Ветер моих фантазий. Книга 2 (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 14
— Пусть она живет! — попросил его с мольбой Кри Та Ран, — Со мной она не могла быть женщиной. Не могла стать матерью. А с тобой — сможет. Хотя бы ребенка ты можешь ей подарить? Если вернешься в тело. И…
«И пусть люди снова будут», — ответил он за него, вспомнив и поняв, что природа никогда не умирает, что трава всегда стремится выйти из семени и пробиться между плит, сломать все искусственные покрытия и снова подняться к свету небесного светила. Зачем?.. Просто чтобы подняться. Просто чтобы жить. Но зачем?.. Просто она создана, чтобы продолжала существовать.
«И еще… — Кри Та Ран грустно посмотрел на него, невидимого, неосязаемого, но все еще существующего, — Знаешь…»
Он еще не окончил, но Сандиас-душа его уже понял.
Потому что однажды другие пожертвовали своим существованием ради Кри Та Рана. Он, Сандиас, никогда не был в той подземной лаборатории, не видел того жуткого хранилища артэа. Но сейчас, когда две души смотрели друг на друга — и между ними протянулась хрупкая нить общения и понимания — сейчас он увидел… Нет, просто почувствовал. Весь ужас пленных душ, всю их надежду, когда они отпустили в жизнь душу одного из них, самую упрямую, самую любознательную и потому самую сильную, самую яркую из них. Тот страх, когда другие исчезают в никуда, просто ради того, чтобы один из них смог жить. Тот, у кого больше всего сил. И боль того, кто единственный остался. Обреченный на трудное или даже жуткое существование. Он остался один, чтобы души могли существовать, но уже какие-то другие. Чтобы люди продолжили существовать, хотя уже и какие-то другие.
Сейчас Сандиас понял его, хотя Кри Та Ран ни слова о том не сказал. На обычном, человеческом языке. А у душ язык другой. И… и души так не пекутся о своем благе, как корыстный холодный ум, как сознание, прилепленное к телу. Души готовы отдать все, что у них было и есть другим, просто, чтобы другие жили. Даже если их самих больше не будет.
И Сандиас понял, что сейчас уже Кри Та Ран хочет уйти. Даже если он уйдет в никуда. Но у Сандиаса больше шансов остаться. Сейчас он — самый сильный.
И… и, кажется, так было правильным?..
Но…
«Мое тело не выдержит, — он понял это первым, — Мое тело полуискусственное. Оно временно примет твои имплантаты, но вечно с ними не выдержит. Сердце — важный орган на уровне тела. Никто не сможет прожить без сердца. Люди научились делать искусственное сердце, но оно вечно работать не будет»
Но…
«Нет! — душа свободная сжалась напугано, — Не смей!!!»
Хотя она уже поняла, что другого выхода не будет. Здесь, на уровне души выбор очевиден.
А потом ее встрясло. Ту, невидимую душу. Все помутнело. Рывок…
Вдох… резкий вдох и такой мучительный! Тело, раненное тело, растревоженное чужими имплантатами, отчаянно вдохнуло, задыхаясь. Задыхавшееся тело… Этот первый вдох… Этот первый вдох на грани смерти и жизни такой мучительный! Вдох, когда воздух впервые растекается по легким… Колюче-сладкий… совсем другой… Когда существование переходит на другой уровень, а как раньше уже не будет. Этот ужас и этот опьяняющий восторг он уже раз испытал. Далеко-далеко. Когда его рожала мать. Нет… и еще один раз, когда он впервые слился с женщиной. Ну, не впервые, но в тот раз это получилось как-то особенно… Пьянящий вдох другой жизни, неизведанной и незнакомой…
Вспышка света… Он снова увидел свет! Но…
Сандиас растерянно распахнул глаза. Нет, от ужаса.
Боль, жуткая боль в груди! Нет привычного там движения. Сил нет. Только что-то копошится в крови и у той сильной боли, мелкое, мерзкое. Но…
Кри Та Ран поднял его и отпустил, позвал по имени, но мужчина его голоса не услышал, оглохший от боли. Он упал на бок. Щекою на снег. На толстое снежное покрывало. Кашлял. Кажется, кашлял.
Что-то холодное было под его щекой. Что-то горячее под его телом.
А потом его вроде подняли. Чуть пронесли. Усадили к чему-то твердому.
Когда Сандиас снова открыл глаза… Нет, когда он снова смог увидеть.
