На Закате (СИ) - Шульженок Павел. Страница 40

Аполлос между тем подавлял в себе гнев, который вскипал в нем, при виде нечестия, творящегося в этой забытой Богом деревне, где при полном попустительстве инспектора жило и укреплялось язычество. И Паллон вызывал у секунданта яростное желание казнить его первым.

— Полагаю, нам нужно выписать из Армьена центурию, и навести здесь порядок железной рукой. А при малейшем сопротивлении, устроить децимацию. — зло ответил Аполлос.

— Мне понятны твои чувства, но как ты помнишь, они нам будут только мешать — покачал головой Кастор. — Какой результат нам нужен? Восстановление христианского благочестия, а господину Паллону, нужно, что бы это село не сожгли, а его голова не поехала на копье в Армьен. Значит, давайте договоримся так, что бы все наши пожелания были учтены. Господин Паллон сам, под свою ответственность, обеспечивает безопасность комиссии, а центурия из Армьена сохраняет Вокьюр на карте Вестера. Вам ясны наши условия, господин Паллон?

— Ты оправдываешь свою славу Кастор… Похоже, у меня нет выбора. — неожиданно улыбнулся Гувер, хлопнув по коленям. — Мои парни будут беречь тебя как найденный дукат, на это можешь положиться. И будем молить Бога, что бы ни один из местных придурков не поставил на всем крест.

— Гувер… — разочарованно протянул Барроумор. — Ну ты же голова. Или ты думаешь, что в твои обязанности входит только охота и попойки? Доведи до сведения селян, что их ждет, если инспекция столкнется с противодействием.

— Ладно, сделаем, конечно. Но и у меня есть одно условие…

— Интересно послушать.

— Ты же знаешь Вестер, инквизитор. Мы очень сильны своими добрыми традициями… Так не будем же их нарушать. По случаю вашего приезда, я намерен дать охотничий пир, сегодня как раз добыли пару приличных кабанов, и вечером мы их зажарим. Доброе вино, песни и запах жареного мяса.

— Плохо жареного мяса. — уточнил Кастор. — Ну да ладно. В этой традиции ничего скверного не усматриваю. Мы будем.

— Тогда я пойду пожалуй. Нужно поставить людей в известность, и уже заниматься приготовлениями. — добродушно ответил Паллон, поднялся на ноги, и, слегка поклонившись, вышел.

— Он как-то переменился после нашей угрозы… — задумчиво проговорил Аполлос.

— Он умный мужик. — ответил ему Кастор. — Совладал с собой, и решил не осложнять свою ситуацию понапрасну… Видимо, что-то задумал. И уж поверь мне, притворяясь, он ненавидит нас еще больше. Можно ждать сюрпризов.

После обеда Кастор отправился немного полежать, а Аполлос отправился прогуляться до храма, благо было недалеко. Косоглазый паренек Балин вызвался проводить господина инквизитора, и быстро раздобыл для него деревянную клюку, на которую можно было опираться.

После сумрачного зала залитый солнцем двор несколько порадовал секунданта, разогнав даже мрачное впечатление от общения с Паллоном и его парнями. Веяло легким ветром, пахнущим древесиной и дымом, по двору паслось несколько небольших жирных кур, где-то в дали слышался перезвон кузнечного молотка. Тихая деревенская идиллия разворачивалась вокруг, гораздо более благополучная и мирная, чем в мрачном Сборри. По сути, Аполлос в своей жизни, был знаком только с двумя этими деревнями, и больше сравнить ему было не с чем.

— Вообще-то у вас очень милое место… — сказал он Балину, едва они вышли со двора на центральную улицу и принялись подниматься ко храму.

— Да, Ваше Преподобие, истинно так… Но если тут жить, так и по-волчьи пожалуй завоешь. — посетовал парень. — Вот и не удивительно, что Вестер славен оборотнями.

— Ликантропами?

— Ну не знаю, оборотнями… Когда человек как волк становится.

— И что же, часто у вас такое происходит?

— Слава Богу, у нас тут тихо… — с этими словами Балин сплюнул назад, через левую руку. Но вот там, у Стены, всякое бывает. Там интереснее…

— По-твоему встреча с ликантропом это интересно? — усмехнулся Аполлос.

