Прячтесь! Будет ограбление! (СИ) - Иванов Стас "De_souza". Страница 3

— И что ты, Антоша, предлагаешь? — спросил Глебов. — Забить на мечту о нашем фильме?

— Нет, никогда.

— Тогда напрягись и придумай нам сценарий фильма, который мы точно сможем снять. Сами, своими силами, без больших денег. И который будет интересен зрителям. Напиши ну, например, про гениальное преступление. Давай, ты же фанат экшн-фильмов, ты отсмотрел все работы в криминальном жанре. Ты должен знать о преступниках и преступлениях всё.

— Ага, — влез с замечанием Покровский, — знает этот рыжий о преступниках, как же… В музыкальной школе из него воспитали первоклассного рецидивиста.

Нахмурившись, Шутов неуверенно пробормотал:

— Ладно, Серега, я подумаю, что можно сделать. Обещаю, что-нибудь придумать.

Глава 3

Константин Давыдов, худощавый мужчина пятидесяти лет, одетый в идеально скроенный под него черный деловой костюм, с зачесанными назад темными волосами с двумя глубокими залысинами на лбу, сидел за столиком на веранде загородного коттеджа. Полностью застекленная стена веранды выходила во дворик с аккуратно подстриженным газоном, полностью зеленым, несмотря на время года. За газоном в один ряд росли невысокие ели, а за ними можно было рассмотреть стену забора из красного кирпича. Всё было ухоженным, чистеньким, аккуратным. Правда, с десяток неглубоких ям, в беспорядке раскиданных по газону, несколько портили впечатление от этого уютного дворика.

На веранде с бутылкой виски и парой рюмок появился Аркадий Синявкин. Это был мужчина лет пятидесяти, невысокий, лысый и очень массивный. Из ста пятидесяти килограмм его веса килограмм сорок ушло на округлый живот и жирок на ляжках, а остальные сто десять — на скелет, органы и мышцы. Причем на мышцы ушло большинство из них. По случаю раннего утра на Синявкине были лишь шлепанцы на босу ногу и завязанный на поясе полосатый халат.

Поставив рюмки на стол, Синявкин принялся разливать по ним виски.

— Слушай, Аркаша. Я вот смотрю на твой двор и никак не могу понять, зачем у тебя дырки в газоне. Собрался что-то строить?

Аркадий сел напротив Давыдова и взял свою рюмку.

— Да какое там. Это всё пес, среднеазиат мой. Дурной совсем. Я щенком отдал его на обучение, а через неделю эти черти из псиной школы вернули его назад. И знаешь, что они сказали? Сказали, что моя собака — дебил. Самый настоящий. Он не поддается обучению, потому что не считает себя собакой. Его, типа, щенком воспитывало какое-то другое животное, и он перенял у него модель поведения. Пес вообще ничего не умеет делать, как собака, он даже никогда не рычит и не лает.

— И что это было за животное?

— Да хрен его знает. Наверное, кролик. Он целыми днями роет ямы. Я их закапываю, а на следующий день их становится больше. Реально задолбал, сволочь. — Синявкин поднял рюмку. — Ну что, будем?

Чокнувшись, мужчины опрокинули в себя рюмки.

— Эх, мне бы твои проблемы, Аркаша, — вздохнул Давыдов.

— Ладно, с чем приехал?

— Тут такое дело… — Давыдов состроил жалостливое лицо и умоляюще взглянул на Синявкина. — Те пятьдесят лямов, которые я тебе должен… Мне бы это, еще отсрочку.

Вмиг утратив благодушное расположение духа, Синявкин хлопнул рукой по столу, едва не вогнав его ножки в пол.

— Да ты совсем обнаглел, Давыдов! Я давал тебе кредит на два месяца, а уже прошел год! Год! Где мои пятьдесят миллионов? Или ты хочешь вернуть мне их с процентами?!

— Да пойми, Аркаша. Есть обстоятельства…

— Обстоятельства?! — почти прорычал Синявкин. — Шлюхи, кокаин и тотализатор — вот твои обстоятельства!

— Я всё верну, — взмолился Давыдов. — Но сначала мне надо расплатиться с Гнусавым! Он же может меня убить!

— Так-так-так. Гнусавого ты, значит, боишься, а меня — нет? Меня можно динамить, а его нет? Так, по-твоему?

— Ну Аркаша, вспомни, какие мы раньше проворачивали дела. Нас такие люди боялись. Нас все уважали. Ну войди в мое положение. Мы ведь друзья.

