Мама, я демона люблю! (СИ) - Тараторина Даха. Страница 29

— Чтобы через год мы сидели на этом месте втроём.

— Через год? Не рановато ли? — смеялась я, а сердце замирало в предвкушении. Кажется, я хотела дочку с тех самых пор, как бегала по дому в детской рубашке. С тех пор, как, утирая текущую из носа влагу, бежала за папой, хватала его за штанину и умоляла не уходить. Я так хотела дать своему ребёнку то, чего лишилась сама.

Антуан поцеловал тогда в макушку и прошептал:

— С тобой — в самый раз.

Тюк!

Нет, я определённо набью в этом месте такую шишку, что не влезу в похоронный короб!

— М-м-м! — расшибла колено в кровь, пиная им крышку сундука. Оно того стоило: сидящий верхом Антуан не удержался и едва не сверзся на дорогу.

— Гадина! — сообщил он мне.

— М-м-м! — что означало «от такого же слышу!».

Наконец, лошади остановились. Тут бы к месту пришёлся вид на лес, выкопанную ямку или, того хуже, лопату, которой мне же и велят копать посмертное ложе. Не просто убить, но ещё и заставить работать перед смертью — что может быть хуже?

Но Антуан привёз добычу домой. К себе домой, разумеется.

Он редко приглашал меня в гости. В шикарном большом особняке не хватало слуг, он обветшал, а пыль скапливалась быстрее, чем её успевали вытирать. Поэтому единственный наследник знатного рода предпочитал сам наведываться к знакомым в городе, выторговывая развлечения на собственное общество. Мама смеялась над ним поначалу, говорила, что брезговать работой — не дело. Но красавец быстро очаровал и её, читая, словно открытую книгу. Подумаешь, не желает пачкать ухоженные чистые руки! Столь приятный знатный мужчина не обязан трудиться, проживёт как-нибудь. Особенно попадись ему работящая верная жена. Такая, как я, например.

Вот и сейчас дом пустовал. Ветер донёс сырой холодный дух, будто каменные стены давно стали склепом для чести и совести.

— М! — гордо сообщила я, имея в виду, что ни чуточки не боюсь.

— Потерпи, цветочек, — Антуан откинул крышку и по-хозяйски потискал меня. — Сейчас уединимся.

Он оценил идеально остриженные чистые ногти и, видимо, пришёл к выводу, что таскать брыкающихся (а я точно буду!) девиц — дело неблагодарное.

— М-м-м-м! — подтвердила я его опасения.

— Парни, выгружай, — решил, наконец, похититель.

— Что, решил всё-таки поделиться? — хохотнул тот из них, что вонял чуть сильнее.

— Мало вам? — скривился бывший. — Я с вами с лихвой расплатился.

— Так то всего лишь деньги. Ещё непонятно, откель ты их взял, — протянул второй и громко шлёпнул меня по бедру. Я в долгу не осталась: извернулась и не менее щедро пнула его в голень. — А-а-а! Подлюка!

— Я предупреждал, — бывший предусмотрительно вылез из экипажа и отошёл на расстояние, способное обезопасить его от злобной подлюки, то есть, от меня.

— Не очень-то и хотелось! — обиженно потёр ногу мужик и кивнул второму: — Раз-два, взяли!

Нет, я всё равно брыкалась. Один нёс меня за ноги, другой придерживал под мышки, отчего верёвки натягивались ещё сильнее и жутко врезались в плечи. Но я извивалась, ругалась сквозь кляп, обещая всей троице кары небесные, ведьминские и демонические. Силы закончились примерно на середине лестницы, ведущей на второй этаж. Насквозь пропотевшая, лохматая, покрытая ссадинами и ожогами от верёвок, я поникла и признала неизбежное: попалась.

— Дальше я сам, — Антуан соблаговолил взмахнуть своей идеально уложенной шевелюрой, отпуская подчинённых.

— Точно?

— А справишься? — сально заржали они, якобы случайно похлопывая меня по ягодицам.

— Не сомневайтесь! — Антуан попытался перетянуть добычу к себе, но, непривычный таскать тяжести, пошатнулся и рухнул на пол вместе с пленницей.

— Пф-ф-ф-ф! — не преминула прокомментировать я. А вот Рок меня одной левой поднимал! Ну, может, не одной, но поднимал же, а не пыхтел, покрываясь потом.

— Ну-ну, — бугаи, кажется, взглянули на меня сочувственно. Не то пожалели девчонку, не то себя, лишённых развлечения.

