Миттельшпиль (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич. Страница 52

— Согласен, сир, первыми объявить войну и дать союзникам отличный повод отказаться от выполнения договоров — не самый умный поступок, — вступил в разговор Фишер. — Но я полагаю, что наше предложение, подкрепленное мобилизацией наших и французских сил, удержит Германию от удара по Франции. А поскольку армия ее уже отмобилизована, то одно ее наличие создаст угрозу для русских, которые вынуждены будут оставить часть сил для ее парирования. Кроме того, они не могут не учитывать возможность выступления на австрийской стороне японцев, у которых наблюдается сильнейшее желание отомстить за проигрыш в предыдущей войне…

— Есть также возможность привлечь к этой войне турок. Хотя их армия и флот в результате правления предыдущего султана находятся не в самом лучшем состоянии, сковать силы русских на Кавказе они могут. Тем более, что в среде младотурок сейчас наметился раскол на проанглийскую и прогерманскую партии. Великий визир Камиль-паша, не будучи младотурком, состоит в хороших отношениях с первой и готов на любые услуги для получения нашей помощи. А Грей уже предпринял определенные шаги в этом направлении.

— Но… русские разобьют османов и получат шанс захватить Проливы, — удивился Эдуард.

— Нет, сир, — возразил Фишер. — В случае неблагоприятного исхода русско-турецких столкновений мы используем нашу средиземноморскую эскадру и флот Франции для установления нашего контроля над Проливами. Причем сделаем это при полном согласии турецкого правительства.

— Неплохо, — подумав, согласился король. — Парламент на это согласится единогласно. Но германскую проблему это не решит.

— Предлагаю, сир, подготовить вариант удара по Вильгельмсхафену и оформить предложение сэра Герберта как ультиматум. Пригрозив объявить войну в случае невыполнения. Думаю, эта угроза сломает упрямство германского императора, который, как мне известно очень бережно относится к своей любимой забаве — броненосцам, — предложил Фишер.

— А для Парламента… можно будет найти убедительные доказательства коварных замыслов тевтонов по отношению к Бельгии, — добавил Асквит.

— Вы так и рветесь «копенгагировать» германский флот, Джон. Впрочем …, — попытался улыбнуться Эдуард, внезапно сильно закашлявшись. Настолько сильно, что разговор пришлось прервать. Но последнее слово монарха было истолковано премьер-министром и его спутником, как согласие…

Северное море. Германская империя. Вильгельмсхафен. Август 1909 г.

Август — месяц летний, но это нисколько не мешает погоде вести себя по-осеннему. И потому в ночь, которая решила судьбы мира небо хмурилось, как настоящей осенью. Мрак, упавший на море, надежно скрывал идущие по морю корабли от посторонних наблюдателей, но и затруднял совместное движение. Они шли, прижимаясь друг к другу, чтобы не потеряться в темноте. Но ночная темень и рискованное маневрирование почти вплотную оказались роковыми для эсминца «Маори», а также крейсеров «Энтрим» и «Европа». Эсминец попал под таран броненосца «Британия» и пропал без вести, потому что приказом командующего Хоумфлитом было строго настрого запрещено использование любых видов связи до получения сигнала от флагмана. Так что о том, что это был именно «Маори», узнали непонятно как попавшему на палубу броненосца куску полотняного чехла со шлюпки эсминца. Два же крейсера, броненосный и бронепалубный, столкнулись и, получив сильные повреждения, вынуждены были возвращаться домой… Однако остальные корабли упорно двигались к цели.

Стоящий на мостике «Дредноута» адмирал Уильям Мэй напряженно вглядывался в ночную тьму, напряженно ожидая, что ее внезапно разорвет луч прожектора дозорного корабля или, что еще хуже, пламенеющие факелы выстрелов.

«Пока всё идёт нормально, — думал адмирал. — Никто нам не встретился, а потери из-за столкновений намного ниже ожидаемых. Немцы, кажется, даже не подозревают о том, куда мы направляемся. Но это только начало: всё зависит теперь от слаженности наших действий. Если сигнал опоздает…».

— Что…? — спросил он, поворачиваясь командиру линкора, кэптэну Бартоломео.

