Ветер моих фантазий. Книга 2 (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 25

— Возьми, — тихо попросила девушка, — Я ненавижу быть в долгу.

— Я ничего не сделала!

— Ты рядом была. Это иногда самое лучшее, — она вдруг улыбнулась, не той кукольной или едкой своей улыбкой. Живой теперь. И сейчас простое ее лицо с веснушками, глаза потеплевшие, серые, с чуть карего у зрачков, выглядели очень красиво. По моим меркам. Мода и я были понятиями не совместимыми.

Она, не спрашивая разрешения, рядом со мной плюхнулась, положила пакет между нами, раскрыла.

— Угощайся, — миролюбиво предложила она. И вцепилась в свой горячий стаканчик, к груди его поднесла, словно хотела, чтобы кофе согрело ей сердце.

— А ты…

— Старого приятеля встретила, — она усмехнулась, — Он мне свою карту одолжил. Чтоб на такси добралась и себя не позорила.

— Да при чем это! — возмутилась я.

— А тебя не это волнует? — она недоуменно моргнула, посмотрев-таки на меня.

Миролюбиво. И как будто дружелюбно. Тьфу, что за странный день?!

— Некоторые бывшие бывают добрые, — она вздохнула, протерла плечо. Отхлебнула, поморщила, обжегшись.

— Меня волновало, как ты сама. Мне плевать на твои деньги.

— А что я? — грустная улыбка, — Думаешь, меня в первый раз бросили? — потянулась забить рот круассаном, — Да я вообще не помню уже, сколько раз меня бросали!

Ее?! Королеву?.. Девушку модельной внешности?! Да что за жизнь у нее?.. И… и что на такие признания нужно говорить? Тем более, чужому человеку?

Она, заметив мое смущение, запихнула мне в руку другой.

— Жри! Если чудо-шоколад тебе дороже микробов, — криво улыбнулась, — Хотя полчище микробов к нему прилагается.

Меня учили всегда мыть руки перед едой. Но уже случилось непоправимое. Меня уже бросили. Первый раз бросили. Мой первый мужчина! А раз все уже посыпалось, раз я сейчас страдаю почему-то рядом с королевой сплетников, то микробы на булочках — это уже не самое страшное. Тем более, таких аппетитных. Булочках, то есть.

И приняв-таки подачку, я с наслаждением впилась в свежее легкое слоистое тесто зубами.

— Правда, классные? — улыбнулась девушка, по-настоящему, — Они вкусно делают. Собственно, мы там и познакомились. Когда я попробовала их булочки впервые, — вздохнула, — Пять лет прошло. А он все еще там работает. Придурок! Все еще официантом!

— Но он добрый, — смущенно улыбнулась, — Это же он угостил тебя? И еще карту свою доверил.

— Он глупый, — сказала она с какой-то нежностью.

Какое-то время мы молчали. Она сама мне вторую булочку запихнула, потом уже взяла себе вторую. И рот ею забила, сразу половину откусив и смешно щеки забыв, мешая мне что-то спросить, а себе самой — что-то сказать. Сейчас она выглядела настоящим хомяком. Я невольно рассмеялась. Она улыбнулась. С набитыми щеками. Это смотрелось странно. Но мило.

Прожевав, она отпила. Выпила с половину стакана. И я кофе отпила за нею. Оно бодрило и приятно согревало.

— А у тебя такое лицо, словно тебя в первый раз бросили.

Я кофе поперхнулась. Она меня по спине приложила. Серьезно. Кофе сразу нашло нужную дорогу, к свету.

— Да я пошутила! — рассмеялась Кристина, потом вгляделась в мое сердитое лицо, — Че, правда, что ли?..

Неприятно чувствовать себя как на допросе.

— Да не переживай ты! — она меня так по спине хлопнула, что я опять едва не подавилась, на сей раз слюной, нахмурилась, — Оно, конечно, неприятно. Ну, как в первый раз. А потом привыкаешь, — вздохнула, — Ну, или первые несколько идиотов как наждачкой по нервам. А потом — пофиг уже. Честно, — серьезно посмотрела на меня, — Но друзья-то хоть с тобой? Ты не с ними поссорилась?

— Нет, — проворчала я и отвернулась.

Чувствовала себя как в подземелье у инквизиции. С горячим кофе и круассанами. Или это особый вид допроса? К голодному подмазаться в доверие едой?

Кристина еще один пирожок откусила, зажмурилась с наслаждением. Словно и не плакала.

