Господин арматор (СИ) - Хорошавин Сергей. Страница 52

Само собой это для двухпутного варианта дороги. Строить же насыпь в расчёте только на один путь я посчитал опрометчивым – не каждый год будет столь много желающих поработать. В сытые годы строительство может и на пять-шесть лет растянуться, а тут, пожалуй, успеем до зимы. На оплату по две деньги в день, да ещё выдаваемую рожью по цене тридцать пять денег за четь народ валил на строительство семьями. Желающих получить за месяц работы по шесть пудов на человека, включая женщин и подростков, набралось около тридцати тысяч. На строительстве всем дело найдется, там ведь не только копать нужно, но и тачки катать и деревянный настил укладывать для них, да и готовить кто-то на всю эту ораву должен.

Подозреваю, что с учётом уравнивания оплаты женщин и подростков с той, что положена мужикам, в предварительную смету стоимость насыпи я точно не уложусь, но с другой стороны расплачиваться-то буду зерном, закупленным в прошлые годы в Рязани, а в закрома заложу псковское, купленное куда как дешевле. Тем не менее, всё равно весь этот проект обойдётся недёшево. Многое предстоит делать с нуля, нарабатывая опыт методом проб и ошибок. Хорошо хоть крупных рек на протяжении будущего маршрута не было вовсе, так что постройка мостов не представляла технической сложности, тем не менее, к этому вопросу тоже стоит подойти серьезно и заранее заложить хороший запас прочности, чтобы обойтись без ремонтов хотя бы лет десять. Перестраивать всё равно придётся, но желательно не допускать длительного простоя. По Волге и Оке, Сухоне и Северной Двине увеличить масштабы перевозок можно легко, а вот участок между Ярославлем и Вологдой так останется самым узким местом. Дело ещё и в том, что многие грузы нужно успеть привезти разом и быстро, чтобы успеть к началу навигации. Иначе придётся ждать следующего года.

Смотреть за порядком на строительстве я оставил людей Челмата, а сам с тройкой бойцов двинулся в путь. Что-то подсказывало мне, что стоит поспешить в Москву…

…

В Ярославле пришлось задержаться на несколько дней. Нужно было разобраться с закупленными в этом году товарами. Выбор места для строительств новых складов также потребовал моего внимания. К тому же пришлось договариваться с выборными головами из взятых в откуп у государя вотчин. Последнее заняло больше всего времени. Мужики оказались осторожными и основательными, так что разъяснять пришлось всё весьма и весьма подробно. А дело я задумал нешуточное: создать в выкупленных под городком Романовым вотчинах животноводческое хозяйство молочного направления, причём упор пока делался не на одних коров. Овечий сыр и козье молоко тоже товар ходовой будет, если к вопросу его упаковки подойти грамотно. Помню, англичане чуть не до XIX века на своем флоте проблемы хранения провианта решали, а у меня есть возможность внедрить технологию пастеризации и не только.

…

В Москву мы прибыли только вечером в Светец, двадцать четвертого октября. Остановился я у Ивана Кожемякина, однако отдохнуть с дороги не вышло. Утром до третьих петухов нас разбудил царев стольник, посланный с повелением государя немедля явиться к нему. Однако оказалось, что ждал меня не Иван Васильевич, а Алексей Федорович Адашев.

Разговор вышел непростой: царский фаворит начал его довольно жестко, упрекнув меня в самовольстве. Я удивлённо развёл руками и сказал, что не припоминаю за собой такого греха и всё что мной сделано, делается исключительно по воле государя. На что Адашев вкрадчиво поинтересовался, с каких это пор строительство ямского такта ведется за свои деньги, не пойми кем, да ещё и без какого либо согласования с Боярской Думой? Я, молча, протянул ему государеву грамоту. Читал он долго и внимательно. После прочтения свернул грамоту, и протянул, было, её мне, но внезапно отдернул руку назад, развернул свиток и что-то вновь перечел, и лишь после этого вернул документ.

– Сомневаюсь я… – сказал Адашев, – Где ж то видано, чтобы столько государь отдал столько своих вотчинных владений в откуп человеку без роду, без племени, да ещё и латинянину?