— Сообщение из радиорубки, сэр, — негромко, словно боясь, что его услышат доложил Чарльз. — Сигнал РКК, повторенный два раза.

— Отрепетовать сигнал. Корабль к бою приготовить. Передать на остальные корабли семафором — Империя надеется, что каждый выполнит свой долг, — адмирал не удержался от цитирования своего знаменитого предшественника.

Если быть совершенно точным, то до времени, указанного в ультиматуме, врученном сегодня министру иностранных дел Германской империи фон Чиршки английским послом Ласкеллем, оставалось еще как минимум полтора часа. Но в Адмиралтействе кому-то (и можно даже смело догадаться кому) надоело ждать, пока дипломаты закончат увязывать свои словесные кружева. И в ночь, разрывая эфир точками и тире морзянки, ушел дважды повторенный роковой сигнал.

Эскадра поспешно перестраивалась в боевой порядок — линия дредноутов, которые должны были прикрывать атаку, идущие в кильватер четверка броненосцев, чьей почти самоубийственной задачей было отвлечение на себя огня батарей береговой обороны. Ответ германской береговой артиллерии ожидался устрашающий — главную базу флота охраняло не менее тридцати пяти батарей со сто двадцатью орудиями разных калибров, из которых самыми мощными были двенадцатидюймовые пушки. Но в тридцать пять калибров длиной, что в принципе позволяло броненосцам с более дальнобойными двенадцатидюймовками со стволами в сорок пять калибров обстреливать береговые батареи вне досягаемости их орудий. Однако по плану, такая дуэль должна была состояться только в случае крайней необходимости. Вопреки обыкновенной практике английского флота, в этой операции основной удар наносили миноносцы. Которые, получив сигнал, уже устремились вперед. Тем более, что, к удивлению англичан, все огни, в море и на берегу, горели в режиме мирного времени…

— Эсминцы пошли, сэр, — доложил очевидную истину адмиралу флаг-офицер, кэптэн Хет.

— Cry «Havoc» and let slip the dogs of war[6], — не удержался от произнесения слов, которые должны будут войти в историю, адмирал.

— Шекспир, «Юлий Цезарь», если не ошибаюсь, сэр, — заметил Бартоломео.

— Любите его пьесы, Чарльз? — спросил адмирал. Ожидать результата атаки было проще, беседуя о чем-нибудь отвлеченном.

— Да, сэр. Особенно «ГенрихаVI», — ответил командир «Дредноута» — Часть вторая вообще гениальна, по моему скромному мнению, сэр…

Пока офицеры и матросы линейных кораблей и дозорных крейсеров проводили время в напряженном ожидании, убивая его и собственное волнение разговорами на разные темы, двадцать три эскадренных миноносца набирая скорость, устремились к бухте Яде. Все кораблики были покрашены темной матовой краской и имели нефтяное отопление котлов, чтобы не выдавать себя искрами недогоревшего угля, вылетающими из труб.

Не встретив никого они уже почти вошли в бухту, когда полоса везения внезапно закончилась. Эсминец «Гурка» буквально налетел на миноносец S.95. И хотя столкнулись они бортами, оба миноносца потеряли ход и начали дрейфовать в сторону моря. Германский экипаж опомнился первым и выстрелил из баковой пятидесяти миллиметровки. В ответ раздался выстрел сразу двух английских трехдюймовок.

Как только раздался первый выстрел, остальные английские эсминцы на полном ходу устремились к Вильгельмсхафену. На стоящих у берега кораблях, как оказалось, все же не пренебрегли некоторыми мерами безопасности и имели в готовности дежурные расчеты противоминной артиллерии. Вспыхнули прожектора, раздались первые выстрелы. А тем временем низкие черные силуэты атакующих эсминцев приближались к берегу. Некоторые открыли огонь из своих семидесятишестимиллиметровок, рассчитывая разбить и погасить прожектора. Но пламя выстрелов всего лишь выдало положение этих кораблей германцам и немецкие противоминные «восемь-восемь»[7] быстро пристрелялись по ним. Вот застыл, горя, один из эсминцев, чуть позднее взорвался, видимо от попадания снаряда в готовую к выстрелу торпеду второй…