Синявкин разлил по рюмкам виски и поднял свою. Немного остыв, он сказал:

— И только поэтому ты, Давыдов, всё еще жив. И даже можешь ходить без костылей. Я дурак, что дал тебе деньги под честное слово. Если бы ты оформил всё в моем банке по закону, уже давно бы лишился своего пентхауса. — Синявкин выпил свое виски. — Короче, так. Ищи бабло где хочешь. На крайняк перезанимай под свою хату. Но деньги ты мне вернешь. Это я тебе гарантирую. Ты меня знаешь, я не шучу. — Синявкин снова наполнил свою рюмку. — А теперь давай не будем о делах.

Выйдя из ворот коттеджа Синявкина, Давыдов направился к припаркованной за углом машине. Он был нетрезв и сильно зол. На своего бывшего напарника, с которым в конце девяностых, начале нулевых они держали несколько районов города, собирая дань с коммерсантов. Вдвоем. Потому что никто больше в городе не мог танковать, как Синявкин, и никто больше не мог стрелять так же метко и быстро, как Давыдов.

— Вот скотина, — пробормотал себе под нос Давыдов. — Совсем зажрался, банкир. Пятьдесят миллионов ему, видите ли, жалко…

Когда Давыдов завернул за угол и потопал к своей машине, припаркованной между двух коттеджей, из-под забора с территории Синявкина вылезла большая белая собака — среднеазиатска овчарка. Бодро помахивая обрубком хвоста, пес подбежал к «Кайену» Давыдова, задрал ногу и начал мочиться на колесо.

— Да-да-да… — задохнувшись от ярости, вызванной столь бесцеремонным поведением собаки, и так и не сумев выдавить из себя ни слова, Давыдов побежал к собаке.

А пес, сделав свое дело, прошмыгнул к лазу и полез под забор. Всё, что успел сделать подбежавший Давыдов, это схватить собаку за купированный хвост и попытаться вытащить ее из дыры. Однако сила стокилограммовой псины была такова, что сколько бы Давыдов ни упирался ногами в землю, удержать собаку было невозможно.

Когда хвост собаки выскользнул из рук Давыдова, тот, тяжело дыша, разогнулся, вытер ладони о брюки и выдавил из себя:

— Вот тварь. Откуда ж такие берутся-то?

Заглянув в лаз, Давыдов присвистнул от удивления, потому что под забором был прорыт полноценный подкоп, через который легко бы мог пролезть взрослый человек. Идея, возникшая в голове у Давыдова, заставила его немного повеселеть.

С мрачной ухмылкой он залез на водительское сиденье своего джипа и завел двигатель.

Глава 4

Чтобы никто не сумел дотянуться до будильника и вырубить его, он по традиции располагался в центре комнаты на полу. В это утро он был заведен на восемь часов, но после ночных похождений единственным, кто проснулся от звонка, был Сергей.

Зевая, Глебов, спавший на раскладушке, откинул одеяло в сторону и некоторое время просто лежал, уставившись в потолок и пытаясь окончательно проснуться. Сделав над собой усилие, он сел и толкнул ногой раскладушку с храпевшим рядом Покровским.

— Подъем! — крикнул Сергей Антону, спавшему на кровати в другом конце комнаты. От его крика открыл глаза Гоша, однако Шутов лишь промычал что-то невнятное и, перевернувшись на другой бок, продолжил спать. Из-под одеяла торчала лишь его голова в ночном колпаке.

— Надо так, — сказал Покровский, взял свою подушку и запульнул ее в Антона.

Попадание оказалось точным — всхрапнув, Шутов мгновенно сел, откинув одеяло. Спал он в пижаме, украшенной розовыми слониками.

Поставив ноги на пол, он с закрытыми глазами быстро и громко сказал:

— Летите на Юг, сиськи! Теперь вы свободны! — Открыл глаза, осмотрелся и зевнул. — А, что? Уже пора вставать?

— Боже, мне даже страшно представить, что творится у тебя в голове, — признался Покровский.

— А в чем дело? Ладно, неважно. — Преисполнившись возбуждения, Шутов стянул с головы колпак. — Парни, я всё понял! Он мне всё рассказал!

— Кто? — одеваясь, спросил Глебов.

— Иисус! Иисус посоветовал мне, как снять наш фильм!

— Эй-эй, притормози, — забеспокоился Сергей. — У тебя что, опять припадок?