– Государь на дела смотрит, а не на знатность рода. Вот и тебя, Алексей Федорович, он выбрал за ум и разумение в делах государственных, – ответил я, – Справедливости ради замечу, что мой род хоть и небогат, но весьма древний. В Русском государстве подвиги моих предков ничего не стоят, но я и не за счёт их заслуг у Ивана Васильевича в милости. Тебе ли не знать, чьими пушками в позапрошлом году крымцев били…

– О том ведаю, и что магистр Ливонского Ордена на днях дань привез и крест целовал, что велит фогтам пуще глаза смотреть, чтобы никто наших купцов не притеснял, то тоже твоих пушек заслуга! – заметил Адашев, – И уклад у тебя добрый, и стекло знатное. Едва год прошел, как немцам оные товары через казну продаем, ан они говорить уже иначе начали, с уважением и любезностью, знать в своих землях немалую корысть с них имеют.

– Тогда о чем речь, мы с тобой одно дело делаем и одному Государю служим…

– Сие так, однако, не было такого, чтобы подобное без боярского приговора решалось!

– Эх, Алексей Федорович, да нешто ты не видишь, мужает Иван Васильевич, скоро и вовсе начнет тяготиться прежними советчиками. Ежели и далее будешь пытаться за него дела вершить, пяти лет не пройдёт, как попадешь в опалу! А кому от того польза? Мыслю, есть немало тех, кто твоего места жаждет, да вот будет ли кто из них столь же умен да умел? Потому и упреждаю, чтобы поберегся…

Адашев задумался и надолго, видимо мои слова упали как зерна в весьма благодатную почву. Иначе и быть не могло: будучи человеком наблюдательным и неглупым он наверняка заметил, как изменилось отношение Ивана Васильевича к прежним советчикам и близким друзьям после его болезни, которая свалила его после взятия Казани и едва не свела в могилу. Тогда многие из тех, кому царь доверял, отказались присягать его малолетнему сыну. В их числе был и умерший в прошлом году Федор Григорьевич Адашев, на тот момент окольничий. И несмотря на то, что буквально в тот же год он получил боярский чин, слова "Захарьиным нам не служити" не могли не запасть в душу царя, и это Алексей Федорович отлично понял.

Понял он и озвученную мной позицию и сейчас, судя по невербалике, пытался понять, насколько она соответствует действительности. Впрочем, эта задача проста: все мои дела завязаны в основном на казну и они тем прибыльнее, чем сильнее центральная власть и сама страна. Это он наверняка уже сообразил. И тут его интересы во многом совпадают, без государя он никто, потому среди других желающих быть поближе к трону слишком много куда как более родовитых, хоть и не столь умных.

Он ещё несколько минут размышлял, не глядя на меня, внезапно он уперся в меня взглядом, и мне стало ясно, что наступил самый подходящий момент, чтобы сделать ему предложение, от которого трудно отказаться. Когда-то в моем времени во время вербовки очередного агента меня несколько раз посещало подобное ощущение, и надо сказать оно не подводило…

– Алексей Федорович, не откажи в милости, – закинул я удочку, – О малом прошу: отобедать чем бог послал, да о делах поговорить. Наведайся вечерком, к Кожемякину, я там остановился…

– Ведаю о том, – помолчав с минуту, ответил Адашев, – Ступай пока, вечер ещё не скоро.

…

Как я и ожидал, Адашев пришел, само собой не один, с сопровождающими. На мое удивление русским среди них был лишь тот стольник, которого он за мной посылал прежде, остальные оказались иноземцами. Да не простыми, почти все они были из числа тех, кого пригласили в Россию с моей легкой руки: Георг Бауэр, Джамбатисто Бенедетти и Никколо Фонтана, Андрей Везалий и Матео Реальдо Коломбо, Пеллегрино Райнальди Данти и совершенно неизвестный мне итальянский математик Луиджи Феррари, который оказался учеником Джероламо Кардано.

А вот имя Герарда Меркатора удивило меня до глубины души, так как, будучи уверен, что его сманить, не выйдет, я о нём не счёл нужным упоминать. На мой вопрос, как так вышло, Алексей Федорович, усмехнувшись, поведал, что оный немец сам вызвался послужить Государю, прознав про расширение пределов его державы, о котором он узнал из летучих листков. Тех самых, что мы с Висковатовым сочиняли! В отличие от остальных мастер Меркатор добился заключения с Иваном Васильевичем весьма обстоятельного контракта, в котором прописывались все детали его будущей работы по картографированию, положенная ему оплата, и самое главное гарантии возвращения на родину.