Он увидел нечто еще более ужасное, чем боль, выедающая его изнутри.
Молодой мужчина. Опустился перед ним на колени. Да, кажется, молодой. Он поднимает руку к своей груди. Его ногти вдруг удлиняются и заостряются. Становятся как лезвия. И… и Сандиаса передернуло от ужаса.
Он… Этот мужчина… он… он вырезал свое сердце! Совершенно спокойно! Даже не дрогнув лицом. И протянул к Сандиасу руку. Руку, на которой… Руку, с которой стекала кровь. На которой лежало оно… его сердце! Оно еще трепетало, все медленнее. И медленнее. Последние струйки крови покидали его…
Сандиаса передернуло от ужаса, от этого неправильного, неестественного, ненужного действия незнакомца. Он забыл свое имя, забыл, кто он, забыл, кто тот. Только видел мужчину, который спокойно вырезал свое сердце.
Тяжелораненный отчаянно хотел кричать. Ему надо было сказать… Попросить, чтобы этот безумец жил! Что не надо, но… Но он не мог говорить. Хрип вырвался из его пробитой груди. Капли крови вылетели на снег. Он не мог говорить. Ничего. Он задыхался. Он захлебывался своею кровью. Все мутнело… Только кашель… Да по его губам стекало что-то горячее… соленое…
«Зачем?.. Скажи, зачем?! Зачем ты вырезал свое сердце? Почему ты сделал это с совершенно спокойным лицом? Зачем протянул мне руку с этим… этим кошмаром?..»
А потом сознание раненного наконец-то помутнело.
Он уже стоял в стороне и смотрел, как Кри Та Ран вырезает у него обрывки старого сердца в груди, как помещает свое сердце вместо его. Как заставляет свои имплантаты, послушные его воле, соединить и заживить все сосуды, чтобы его тело и чужая плоть слились воедино. Чтобы они стали одним.
Душа видела, что его тело корчится от боли. Душа чувствовала, что и у кианина, лишившегося сердца, тело стонет и воет от боли. Но Сандиас-невидимый мог только быть в стороне и смотреть. Смотреть как тот, кого он когда-то страшно мучил, сейчас пытается спасти ему жизнь.
Просто потому, что Сандиас в детстве тогда отпустил его.
Души помнят красивое. Души помнят того, кто подарил им свободу или силу.
Души важных подарков никогда не забывают.
Но как же больно принимать те подарки, которые лишают жизни или самого ценного того, кто их дарит! Душам не нужны жертвы. Только бы видеть других счастливыми. Только бы дать кому-то шанс остаться живыми ради хрупкого призрачного радужного следа счастья где-то в будущем.
Души умеют жертвовать, но им самим чужие жертвы не нужны.
Но… этот человек так решил. Это была его воля. Его выбор.
И Сандиас-другой с мукой подумал, что ему придется принять чужой выбор. Просто потому, что души свободны. Хотя мучительно смотреть, как другой жертвует собой ради тебя. Чтобы ты остался, а его больше не было.
И Сандиас-невидимый с тоской смотрел, как ложится кианин возле его тела. Рядом, прикасаясь рукой к его руке, чтобы все еще имплантатами своими управлять. Чтобы вживили его сердце в чужое тело.
Он смотрел, как два кровавых круга растекаются вокруг двух тел. Как их кровь сплетается воедино. Чужое сердце и его тело.
Рывок…
Вздох. Первый вдох. Новый вдох ожившего тела. Мучительный и такой сладкий. И этот вкусный-вкусный воздух, которого так долго не было. Чужой воздух. Воздух чужой жизни и чужой свободы.
А потом он лежал на грани. Измученное тело. Душа измученная. Он устало вслушивался в пустоту разрушенного города. Чувствовал, как падает снег на его лицо. То тает, то остается: тело после операции то оживало, то снова скатывалось в небытие.
Сандиас слышал скрип снега под ее ногами. Слушал шелест ее одежд. Шум чего-то легкого. Нет, не такого уж и легкого, уносимого ветром.
В его груди билось чужое сердце.
Он слышал, как в последний раз очнулся кианин. Слышал его краткое прощание с Лерьеррой.
Девушка, плача, опустилась возле Сандиаса. Зачем?.. Она же не хотела быть с ним! Он вдруг вспомнил!
Но она сгребла снег с его тела, дрожащими руками. На миг задержала руку, невольно, почувствовав тепло живого тела, единственный источник тепла среди зимы и снежной пустыни.