— Ну так а для чего живем, как не для смерти? Все помрем… А вот оборотня убить, это у меня мечта. Или нежить какую повидать. Страсть как интересно.

— Знаешь, я один раз видел некрона, одно тебе скажу: никому этого не пожелаешь, и не интересно это. Страшно, всегда страшно.

— Хорошо Вам, Ваше Преподобие, вы хотя бы знаете, о чем говорите. А я здесь кроме диких свиней да кур ничего и не видел… Вот пусть бы я испугался лучше, в штаны наложил, все одно — интересно.

Едва поднявшись к церкви, Аполлос увидел вдруг великолепный вид, открывающийся с северо-запада. Сплошной темно-зеленый ковёр леса убегал в синеющую даль, упираясь в подножие величественного горного хребта, протянувшегося с юга. Аполлос никогда прежде не видел гор, и вообще ничего настолько огромного и внушительного. Первое, что приходило в голову, при виде исполинской складчатой гряды, это прославление Бога, чьей силой могло быть создано нечто подобное. Облака ютились в седловинах между вершинами, борозды прочерченные горными реками пролегали тонкими морщинами на могучих склонах, а на некоторых, самых высоких вершинах, можно было увидеть белеющий покров снега.

На северном склоне, на самом краю хребта, можно было разглядеть и творение человеческих рук: имперская крепость с высокими стенами и башнями казалась отсюда такой крошечной, что в ней невозможно было ничего разглядеть, а от неё тонкой светлой ниточкой тянулась дальше на север стена, исчезая в дали, уже недоступной глазу.

Молодой инквизитор смотрел на это несказанное великолепие, забыв даже о дыхании, и действительно, сам того не замечая, произнес хвалу Господу.

— А… Это вон Стена Ворона и есть. — буднично пояснил Балин, который, очевидно, имел перед глазами этот пейзаж каждый день на протяжении всей своей жизни. — А дальше уже всё, Мистерион.

— Дивны дела Твои, Господи… — только и ответил Аполлос. — И ты говоришь, туда, ближе к стене уже можно встретиться с ликантропом?

— Но через стену-то он вряд ли пройдет, а вот через хребет махнуть, это ликентропу…

— Ликантропу.

— Да, ему… Это вполне возможно. Это человеку преграда, а он же зверь, может и перелезть.

Оторвавшись, наконец, от пейзажа, Аполлос обратил внимание на церковь. Высокая крыша деревянного храма стрелой пронзала голубое небо, венчаясь западным крестом на самом коньке. На фронтоне было прорезано световое окно в виде трилистника, еще два стрельчатых окна располагалось по сторонам от въхода.

На темных створках двери можно было увидеть истрескавшиеся, но вполне различимые барельефы, изображающие в наивной манере шесть господских праздников. Аполлос с некоторым умилением изучал головастые человеческие фигурки, с первого взгляда кажущиеся шуткой, но на самом деле, словно впитавшие в себя любовь и благоговение резчика-простака, который своим трудом как мог старался послужить Христу.

— Хорошая церковь… — улыбнулся Аполлос и потянул одну из створок на себя. Дверь отворилась с пронзительным скрипом, но достаточно легко. — Вы что же, её не запираете?

— Так а от кого запирать? Медведь в неё разве что залезет… — усмехнулся Балин. — А если красть, то там и красть нечего.

Двое посетителей вошли в полумрак храма, громко ступая под дощатому скрипучему полу. В лучах света, пробивающихся сквозь окна на фасаде, роилась пыль, в прохладном воздухе пахло мхом и сухим деревом. В храме не оказалось ни одной лавки, обычно стоящих рядами, просто пустое темное пространство до самого алтаря. Из всей обстановки лишь несколько пыльных аналоев, составленных у стены, рядом с солеёй. Аполлос прошел дальше, поднялся в алтарь и захотел было приложиться к престолу, как увидел, что старая потертая накидка из бордовой замши вся покрыта толстым слоем пыли. В лампаде, стоящей здесь же, конечно же не было ни какого масла.

— А скажи мне, дорогой Балин… Как давно здесь не служили?

— Ну с Пасхи и не служили… Когда она была, в марте что ли. — спокойно ответил парень. — Поп с Армьена приезжал. А так, кому здесь надо? Мы с преподобным Тибольдом молимся дома, сюда и не заходим. Никто сюда не ходит вообще.