Нежный призрак и другие истории (ЛП) - Уилкинс-Фримен Мэри Э.. Страница 14
- Нужно держать себя в руках, Ребекка, - сказала она.
- Ничего не могу с собой поделать, - ответила та, чуть истерично. - Я сильно нервничаю. Бог свидетель, произошло достаточно всего, чтобы я стала такой.
- Что ты хочешь этим сказать? - с подозрительным видом осведомилась Кэролайн; в ее голосе прозвучали одновременно вызов и страх перед тем, что она может услышать в ответ.
Ребекка сжалась.
- Ничего, - пробормотала она.
- Тогда я посоветовала бы тебе сменить тон.
Эмма, вернувшись от закрытой двери, твердо заявила, что ее необходимо починить.
- Она подсохнет после того, как несколько дней в камине будет гореть огонь, - ответила Кэролайн. - Если попытаться уменьшить ее сейчас, будет только хуже.
- Мне кажется, Генри должно быть стыдно за то, что он так разговаривал с Эдвардом, - резко, но очень тихо, произнесла миссис Брейгам.
- Тише! - сказала Кэролайн, бросив взгляд на закрытую дверь.
- Никто не может нас услышать, если дверь закрыта.
- Он мог услышать, как она захлопнулась и...
- Во-первых, я успею сказать все, что хочу, до того, как он спустится, а во-вторых, я его не боюсь.
- Его никто не боится! Почему кто-то должен бояться Генри? - спросила Кэролайн.
Миссис Брейгам вздрогнула под взглядом сестры. Ребекка снова ахнула.
- Разумеется, таких причин нет. Почему они должны быть?
- Я бы не стала так говорить. Кто-нибудь может тебя подслушать и подумать, что за странные разговоры здесь ведутся. Миранда Джой шьет в южной гостиной.
- Я думала, она поднялась наверх.
- Так и было, но затем она снова спустилась.
- Она вряд ли нас услышит.
- Генри должно быть стыдно за себя. За то, что он так разговаривал с Эдвардом в ночь перед его смертью. Эдвард был намного лучше Генри, несмотря на все его недостатки. Я постоянно о нем думала.
Миссис Брейгам промокнула глаза большим платком; Ребекка всхлипнула.
- Ребекка! - сурово произнесла Кэролайн.
- Я никогда не слышала, чтобы он говорил что-то плохое, разве что вчера вечером, разговаривая с Генри. Я не уверена, это можно предположить из того, что слышала Ребекка, - сказала Эмма.
- Он говорил не столько сердито, сколько мягко и вкрадчиво, - пробормотала Ребекка.
- Он никогда не повышал голоса, - сказала Кэролайн, - но всегда добивался того, чего хотел.
- В данном случае, он имел на это право.
- Да, безусловно.
- У него было столько же прав, сколько у Генри, - всхлипнула Ребекка, - но теперь его нет, и его никогда больше не будет в этом доме, который оставил всем нам, в том числе и ему, наш бедный отец.
- Как ты думаешь, что на самом деле случилось с Эдвардом? - спросила Эмма почти шепотом. Она не смотрела на сестру.
Кэролайн села в соседнее кресло и судорожно сжимала руки, пока костяшки тонких пальцев не побелели.
- Я тебе говорила, - сказала она.
Ребекка закрыла рот платком и смотрела поверх него испуганными глазами, полными слез.
- Я знаю, ты говорила, что у него были ужасные боли в желудке и спазмы, но что, по-твоему, стало их причиной?
- Генри назвал это желудочной болезнью. Знаешь, у Эдварда всегда была диспепсия.
Миссис Брейгам помолчала.
- Заходил ли разговор о вскрытии? - спросила она.
Кэролайн набросилась на нее.
- Нет! - страшным голосом произнесла она. - Нет!
Души трех сестер, казалось, сошлись в общем, ужасном понимании, подобно тому, как сошлись их взгляды. Послышался грохот древнего засова, от толчка снаружи дверь затряслась. "Это Генри", - скорее выдохнула, чем прошептала, Ребекка. Миссис Брейгам, бесшумно переместившись в свое кресло-качалку, устроилась поудобнее и принялась раскачиваться, запрокинув голову, когда дверь отворилась, и вошел Генри Глинн. Пристально взглянул на миссис Брейгам, с ее напускным спокойствием; Ребекка тихонько забилась в угол дивана, прижимая к лицу носовой платок, и только выглядывавшее маленькое покрасневшее ушко выдавало ее настороженность; Кэролайн, внутренне напряженная, сидела в кресле у камина. Она встретила его взгляд, полный затаенной тревоги, бросая вызов одновременно ему и своему собственному страху.
Генри Глинн был больше похож на эту сестру, чем на остальных. Они имели одинаково жесткие черты лица, оба были высокими и худощавыми, у обоих были зачесаны назад начинавшие седеть волосы, в обоих чувствовалось внутреннее благородство. Они застыли друг напротив друга с безжалостной неподвижностью двух статуй, на чьих мраморных лицах эмоциям суждено сохраняться целую вечность.
А затем Генри Глинн улыбнулся, и улыбка совершенно преобразила его. Он вдруг помолодел, на его лице появились почти мальчишеское безрассудство и нерешительность. Он бросился на стул с жестом, совершенно не соответствовавшим его внешности. Откинул голову назад, закинул ногу на ногу и взглянул на миссис Брейгам.