адмиралу и мобилизуйте флот. Средиземноморскому отряду — по способности, но без промедления, возвращаться на Балтику. «Баяну» срочно пройти Суэцкий канал и идти к Индийскому отряду, которому быть готовым вернуться в Порт-Артур или Владивосток.

— Слушаюсь, Государь, — Дубасов, получив конкретные указания и отбросив сомнения, словно помолодел и, лихо развернувшись на каблуках, стремительно вышел из кабинета. Ему на смену в кабинет просочился дежурный флигель-адъютант.

— Вызывайте Дурново, Редигера и Остен-Сакена, — приказал Николай. И отправился завтракать. Дела делами, а второй завтрак никто не отменял.

Британская империя. Лондон, ул. Уйатхолл, Адмиралтейство. Июнь 1909 г.

Невзирая на лето сентября, погода в Лондоне стояла сырая и весьма промозглая. Во всяком случае, Первый Лорд Адмиралтейства предпочел, чтобы камин в его кабинете был разожжен. Хотя в такую погоду он был к месту, позволяя не замечать творящегося за стенами безобразия.

Посетителя принимал сэр Уинстон Черчилль, недавно ставший Первым Лордом Адмиралтейства, из-за пертурбаций в кабинете министров Его величества, вызванном болезнью и отставкой премьер-министра Кэмпбелл-Банермана. Он слегка развалился в кресле рассматривая на расположившегося на другом конце стола коммодора Пэкинхэма. Коммодор, бывший представителем и инструктором от британского флота в Японии, сейчас пребывал в невысокой должности командира крейсера «Энтрим», находящегося в резерве. Поражение его подопечных несколько подпортило карьеру коммодора и потому он был практически не занят по службе.

Но вызов его к сэру Уинстону последовал именно вследствие его опыта и как сотрудника военно-морской разведки, и как бывшего инструктора японского флота во время войны. Ну, и как человека, имеющего опыт войны с русскими, пусть даже и чужими руками. Однако сразу переходить к сути дела Уинстон не спешил, предпочитая исподволь выяснить то, что думает его подчиненный по поводу прошедших событий.

— Ну, что вы можете сказать по этому поводу? — сэр Уинстон подвинул стопку фотографий к коммодору. Отблески огня в камине играли на моржовых усах и худом лице сэра Уильяма Пэкинхэма, и скрывали проявления эмоций, если они вообще могли проявиться на его всегда невозмутимом лице. Уильям не торопился с ответом, внимательно рассматривая фотографии. Уинстон не менее терпеливо ждал. Наконец Пэкинхэм растасовал фотографии по ему одному понятным признакам и поднял глаза на своего начальника.