Лабиринт верности (СИ) - Чуринов Владимир. Страница 3

Город, живший сам по себе — за многие века неоднократно переходивший от одних властей к другим, но никогда не склонявшийся ни перед одной из них.

Город, где правили Банды. Где каждая улица была полем боя, на котором сходились чьи-то амбиции, желания, страхи и стремления. Где люди, говорившие на сотне разных языков, сражались клинками, пистолетами, магией и колдовством, стремясь ухватить за хвост шальную мечту о далеком, жестоком счастье.

Город, где лучшие в мире воины и убийцы были лишь одними из многих. Где шпионы могущественных держав Запада, Востока, Севера и Юга сходились в тонкой игре плаща и кинжала, выстраивали хитроумные комбинации и думали, что правят миром, а их меж тем привычно дергали за ниточки умелые кукловоды. Город, где золото текло рекой, рассыпаясь по грязным переулкам и заваленным отбросами площадям, минуя сотнями умирающих в канавах нищих.

Город, где даже демоны и боги служили лишь орудием в амбициозных играх смертных, нелепо прожигающих свою жизнь на этих, наполненных смрадом многовековой неизбывности, улицах.

Город вставал из моря мрачно, обыденно просто. И единственным, что удерживало его от падения в морскую пучину под гнетом многочисленных грехов жителей, был вязкий туман ненависти, злобы, взаимных интересов, скорби, страха, сомнения в будущем и безумной надежды. Пестуя которую, обитатели этой клоаки мечтали, что когда-то их жизнь изменится к лучшему. Мечта длинною в сотню тысяч жизней, неисполнимая, но поддерживающая дух этого места так же крепко, как серые скалы поддерживали его плоть.

Зеленые волны лениво бились о форштевень бригантины «Судьба моряка». Хлопанье парусов сменилось шелестом сматываемой ткани. Привычно скрипели мачты, фок чуть громче, чем обычно — расшатало в последнем шторме.

Палубу качало весьма умеренно, а потому можно было, невзирая на недовольное ворчание боцмана Марка Тровиолли — тучного и медлительного ригельвандца, — выбраться на корму и насладиться в должной мере букетом ароматов, изящно преподнесенным худшим из парфюмеров — огромным многолюдным портовым городом тропической полосы…

Так же можно было, наконец, рассмотреть через леса мачт и мельтешение птиц, не все из которых были просто безмозглыми пернатыми, приближавшийся город. Город, который должен был стать с одной стороны финальной точкой трехмесячного, до крайности утомительного морского путешествия, и с другой стороны началом новой, тонкой и весьма занимательной работы. «Рыба» знаменовала «дебют», излишне аморфная, но достаточно точная аллегория.

И не случайная, к слову. Почему-то капитан «Судьбы моряка», как уже было сказано, бригантины — неплохой, трехмачтовой торговой посудины грузоподъемностью 130 тонн, о 8 пушках, предпочитал всем прочим играм именно домино, причем предан был игре фанатично.

Так что вечерние партии в кают-компании, душной и пропитанной запахом черного табака, были, пожалуй, самыми яркими элементами воспоминаний пассажирской морской рутины последних трех месяцев.

То же, что ныне предстояло Реймунду Стургу, в наибольшей степени можно было бы назвать шахматной партией, не самой сложной, но весьма приятной.

Город вставал во всем блеске своего ничтожества, если более вежливо: во всем блеске бандитско-колониального стиля.

Порт — совершенно невероятных размеров стойбище для океанских и каботажных судов, более чем тридцати Экваториальных государств, и почти всех гигантов Южного Архипелага. На западе он был ограничен мощной цитаделью внешней обороны, прикрывающей город как с моря, так и с суши более чем тремя сотнями сорокафунтовых пушек, достаточно мощных, чтобы при метком залпе пустить на дно линейный корабль.

С востока порт был прикрыт много более скромным, чисто морским фортом, по совместительству являющимся таможней и портовым управлением. Это было нелепое пятиугольное здание из крупных серых глыб пористого камня с бойницами для шестидесяти морально устаревших чугунных, а то и железных бомбард, которые еле-еле могли бы отогнать средненького пирата.

Над обоими укреплениями, а так же над большой частью имевшихся в порту кораблей развевался кремового цвета флаг с тремя черными пиками — отмечавший власть неспокойного Шваркараса над этой грандиозной колониальной дырой.

Сам город шел на повышение — от порта с грязными, но добротными каменными причалами он поднимался к неблагополучным по виду припортовым кварталам — трущобам и складам по большей части. Из них ярко выделялись район с невысокой металлической оградкой, за которой ютились аккуратные мазаные домики с серовато-стальной черепицей; торговый район на востоке, отличавшийся величавостью купеческих контор и ветхой неприступностью торговых складов. А так же квартал неподалеку от западной цитадели — высотой стены и набором крепостных построек за ней он бросал вызов укреплению.

Далее виднелись лишь пики церквей и храмов, редкие башни и витые насесты, да в центральной части множество шпилей, дворцов и городских поместий немногочисленной, но богатой шваркарасской колониальной знати Ахайоса.

Нельзя было оставить вниманием еще два крайне интересных объекта архитектуры — небольшую пагоду в Восточной части, и массивные, высокие — не менее пятидесяти метров — башни черного камня, усаженные декоративными шипами и сложными флагами. Информаторы не врали, в городе и правда есть диаспора дракийцев [3].

Остальная же часть Ахайоса имеет существенно меньше причин быть упомянутой в данном отчетном описании. Как это ни прискорбно, она в наибольшей степени могла претендовать на звание среднее между руинами, трущобами и логовищами разнообразных деклассированных элементов, с которыми приличный человек, и уж тем более представитель уважаемого Международного Альянса, не мог иметь ровным счетом ничего общего.

Ну и напоследок можно вспомнить о том, что порт пестрел флагами зловещего и неоднозначного характера — от краснеющей обезьяньей задницы до расколотого ятаганом черепа. Пираты — один из самых ярких элементов, знаменующих степень морального разложения Ахайоса…

Что ж, и в грязи играют в шахматы…

Реймунд был обрадован и встревожен. После событий последнего задания ему очень нужно было новое дело. Новая цель. Новая возможность доказать себе и тем, кто наблюдает за ним, свою способность работать четко и чисто. А так же доказать ей. Доказать, что больше он не позволит ни обманывать себя, ни использовать. Однако, Экваториальный Архипелаг был для него новой, неизведанной доселе, игральной доской. Это был отличный вызов. И Реймунд готовился его принять, вспоминая и систематизируя в памяти все, что ему доводилось слышать о нравах, традициях, обществе, политике и войне своей новой охотничьей вотчины.