На нас с сомнением посмотрели трое модно одетых парней, проходящих. Кажется, из нашего вуза. Из старшекурсников. Или даже из магистратуры.

— Она или не она? — шепнул высокий своим приятелям.

Кристина одарила его таким взглядом, что отвернулись сразу они трое. И ушли торопливо. Она усмехнулась. Как молодая ведьма после удачного проклятья. Мол, я, конечно, не Баба Яга, но тоже ничего. Но что за жизнь жуткая у нее? Что она не помнит, сколько парней у нее было. И сколько раз ее кидали!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не хочешь — не говори, — она дружелюбно улыбнулась, мне улыбнулась. Непривычно.

Мы молча кофе допили. Одновременно руки протянули за булочками. Она меня пропустила. Потом жевали, смотря на набережную впереди. На кружащийся снег. Люди растерянно смотрели на нас, сидевших в холод на улице. Ну так, относительный. Русские люди — народ морозоустойчивый. Но домой не хотелось. Не хотелось расспросов от предков. Не хотелось объяснять Лере, что она сегодня увидела. И почему я ей ничего не сказала.

— Меня завтра все будут ненавидеть, — грустно улыбнулась Кристина, смяв пакет из-под кофе.

— Тебя же все любят!

— А! — она отмахнулась, — Не говори о том! Вранье это. Фасад и только, — вздохнула, — И даже Виталька! Блин, замуж уже звал! И бросил, только ему кто-то упомянул про моего отца.

Я промолчала. Не мое это дело.

— Мой отец в тюрьме сидел, — зачем-то призналась вдруг она.

Я снова промолчала. Я не знала, что сказать на это внезапное откровение и королеву сплетников на скамейке по-соседству.

— За убийство, — добавила она и вздохнула, — Его подставили. Он много выпил. Драка. Он защищался…

— Не надо. Я верю, — потупилась, — И не мое это дело.

— Но он меня бросил! — она сорвалась на крик, — Представляешь, он меня бросил!

— Отец? — в ужасе посмотрела на него.

— Проклятый Семенов!

— Э… — растерянно посмотрела нее, — Семенов?.. Виталий?.. С третьего курса?..

— А ты что-то о нем знаешь?! — она впилась в меня взглядом.

— Я… это… — отвернулась смущенно, — Так. Ничего.

Я только случайно услышала! Такое!

— Нет, ты скажи! — она сжала мою руку, — Скажи, умоляю! Что ты о нем знаешь?! С кем он спит?!

Смущенно отвернулась.

— Я тебя не отпущу, покуда не расскажешь! — потребовала королева сплетников.

Зачем я с ней связалась?!

Но она не отставала. Минут пятнадцать просидела на холоде, после кофе горячего остывшая, руку мою не выпуская. Метель началась. Пока еще легкая. Но ощутимо похолодало. Я с содроганием посмотрела на ее ноги в мини-юбке и капроновых колготках. Мне и самой-то уже стало холодно, а как она?..

— Скажи! — с мольбой попросила она. И добавила тихо, — Я никому не расскажу. И что услышала. И что от тебя. И… я же никому не говорила про отца. Я умею скрывать тайны, — грустно улыбнулась, — Хотя бы иногда. Тем более, если это меня касается… зачем мне говорить другим, как я облажалась? И с кем.

И я все же призналась, пожалев ее ноги и все остальное.

— Да я слышала, как он с парнями обсуждал бывшую.

— Это кто? — оживилась Кристина.

Соврала:

— Я не знаю. И вообще меня потрясло другое.

— Что потрясло? — она подалась ко мне.

Осмотревшись — никого уже не было: уже стемнело и прохожие редкие домой спешили, не обращая внимания на двух девушек, замерзающих на скамейке — я досказала:

— О ребенке. Он с нею спал. Она забеременела. Он ее уговорил на аборт. И говорил, смеясь, как ему повезло, что он так легко отделался. Что она, дура, согласилась на все.

— Чего?! — подскочила Кристина, пошатнулась, поскользнувшись на своих каблуках. Я кинулась ее хватать, чтобы копчик не отшибла, просыпав две последние сладкие булочки в грязь, чуть присыпанную белым снегом у наших ног.

Загудела вьюга, что-то резкое от моей собеседницы укрывая.

— Засранец! — выдохнула девушка сердито, — Что мой отец — убийца, так он меня бросил! Хотя я сама ни разу ни при чем! А что своего ребенка убил — это нормально?!