Пока я пыталась прикинуться улиткой и отползти подальше, бывший с видом хозяина раздавал указания: далеко от дома не отходить, ворота охранять, демона издалека высматривать…

— Ну да, как же, — тот, что хохотал громче, сложил руки на груди. — Ты командуй, командуй. Мы пока поглядим, что у тебя в погребе осталось, а там посмотрим.

— Или не посмотрим, — поддакнул его приятель, разукрашивая щербатой улыбкой туповатое лицо.

Антуан, как мог, держал лицо, пока помощники не скрылись, и только тогда пробормотал:

— Смотрите, смотрите. Бочонка того пойла, что осталось в кухне, свиньям не жалко. А ты куда это?! — он поймал мою потихоньку отдаляющуюся лодыжку и притянул обратно. — Сбежать собралась?

Я наугад пнула, признавая, что побег не удался. Судя по стону, попала. Судя по фальцету, удачно.

— Гр! — добавила и второй ногой. К сожалению, на этот раз мимо.

— Нет уж, цветочек. Так просто тебе от моего общества не избавиться.

Бывший удивительно ласково приподнял меня и волоком втащил в комнату, бедром пнув дверь. Ну разумеется, это была спальня! Кто бы сомневался. Мама говорила, что мужчинам нужно только одно. Сначала я смущённо хихикала, потом заинтригованно выясняла подробности, а после презрительно кивала, соглашаясь. Сегодня же приготовилась драться: с магией или без, но опозорить себя ещё раз не дам!

— Смотришь так, будто я твой смертный враг, — Антуан дотащил меня до кровати, но поднять сходу не смог, присел на край отдышаться. — А я ведь пытаюсь помочь! Ну что? Что я тебе сделал, цветочек? М?

— М! — округлила глаза я.

Бывший понимающе вытащил кляп со звуком, напомнившем откупоривающуюся бутылку.

— Ты козлина! — сообщила я. Вряд ли это стало новостью для Антуана, но мне хоть чуть полегчало. Распробовав безнаказанную ругань, я продолжила: — Мерзавец! Подлец! Лгун и кобелина!

Мужчина попытался сунуть кляп обратно, но я уже так просто не давалась: если эта тряпка окажется у меня во рту вновь, его пальцы останутся там же. Отдельно от рук.

— Я бы предпочёл «обаятельный хитрец, не лишённый женского внимания».

— А ещё скотина и предатель, — закончила я, без страха глядя ему в глаза. И перед этим ничтожеством я лебезила? Ползала у ног, смотрела умоляюще снизу-вверх. Он и сейчас сидел на перине, вынуждая меня оставаться на полу. Задирать голову, как тогда, когда я умоляла его не уходить. Но почему-то на этот раз, связанная, бессильная и избитая, я не чувствовала себя жертвой. Не я блуждала маленькими глазками по комнате, надеясь зацепиться хоть за что-то, что прибавит уверенности; не мои ладошки мяли край одеяла; не я суетилась, пытаясь найти удобную позу. Я смотрела на него снизу-вверх, связанная и прекрасно понимающая, чем закончится сегодняшний вечер. Но униженной и жалкой в этой комнате была не я. — И трус. Ты, Антуан, трус и слабак. Ты даже не способен признать вину, лишь строишь из себя непонятого романтика. А на деле не можешь посмотреть мне в глаза и сказать «прости».

Он вскочил на ноги, наклонился, чтобы высказать мне в лицо всё, что думает, но не выдержал прямого взгляда и забегал по комнате:

— «Прости»? «Прости»? Это за что же я должен просить прощения, а, цветочек? За то, что днями и ночами бегал за тобой, как собачонка, пытаясь заслужить поцелуй святой невинной Тристы? За то, что задабривал твою мамашу? Учил идиотские правила поведения, запоминал ваши привычки? За то, что выслушивал бабские фантазии вместо того, чтобы заниматься собственной жизнью? Да я заслужил благодарность!

— Ночной горшок на голову ты заслужил. Вместо короны.

— Заткнись сейчас же, ведьма!

Антуан, наверное, и сам не понял, с чего бы это у него хватило духу. Удивлённо уставился на узкую изящную ладонь, которой только что ударил меня по губам. Ударил неловко, наверняка лишь пытаясь прикрыть рот. Но я дёрнулась, а он разозлился, и получился шлепок. А потом из губы пошла кровь: сильно, жарко. Как раз одновременно с тем, как закончил кататься по полу соскользнувший с пальца и оцарапавший меня перстень. Бывший испуганно прижал ладони к мгновенно побледневшим щекам, пытаясь, видимо, не закричать. А я, как и полагается сильной и жёсткой женщине, скривилась, небрежно вытерла разорванную губу плечом и выплюнула: